— Учитывая, что завтра передо мной во всей своей красе предстанет гарем Джамиля целиком, в этом, по-моему, не было необходимости, — сказал он. — Ну да ладно. Лучше назови мне пока имена тех женщин, которых Джамилю не хотелось бы лишиться.

— Он совсем не обрадуется, узнав по возвращении, что ему ничем не пришлось пожертвовать, в то время как ты…

— Не беспокойся, Омар, — поспешил рассеять сомнения граф, — я непременно приглашу в свою спальню хотя бы одну из его фавориток. Его гордость и совесть будут умиротворены. — Говоря это, Дерек имел в виду совершенно определенную фаворитку. Он был почти уверен, что одна из женщин, которую он видел у Джамиля, была не кто иная, как исчезнувшая мисс Чарити Вудс.

— Спасибо тебе, — услышал он вдруг в ответ.

— За что? — спросил удивленный граф.

— За то, что ты так любишь брата!

Вернувшись после разговора с великим визирем в свою комнату, Дерек сразу лег в постель, но уснуть никак не мог. Его мысли были заняты прекрасной блондинкой. Кто она? Скажет ли ему что-либо ее имя, если он услышит его? Да и что изменится от этого? Принцессы, знатные дамы, крестьянки, все они оказывались в одинаковом положении, если несчастная судьба распорядилась так, что они превратились в пленниц. Все они здесь лишь бесправные рабыни. Стать ли любовницей хозяина, остаться забытой до конца жизни, быть проданной, перепроданной, подвергнуться издевательствам и даже погибнуть — все это зависело исключительно от прихоти господина. А услышав рассказ Хаджи-аги о том, как была пленена эта девушка, граф понял, что косвенно причиной, по которой она оказалась здесь, явился он сам. По злой иронии, как было очевидно из поведения Джамиля, она и предназначалась для него.

Но что он будет делать с ней? Чего бы ему хотелось, впрочем, в этом сомнений не было. Боже! Когда эта девушка оказалась без своей жилетки, он буквально не смог себя заставить отвести от нее взгляд. Правда, в первое мгновение он подумал, что она излишне худа даже на его вкус, он предпочитает все-таки женщин пополнее. Но это потеряло всякое значение, как только она очутилась перед отделяющей его потайную комнату перегородкой, совсем близко от него. Он понял, что Джамиль собирается продемонстрировать ее прелести ему, и единственное, о чем он мог подумать тогда, это чтобы все случилось как можно скорее. А когда дей сделал шаг в сторону и Дерек увидел ее великолепные маленькие груди, исчезли вообще все мысли, остался только зов плоти, все сильнее и нестерпимее требовавший прикоснуться к ней.

Но имеет ли он право поддаться своему желанию? Она — девственница и находится здесь не по своей воле. Она, наконец, англичанка. Боже милосердный! При всем этом то, что сделал брат, вызывало ее отвращение к нему, а значит, и к Дереку, который для нее будет Джамилем. Можно ли, зная все это и находясь в здравом рассудке, надеяться на ее расположение?

Глава 19


Шантель неподвижно сидела, поджав под себя ноги, и только белизна суставов сложенных будто в молитве рук выдавала ее внутреннее напряжение. Края белой одежды девушки безжизненно лежали на мягкой желтой подушке, которая служила ей стулом. Настоящих стульев или чего-то подобного, как она успела заметить, не было во всей Барике.

Напротив, за низким столиком, расположился Хаджи-ага, потягивающий уже вторую чашку пенящегося турецкого кофе. Чашка с точно таким же напитком, стоящая перед ней, оставалась нетронутой и уже остыла. Кроме них, в комнате находился только писарь. Он сидел в углу, застыв сейчас над своей дощечкой для письма в ожидании продолжения допроса. Это и в самом деле был допрос, в ходе которого у Шантель выспрашивали об обстоятельствах всей ее жизни: от дня рождения до той несчастной ночи, когда она была захвачена корсарами на дуврских скалах.

Сначала ей были заданы вопросы о том, каково ее полное имя, о семье, общественном положении, дне и месте рождения. Затем писарь обстоятельно занес в своей реестр сведения о ее образовании, о том, что она умеет делать, включая игру на фортепьяно, вышивку, верховую езду, искусство ходить под парусом и наличие неплохого певческого голоса. Интерес у задававшего вопросы главного евнуха вызывало только упоминание об умении управлять парусной лодкой, все остальное, казалось, было для него обычным.

