Эстер пора было уходить. Она встала со ступенек, Джон также поспешно поднялся. Они стояли близко друг к другу, лицом к лицу… Джону захотелось поцеловать Эстер еще тогда, в первый день их знакомства, и сейчас, когда обстоятельства благоприятствовали, он осторожно притянул ее к себе, не будучи уверенным в том, какая последует с ее стороны реакция. Но к вящему удивлению Джона, Эстер тут же привстала на цыпочки, дотронулась прохладными ладонями до его лица и мягко поцеловала его в губы. Это длилось всего секунду, лишь на одно мгновение ее грудь коснулась его груди, кружева широкой юбки Эстер обвили его ноги. Лишь на одно мгновение…

Эстер взбежала вверх по лестнице и скрылась за дверью. Джон улыбнулся, радостно хлопнул ладонью о каменные перила балюстрады и вышел со двора на улицу.

Всю дорогу до дома он почти бежал, подпрыгивая от счастья. Ночь была теплая, а небо — ясным и звездным…


Марта сидела в спальне перед туалетным столиком с зеркалом и с каким-то ожесточением расчесывала свои волосы черепаховым гребнем. Джек уже лежал в постели, перед тем аккуратно взбив подушки.

— Что это за парень, с которым Эстер сегодня сидела за столиком в баре? — спросила Марта. — Она ведь знает, что это запрещено.

Джек, который к тому моменту был уже невероятно утомлен сумасшедшим субботним вечером, подумал про себя, что от Марты, как всегда, ничего не скроешь.

— А может быть, у нее есть возлюбленный? — ответил он. — Пора бы уже. За ней тут многие увиваются.

— В таком случае ты обязан разузнать о нем все. Этот молодой человек вполне прилично выглядит, но сразу видно, что он недостаточно богат, чтобы ухаживать за твоей сестрой.

Джека покоробил явный сарказм, звучавший в голосе Марты, который был явно направлен на его теплое, искренне братское отношение к Эстер.

Джек давно уже перестал задавать себе вопрос, почему он в свое время решил жениться на Марте, сказав себе «горбатого могила исправит». Время от времени он заставлял себя вспоминать о том, что и у Марты есть хорошие черты характера. Это в особенности требовалось ему тогда, когда ее придирки и ворчание становились невыносимыми. Раньше, по молодости, Джек в таких случаях просто лупил ее, сажал ей синяки под глазами, а один раз даже выбил зуб, чего Марта не могла ему простить до сих пор. Постепенно она научилась различать ту зыбкую грань, которую переходить не следует, и искусно использовала свою интуицию в перепалках с мужем.

Джек неодобрительно хмыкнул.

— Эстер сама скажет мне, когда ей нужно будет получить мое одобрение и благословить ее. А сейчас погаси свечи. Ты прекрасно знаешь, что я не могу заснуть при свете.

Утром Джек забыл об этом инциденте. Марта же, напротив, решила следить за каждым шагом Эстер. Она поняла, что девушка влюблена. Несмотря на то, что сама она давно уже забыла, что это за чувство.


Обед в кругу семьи Харвудов проходил как обычно. Джон появился в столовой, как только часы пробили два пополудни. Каролина и ее родители поздоровались с ним.

Каролина была небольшого роста, и ей приходилось слегка откидывать назад свою кудрявую темноволосую головку, чтобы смотреть на Джона. Нежный спокойный взгляд ее карих глаз никогда не выдавал ни сильной воли, ни самообладания и стойкого характера, которым была наделена от природы эта девушка. Постоянно уверенная в себе, выдержанная, она привычно тепло улыбалась Джону.

— Надеюсь, у тебя все в порядке, Джон.

Вежливо ответив Каролине, он вдруг почувствовал какое-то облегчение. Ее присутствие словно отрезвляло его. Все сразу становилось на свои места, а Джон любил спокойствие и порядок. Он пытался убедить себя в том, что чувственность, которую пробуждала в нем Эстер, угаснет, как только он перестанет с ней видеться. Ничто не могло сравниться с обществом Каролины — умной, воспитанной, понимающей непростой характер Джона и его гордость.

— Папа говорил мне, что ты сейчас очень занят специальным заказом. Золотое изделие для подарка Председателю Почетного Общества Ювелиров по случаю его ухода в отставку, — заговорила Каролина, — а я даже не видела эскиза. Что это будет?

Джон ожидал подобного вопроса и достал из внутреннего кармана куртки копию эскиза. Разгладив лист на столе, он и Каролина склонились над ним.

— Как видишь, — сказал Джон, — это круглый поднос на четырех небольших ножках.

Он водил пальцем по рисунку.

