— Я рада, что сюда приехала, — прошептала Брайди засыпая и понимая, что как никогда искренна перед собой.


Ей снился Джонни, снилась та далекая, их первая и последняя ночь. Он кружил ее в лунном свете среди утесов и Брайди, снова превратившись в девочку, звонко смеялась. Потом Джонни уложил ее в траву, снял ночную рубашку и стал нежно ласкать ее тело. Когда же она заглянула ему в лицо, то увидела, что это совсем не Джонни, а другой… Это Таггарт Слоан ласкал ее. Это его нежные и сильные руки скользили по ее телу, гладили грудь, живот, бедра; осторожно, но настойчиво раздвигали ноги. И было очень жарко, слишком жарко для летней ночи. Когда же Таггарт Слоан припал к ее груди, Брайди почувствовала, что вот-вот сгорит, задохнется в этом нестерпимом зное. Уже не было мыслей о том, что он сделает ей сейчас больно. Если бы только она могла дышать, если бы только ей хватало воздуха…

Брайди проснулась от невыносимой жары, которая нарастала с каждой минутой. Еще наполовину сонная, она пробормотала:

— Подожди, подожди, — и сбросила с себя одеяло.

И только потом до нее дошло, что ей все так же жарко, и она давится удушливым кашлем.

Девушка спрыгнула с кровати и открыла глаза. Потрясенная, она уставилась на рыжие языки пламени, пожирающие занавески и подбирающиеся к ее постели. Чувствуя, что задыхается от дыма, и режет в глазах, Брайди бросилась к двери. Потом, вспомнив о сумочке, она подбежала к столику, схватила ее и выскочила в коридор.

Там опустилась вдруг на колени, почувствовав, как дрожат ее ноги и закричала пронзительным, испуганным голосом:

— Пожар! Пожар!

ГЛАВА 10

В комнате висел тяжелый, удушливый запах гари.

Сморщившись, Ник негромко выругался и поддел ногой кусок обгоревшей штукатурки. Кусок этот едва не попал в Абнера, выливавшего последнее и, по всей видимости, лишнее ведро воды в дальний угол комнаты Брайди.

— Осторожнее, — проворчал Абнер и выскочил в коридор, оставляя на ковровой дорожке черные отпечатки мокрых, покрытых копотью ног.

Все остальные, помогавшие тушить пожар, уже разошлись. Кто спустился вниз, а кто вышел из отеля: со двора до Ника доносились голоса. Только несколько человек все еще находились на балконе, убирая черную от сажи воду и головешки. В ночной тишине шуршали веники и скребли совки.

Ник поежился, разглядывая пострадавшую от пожара комнату. Здесь было так же холодно, как и на улице, потому что от огня полопались все стекла на окнах.

«Что ж, женщины часто засыпают, забыв задуть свои прикроватные лампы, — потирая руки, думал он, — а потом среди ночи случайно опрокидывают их. Так и сгорают люди, даже не проснувшись. Все должны предположить именно эту версию».

Все прошло, как по маслу, именно так, как и было Ником задумано.

Он выжидал два часа, нервно расхаживая в своей комнате из угла в угол. Необходимо было, чтобы девушка, наверняка, покрепче уснула. Затем он бесшумно выскользнул на балкон и прокрался к французским дверям, ведущим в ее комнату. Открыть их не составило особого труда, так как Ник заранее скрепил задвижку клейкой лентой, чтобы она не закрывалась.

Бесшумно проникать в темные комнаты было для Мэллори делом не новым и, к радости своей, он обнаружил шкатулку с драгоценностями на прежнем месте. Не сводя глаз со спящей Брайди, Ник осторожно открыл крышку шкатулки и нащупал среди множества других украшений нужный ему браслет. Быстро спрятав его в карман, он закрыл шкатулку и разбрызгал остатки керосина из лампы на занавески.

Пламя занялось так скоро, что по дороге в свою комнату Ник едва не закричал от радости.

Он решил, что если через пять минут никто не обнаружит пожар и не забьет тревогу, то он сделает это сам. К тому времени огонь достигнет такой силы, что, без сомнения, вряд ли найдутся охотники лезть в пекло и тушить пожар.

Брайди, эта идиотка, обязательно задохнется и сгорит. А значит, никто уже не узнает, что он интересовался ее браслетом и что она, все же, как примерная девочка, задула перед сном свою лампу. И пропажу браслета никто не обнаружит.

Ник был счастлив. Он находился на верху блаженства. Еще бы! Редкий мужчина может похвастаться, что у него в кармане лежит миллион долларов. Или два? Да что уж там — все десять!