Выполнение нынешней задачи Хаджи-ага облегчало состояние нервного истощения, в котором пребывала Шантель. Поначалу все ее мысли были еще в комнате дея, заставляя ее вновь и вновь переживать испытанные там страх, унижение и бессилие. На вопросы она отвечала автоматически, а когда поняла, что происходит, о ней узнали уже практически все. Из состояния полузабытья она вышла только тогда, когда ей был задан формальный вопрос о том, как с ней обращалась охрана, вызвавший в ней прежний гнев.

— Для чего вам все это знать? Я полагала, что о прошлом следует забыть, когда входишь в этот ад?

Старый евнух улыбнулся, услышав последнее слово. Подобные вещи всегда забавляли его. Ему на своем веку пришлось принимать в гарем немало новых рабынь, и он знал, что их смелость и пренебрежение очень быстро сменяются страхом и угодливостью перед ним. Не пройдет и недели, как тон и этой станет уважительным, манеры подобострастными, и она уже не решится задавать ему вопросы.

— Ты прав, — снизошел до ответа Хаджи-ага. — Но до того как твое прошлое будет забыто, мы должны записать сведения о нем на случай, если кто-то захочет навести о тебе справки.

— На случай выкупа? Чтобы знать, сколько запросить за меня?

Главный евнух кивнул, но при этом медленно и отчетливо сообщил:

— Это вряд ли подойдет в твоем случае.

— Но почему? Вы же теперь знаете, что я богатая наследница.

— Но кто может предположить, что ты сейчас здесь, если никто даже не видел у английских берегов корабля Хамида Шарифа, а уж тем более не может знать, откуда он приплыл?

Собственно, Шантель и сама уже понимала это, но услышав, как просто и логично развеивает ее надежду главный евнух, окончательно расстроилась. Единственная мысль, которая еще позволяла ей держаться, заключалась в том, что, как только о ней узнает английский консул, он сразу потребует ее освобождения. Но говорить о том, что все еще рассчитывает каким-то образом связаться с консулом, она не собиралась, да и сама надежда на это сейчас была весьма мала. Фактически все теперь зависит от того, оставит ли ее Джамиль Решид здесь или нет.

— А не является ли этот ваш допрос несколько преждевременным? — раздраженно спросила она. — Пока не определено даже…

Девушка не успела закончить свою фразу, так как вбежавший в этот момент в комнату стражник быстро подошел к Хаджи-аге и что-то прошептал ему на ухо. Старый евнух кивнул, не проявляя особого удивления, и поднялся.

— Идем, Шахар, — произнес он, махнув рукой в сторону двери.

Шантель не шевельнулась, чувствуя, что ее члены наливаются свинцовой тяжестью от страшного предчувствия.

— Не называйте меня так, — пролепетала она.

— С этого момента все будут звать тебя только так. Шантель Бурк умерла.

— Значит… — продолжение вопроса застряло у нее в горле.

Но Хаджи-ага и так понял его и ответил кивком головы.

— Неужели ты думала, что будет иначе, после того как он был так добр к тебе? — сказал он вслух.

— Добр! — вспыхнула Шантель. Главный евнух нахмурился.

— Весьма добр, — ответил он мягко, но в голосе его уже ясно ощущались властные нотки. — Теперь ты пойдешь туда, куда тебя поведу я, или тебя потащат за мной силой. Мне кажется, что твоя гордость подскажет, что лучше идти самой.

Он был прав. Как бы там ни было, она носит фамилию Бурк, и ей не пристало распускать сопли и биться в истерике. За напоминание об этом она была благодарна главному евнуху. Жалела она сейчас только о том, что во время встречи со своим ужасным хозяином унизилась до просьбы. И ради чего? Впереди ее ждет куда более худшее, она уверена в этом. Но, Бог свидетель, больше она не будет просить ни о чем.

С этой мыслью Шантель твердо пошла за главным евнухом и даже не моргнула, когда сразу за дверью к ним пристроились его страшные телохранители: Она опять миновала то место, в котором очутилась, выйдя из носилок, затем ее провели через арочные ворота в другой дворик, и вскоре она увидела перед собой огромные, не менее пятнадцати футов высотой, двери, обитые железом. Разглядев стоявших возле них восьмерых вооруженных евнухов, девушка непроизвольно замедлила шаг, ноги ее сами стали запинаться — было ясно, что они приблизились к цели этого пути. Не было сомнений, что она стоит перед воротами дворцового гарема, войдя в который, ей уже не вернуться к прежней жизни. Шантель Бурк действительно исчезнет.