— А здесь будет гравировка. Цветок «Гордость Лондона».

— Замечательно! Это была твоя идея?

— Да, предложение было мое, — признался Джон, довольный ее похвалой. Вообще энтузиазм Каролины по поводу его работ всегда очень воодушевлял его.

— А что будет в центре?

— Святой Дунстан.

— Ах да, покровитель ювелиров! Лучше нельзя было и придумать.

— И проба Общества с девизом «Justitia Virtutum Regina».

Каролина восхитилась.

— Это будет изумительная, чудесная вещь!

— Я сделаю все, что в моих силах.

— Ты всегда работаешь только так, — гордо прошептала Каролина, отходя от стола и давая возможность другим посмотреть на эскиз.

Из-за большого количества гостей на обеде Джон не смог поговорить с Каролиной наедине. Поэтому он сразу же забыл о ничем не примечательном воскресенье, как только на следующее утро приступил к выполнению почетного заказа. Стоило Джону взять в руки золотой диск, как он забывал обо всем и целиком погружался в работу.

Диск был из мягкого золота особого сорта. Иногда ею называли «белое» или «чистое». Этому металлу можно было придавать любую форму с помощью специального молотка. Джон начал с того, что подравнял диск до нужных размеров и зачистил края, чтобы предотвратить появление возможных разломов и царапин. Затем он наметил центр — пространство, которое должно было оставаться плоским, а потом с помощью небольшого молоточка стал выбивать кромку подноса, медленно вращая его по часовой стрелке. Постепенно из-под искусных рук мастера стал появляться резной обод блюда…

Прошла неделя, вновь наступило воскресенье. Джон был вполне доволен тем, как продвигается работа. Подходя к таверне Хиткок, он едва открыл калитку двора, как Эстер выбежала ему навстречу. Она не хотела, чтобы кто-нибудь знал об их встречах до тех пор, пока Джон и Каролина не разберутся в своих отношениях. В противном случае Эстер поставит в неловкое положение Джека, да и мистера Харвуда, не говоря уже о самом Джоне.

— А вот и я! — воскликнула она, широко разводя руки в стороны.

Джон посмотрел на нее, на ее радостное личико, обрамленное золотистыми волосами, и забыл обо всем на свете. О Каролине, о мастерской, о подносе.

Он поспешил ей навстречу и, подойдя поближе, взял ее за руку.

— Эстер! Я никогда еще не встречал такой красивой девушки, как вы, поверьте мне.

Она верила.

— Давайте не будем терять ни минуты, Джон! — сказала она. — Пойдемте к реке! По-моему, сегодня весь Лондон будет путешествовать по Темзе на лодках.

И они пошли к реке, взявшись за руки, беседуя, узнавая все больше и больше друг о друге. Они то вдруг принимались бежать, весело и звонко смеясь, то вдруг замедляли шаг, неторопливо двигаясь к берегам Темзы.

Наконец Джон и Эстер добрались до реки. Темза была главным подъездным путем к городу, его водной артерией, источником его жизни. По ней постоянно ходили корабли с высокими мачтами и разноцветными флагами, прибывавшие со всех концов света.

На набережной они повернули на восток и пошли по течению реки к Лондонскому мосту, который в те времена был единственным в городе. Возле него постоянно кружился рой из тысяч маленьких лодчонок, перевозящих желающих с одного берега Темзы на другой. Пройдя чуть дальше, можно было увидеть Тауэр и остроконечные крыши множества старых домиков, окружающих мрачное здание бывшей темницы для благородных узников.

Эстер взобралась на невысокий парапет набережной, чтобы получше рассмотреть панораму реки. Больше всего ей нравилось любоваться позолоченными, богато украшенными баржами преуспевающих компаний. Особенно любила Эстер корабль Почетного Общества Ювелиров, которого в тот день на реке не было, и баржу Фармацевтической Компании, раскрашенную в рубиново-красный и золотистый цвета. Корабли, лодки, баржи создавали в гавани Темзы почти венецианский пейзаж. На каждом судне красовался герб компании, которой оно принадлежит, мачты были украшены разноцветными флагами, гребцы одеты в багровые, желтые, лиловые или ярко-голубые ливреи. Все вместе это разноцветье придавало Темзе карнавальный вид.

— А ты когда-нибудь хотел уехать далеко-далеко отсюда, в чужие края? — мечтательно спросила Эстер.

— Когда я был маленьким, мне очень хотелось стать моряком. Я прочитал столько книг о чудищах морских глубин и тайнах древних земель, что мне не терпелось скорее увидеть все это своими глазами.

— А почему ты передумал?