Вернувшись в свою комнату, Мэллори вытащил из кармана браслет, чтобы еще раз полюбоваться им и посмеяться над его легковерной хозяйкой, которую он без особого труда обвел вокруг пальца.

Но к ужасу своему он обнаружил, что это не тот браслет, за которым он столько охотился.

Тяжело опустившись на край постели, Ник уставился на свою добычу, все еще не в силах поверить в роковую ошибку. Среди брелоков на этом браслете не было ни серебряного ангела, ни карты, ни шифра. Ничего.

А дорога назад уже отрезана. В комнате Брайди сейчас царит полный бардак. Нужный ему браслет исчез, а вместе с ним пропала надежда отыскать когда-нибудь Серебряного Ангела.

Потом он услышал, как, задыхаясь и кашляя, кричит Брайди. Через несколько секунд к ее крику присоединились другие женские и мужские голоса. Оглушительно зазвенел городской колокол, извещая о пожаре.

Ник наблюдал за всем этим, стоя на пороге своей комнаты и в сотый раз проклиная Брайди, себя, рок. Если бы она не заметила его той ночью в поезде, когда он ломал голову над тем, как проникнуть в вагон, не разбудив ни ее саму, ни того ублюдка-проводника! Почти всю ночь этот недоделок или бродил по вагону взад-вперед, или сидел в кресле и читал. Когда же, наконец, он ушел, в окно, как назло, высунулась Брайди и увидела его, Ника.

Почему в самый неподходящий момент она просыпалась? Неужели у нее такой чуткий сон? Или, может быть, ее постоянно мучает бессонница? Нику это было трудно понять, потому что его сон всегда был отменный. Как частенько говаривала Мэй, если он спит, то пушкой не разбудишь. Говорят, что женщины обладают, так называемым, шестым чувством. Может быть, именно им Брайди всегда и руководствовалась?

И когда они остановились ночевать на какой-то станции по дороге в Потлак, он досконально продумал свои действия, но Брайди снова проснулась! Или, по крайней мере, начала просыпаться, лишь только он коснулся ее запястья.

В конечном итоге, Мэллори надоело действовать хитростью. Вот если бы она отдала браслет, когда он предложил починить застежку! Эта несчастная застежка на самом деле была сломана. Ник собственноручно согнул ее ногтем большого пальца и снял браслет с руки. Если бы только Брайди доверилась ему, он не стал бы заходить так далеко. Не стал бы поджигать комнату. Не стал бы подвергать опасности ее жизнь.

Когда бы речь не шла о такой крупной сумме, он при первой же возможности покинул этот проклятый город на быстром скакуне. Но на этот раз ставки были слишком высоки. И он уже много рисковал, чтобы останавливаться сейчас! Первая его попытка — попасть в тот чертов особняк на окраине Бостона и отыскать там браслет — обернулась полным провалом. Все перевернул в комнате Мойры вверх дном, но браслета так и не нашел. Оставив после себя страшный беспорядок, он мало переживал. Хуже было то, что браслет могли похоронить с этой старой каргой Мойрой.

Ник пробрался в древний, наполненный разными таинственными скрипами дом, и даже ему, человеку бывалому, привыкшему передвигаться крадучись в темноте, было немного не по себе, особенно в тот момент, когда он оказался у открытого гроба.

Но и на покойной браслета не оказалось.

Он уже было совсем пал духом. Но не надолго. На следующий день Ник прочел в бостонских газетах о «таинственном ограблении», в результате которого так ничего и не пропало. И после этого, в буквальном смысле слова, не спускал с Брайди глаз. Он неотступно следовал за ней, прятался в темных углах и в тени деревьев, терпеливо ожидая, не блеснет ли на запястьи девушки заветный браслет. И когда в один прекрасный день Брайди вышла из дома своего адвоката, Ник чуть не закричал от радости: на руке ее сиял диск с изображением ангела.

С того дня прошло несколько недель, и вот он здесь, за две тысячи миль от Бостона и без какого бы то ни было шанса на успех. Другой человек на его месте уже давно бросил бы это дело.

Но только не Ник.

Итак, он взял из шкатулки не тот браслет. И Брайди, рано или поздно, обнаружит эту пропажу. Ничего не оставалось делать, как вернуть браслет на место, если, конечно, огонь не слишком испортил содержимое той шкатулки. Но когда он, перешагнув мокрые черные клочья, оставшиеся от ковра, подошел к туалетному столику и попытался открыть крышку шкатулки, у него ничего из этого не вышло. Лак, расплавившись, залил в шкатулке каждую щелку и застыл. Открыть шкатулку теперь можно было, разве что, с помощью стамески.