Панический ужас охватил все существо девушки, парализуя рассудок и заставляя забыть все прежние доводы и намерения. Она попятилась назад, готовая уже бежать прочь, ни о чем не думая, но чья-то сильная рука уперлась ей в спину: Стражники теперь плотно окружили ее: двое встали по обе стороны, еще один осторожно, но достаточно сильно подталкивал сзади. В горячке она уже чуть было не закричала, забившись в истерике и попытках вырваться, однако как раз в этот момент увидела пристальный взгляд и укоризненно поднятые брови Хаджи-аги, напомнившие ей, сколь ущербным для ее достоинства неизбежно окажется бессмысленная попытка сопротивления. Полдюжины крепких черных мужчин окружали ее тесным кольцом, еще восемь стояли возле входа в гарем, и двое из них уже открывали его чудовищные двери.

Тело Шантель сковало оцепенение, "а колени предательски подгибались. Стоящий позади евнух поддержал ее, и она почему-то поняла, что он искренне старается помочь ей сделать последние трудные шаги. Это и то, что он аккуратно взял ее под локоть, оказалось более полезным, чем демонстрация силы. Тяжелые двери раскрылись, породив эхо, напомнившее девушке погребальный звон. Вслушиваясь в него, она еще на мгновение замерла, затем закрыла глаза и сделала шаг, означавший, что все кончено, — она вошла в проклятый Богом Вавилон, выхода из которого для нее не было.

— Теперь полегче, Шахар? — услышала она заставившие ее очнуться слова Хаджи-аги. Откуда она знает? Впрочем, чего же тут непонятного. Она уже внутри, и сопротивляться нечему. Шантель подняла глаза на главного евнуха, но ничего не ответила. Здесь властью был он. Именно он выбрал ее из множества женщин, которых предлагал ему Хамид Шариф, из-за него она оказалась в этом гареме и стала собственностью его вызывающего отвращение хозяина.

Девушка оглянулась, ища глазами того, кто помог ей сделать те последние шаги сюда и не превратиться в посмешище. Это был такой же нубиец, как и другие евнухи, высокий, мускулистый, с черной до синевы кожей. Но в отличие от сотоварищей его коричневые глаза были добры и лучились теплом. Он все понял без слов, когда она благодарно улыбнулась ему, и в ответ тоже улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами. Шантель это придало какие-то силы, она почувствовала себя не совсем одинокой и потерянной в этом чуждом ей мире.

— Как его зовут? — спросила она у Хаджи, когда они пошли дальше уже вдвоем, оставив охрану у входа в гарем.

— Они принадлежат мне, Шахар. Тебе совсем не обязательно знать его имя.

— Проклятье, почему ты не можешь ответить на мой вопрос? — воскликнула она, не думая о последствиях. — Я уже здесь и не собираюсь никуда бежать. Неужели это так невероятно трудно — просто ответить.

Хаджи-ага так резко остановился, что идущая за ним девушка буквально врезалась ему в спину. Она отскочила, поняв наконец, что ведет себя, видимо, слишком дерзко. Но какого черта! Она — достопочтенная Шантель Бурк, как бы они ее там ни называли. Она не намерена отказываться от своих прав и не позволит помыкать собой, оставаясь безответной, каковыми они привыкли, как видно, видеть своих женщин.

— Ну так что? — спросила она уже более спокойным тоном, когда Хаджи обернулся и посмотрел на нее.

Довольно долго он стоял молча, а затем двинулся дальше, предоставляя ей следовать за ним.

— Кадар его зовут, если тебе так нужно это знать, — расслышала она вдруг ворчливое бормотание.

Шантель мысленно поздравила себя.

— Спасибо! — сказала она вслух.

Главный евнух ухмыльнулся, немного снизив темп ходьбы, подстраиваясь под девушку.

Они шли все дальше и дальше в глубь гаремного помещения, через отпиравшиеся и вновь запиравшиеся бесчисленные двери, запутанные коридоры, переходы, богато украшенные холлы. Затем они спустились по лестнице, ведущей во внутренние дворики, и пошли по тропинкам, освещенным факелами на стоящих вдоль них колоннах, мимо садиков с изящно смотрящимися при лунном свете беседками.

Несмотря на позднее время, им то и дело встречались какие-то люди, в основном служанки и гаремные рабыни, которые безошибочно узнавались по одинаковым шароварам и туникам из белой хлопковой ткани — униформе наименее значительного обслуживающего персонала дворца. Но попадались и евнухи, и какие-то мальчики в блестящей одежде, которые, как позже, к своему ужасу, узнала Шантель, все были кастрированы. Они выполняли здесь функции европейских пажей.