— Как-то раз дед дал мне почитать книгу о сокровищах инков, и с тех пор у меня появилась мечта научиться работать с драгоценными металлами.

Эстер не хотела продолжать разговор о чтении и книгах и переменила тему:

— А что ты будешь делать после того, как станешь настоящим, независимым мастером?

Если бы Джону задали этот вопрос несколько дней назад, он, не задумываясь, ответил бы, что останется с мастером Харвудом, у которого в мастерской были идеальные возможности развивать и совершенствовать свои навыки, а перспектива работы — блестящей. Более того, это было бы очень приятно для Каролины… Но теперь вся его размеренная, спокойная, расписанная на будущее жизнь оказалась под угрозой развала из-за этой удивительной девушки, которая стоит сейчас перед ним и вопросительно смотрит ему прямо в глаза. Легкий ветерок, дующий с залива, треплет ее рыжие волосы и обвивает шею кружевом лент. Внезапно Джон почувствовал прилив физического желания к ней, прилив такой силы, что он едва смог с ним справиться. Отвернувшись от Эстер и уставившись на водную гладь реки, он сердито и резко, резче чем следовало бы, ответил:

— У меня еще вполне достаточно времени, чтобы подумать. Хорошие мастера-ювелиры не остаются без работы.

И тут же рассердился сам на себя за свою невоздержанность. Эстер почувствовала, что своим вопросом смутила его, а ей очень не хотелось омрачать такой замечательный день. Она спрыгнула с парапета, осторожно взяла Джона за руку и оптимистично сказала:

— Я знаю наверняка одну вещь. Когда-нибудь ты станешь самым известным и самым искусным ювелиром в Лондоне.

— Только в Лондоне? — слегка поддразнил ее Джон и вновь улыбнулся своей доброй, подкупающей улыбкой.

— Разумеется, нет! О тебе будут говорить по всему свету, от Китая до колоний в Америке!

— Почему ты так в этом уверена?

Джону нравилось добродушно подшучивать над Эстер.

— Ты ведь еще ни разу не видела моих изделий.

— А мне и не нужно их видеть. Я и так это знаю.

Эстер поняла, что ей удалось рассеять то хмурое облачко, которое затуманило было их светлый день, и обрадовалась, что сумела улучшить настроение Джона.

— Мне кажется, что сегодня, здесь, на берегах Темзы, я вдруг обрела «второе зрение», — важно заявила она и рассмеялась вместе с ним.

Они продолжили свою прогулку по набережной, идя рука об руку и наслаждаясь обществом друг друга.

С того дня Джон и Эстер стали встречаться чаще. Если у Джона выдавалась свободная минутка, он приходил в Хиткок по вечерам. Эстер сидела с ним в своем укромном уголке позади кухни, и они подолгу болтали. Джон, очень осторожно, не называя имени Каролины, рассказал Эстер о воскресных обедах с Харвудами. Эстер, в свою очередь, намекнула ему, что знала об их отношениях и о том, что их считали женихом и невестой. А после этого ни Джон, ни Эстер старались не вспоминать и не говорить об этом.

Чтобы избежать нежелательной встречи со своим хозяином, Джон предпочитал не заходить в большой бар Хиткок. Эстер всегда удавалось заскочить ненадолго в маленькую пивную таверны и посидеть с Джоном за одним столиком, поговорить. Джек и Марта в это время были обычно очень заняты, и Джон подолгу мог держать свою возлюбленную за руку, не опасаясь, что кто-нибудь увидит их.

Поначалу прислуга стала болтать о частых отлучках Эстер из бара, служанки и горничные хихикали, завидев ее, однако Эстер не стала придавать этому значения. Она могла поручиться, что ни Джек, ни Марта не узнают о том, что происходит, так как Эстер хоть и была родственницей хозяина таверны, но одновременно и прислугой в этом доме, а слуги никогда не выдают своих…

Джон часто вспоминал их первое настоящее свидание, прогулку по берегу реки, и решил, что с того дня в его жизни начался новый этап. Этап мучительный для его души и сознания. Обеды по воскресеньям стали невыносимы. Джон подолгу сидел за столом с отсутствующим взглядом, часто терял нить разговора, невпопад отвечал на вопросы. Время от времени он вдруг решал «все бросить» и полагаться на волю случая, дожидаясь, что решение придет само собой. С одной стороны, образ Каролины все еще присутствовал в его сознании, и Джон по-прежнему думал о ней как о будущей супруге. Несмотря на то, что в разговорах он никогда и ничего не утверждал категорически и не обещал ей, однако все же чувствовал себя связанным обязательством, пусть не сказанным вслух, но предполагаемым окружающими. Да, Джон понимал, что увяз по уши в семействе Харвудов!