Но вряд ли кто-то вспомнит об этой обгоревшей вещице раньше, чем через несколько дней. А он за это время постарается придумать другой способ, чтобы заполучить нужный ему браслет. Или устроит для Брайди еще один «несчастный случай».

Ник решил, что ему стоит спуститься вниз и сыграть роль внимательного и заботливого друга. А заодно проверить, не пострадала ли при пожаре Брайди. Не будет ничего плохого, если он изобразит из себя героя. Коснувшись рукой обгоревшей крышки столика, Ник измазал сажей лицо, шею и перед рубашки.

«Вот так, — подумал он, добавляя несколько пятен на рукава рубашки и брюки. — Мой маскарадный костюм, наверняка, придется по душе этой стерве».

— Но я правда ПОТУШИЛА лампу! — повторяла Брайди в перерывах между приступами кашля.

— Успокойтесь, — снова и снова говорила девушке вдова, укутывая ее дрожащие плечи старым индейским одеялом. — Все в порядке, дорогая. Никто не пострадал.

— Клянусь, Рут, что говорю правду, — не унималась Брайди.

— Я знаю, знаю, — ласково успокаивала ее вдова, поглаживая по спине. — Выпейте еще водички.

— Да, но пожар не мог начаться сам по себе, — произнес чей-то баритон из угла танцевальной залы. Говоривший сидел, откинувшись на спинку деревянного стула и закинув ногу на ногу.

Узнав голос Таггарта Слоана, отозвавшийся гулким эхом в пустой комнате, Брайди гневно вскинула голову.

— Что вы здесь делаете? — спросила она резко и закашлялась. Один звук этого голоса, последний раз слушанный девушкой в экипаже, тотчас привел ее в ярость.

— Тушу ваш пожар, мисс Кэллоуэй. — Таггарт встал со стула. — Как и все здесь. И вы могли бы говорить более вежливым тоном.

Глаза Брайди, саднящие от дыма, снова наполнились слезами. Она попыталась было смахнуть их, но одна слезинка все же успела скатиться по щеке. Ну почему, видя этого человека, она делается такой вспыльчивой, сердитой и… Брайди не совсем понимала какой еще она становилась, но все это ей не нравилось. И даже пугало. Тот факт, что она испытывает такую бурю чувств перед этим развратником и, возможно, убийцей, было выше ее понимания.

Брайди решительно вытерла лицо носовым платком, который дала ей Рут.

— Я не знаю, что явилось причиной пожара, — сказала она, сделав глубокий вдох и стараясь не обращать внимания на резкую боль в легких, — но ко мне это не имеет никакого отношения. — Брайди не узнавала свой голос: таким хриплым и дребезжащим он был. — Мои родители погибли при пожаре, мистер Слоан. И я очень осторожно отношусь к таким вещам. И вообще, я не знаю, по какому праву вы меня обвиняете в случившемся.

В этот момент из кухни вышел Абнер, в руках которого был поднос с чашечками горячего кофе. Когда он проходил мимо Слоана, тот небрежным жестом взял с подноса одну из чашечек и отпил большой глоток.

Жест этот показался Брайди слишком уж надменным. «Он ведет себя так, как будто „Шмель“ уже принадлежит ему!» Брайди как следует откашлялась и сказала:

— Интересно, мистер Слоан, как вам удалось прибыть сюда так быстро?

Отставив в сторону свою чашечку, Слоан направился к Брайди, и стук его каблуков по плиточному полу отозвался гулким эхом. Таггарт остановился как раз в кольце света, который отбрасывала горящая лампа. Все лицо его было покрыто сажей, а один из рукавов рубашки наполовину обгорел.

— Я услышал звон колокола, как и все остальные.

Вдова еще раз попыталась всучить Брайди чашку с водой. Девушка отпила немного из чашки, после чего спросила:

— Вы слышали его, будучи у себя дома? Но ведь вы живете так далеко отсюда.

— В этот момент я находился не дома, — ответил Слоан довольно беспечным тоном. — И если вы так уверены, будто задули перед сном лампу, то что, по вашему мнению, явилось причиной пожара?

— Я не знаю, — ответила Брайди искренне. Голос ее все так же дребезжал. — А что думаете по этому поводу вы?

Слоан наморщил лоб.

— Откуда мне знать?!

— Вот именно. Откуда вам знать!