Мелиор Мэри повернулась и принялась рассматривать его. Мужчина поклонился, на его губах заиграла хитрая улыбка, и тут свет упал на его лицо. У нее невольно приоткрылся рот и расширились глаза. Возраст, конечно, прибавил ему морщин, под глазами появились мешки, и сам он немного пополнел, но все же у Мелиор Мэри не было никаких сомнений, что это ее дядя Джозеф.

Он приблизился к ней, что снова заставило ее удивиться. Джозеф Гейдж был одет во все красное, а на груди на голубой ленте сверкал бриллиантовый орден в серебряной оправе.

— Дорогая моя, — сказал он, подходя к ее столику. — Мне сказали, что сегодня вечером я смогу найти тебя здесь. Но я бы никогда в жизни не узнал тебя. Время, похоже, не властно над тобой. Я узнал тебя только благодаря твоим волосам.

— Но что же стало с вами? Последнее, что я слышала, будто вы ушли в солдаты, не имея при себе ничего, кроме десяти гиней, а теперь…

Она показала на его великолепный наряд. Джозеф засмеялся.

— О, ты имеешь в виду мое облачение? Ну да, я верой и правдой служил королю Филиппу и королеве Елизавете Фарнезе…

Мелиор Мэри улыбнулась. Елизавета Испанская и ее премьер-министр кардинал Альберони прослыли самыми честолюбивыми людьми в Европе, а кардинал, кроме того, был якобитом. Племянница явно заинтересовалась, и это обстоятельство доставило Джозефу удовольствие.

— Ну? — поторопила она его.

— …Она даровала мне серебряный рудник.

— Серебряный рудник?! — Мелиор Мэри не могла удержаться от смеха. — Дядя Джозеф, вы неисправимы! Держу пари, что никакие, даже самые горькие обстоятельства не способны сокрушить вас!

Он внезапно помрачнел:

— В свое время были способны. Когда утопилась Сибелла, а Гарнет на самом деле оказался не моим сыном, я думал, что мое сердце остановится от горя.

— Кстати, как Гарнет?

Настроение Джозефа сразу же улучшилось:

— О, сейчас он в Шотландии, дорогая моя. Собирает войска для принца. — Он понизил голос до шепота: — Говорю тебе, Мелиор Мэри, что когда он, наконец, придет, члены клана поднимутся тысячами.

Она слегка наклонилась вперед, глядя прямо в лицо Джозефу:

— А удастся ли все это принцу? Сможет ли он добраться до Лондона?

— Если у него и его советников выдержат нервы, доберется. Если он не отступит, то станет королем Стюартом на английском троне еще до конца года.

Мелиор Мэри откинула голову и засмеялась от радости, а Джозеф удивлялся, глядя на ее гладкую шею и маленькую упругую щеку. Он хорошо помнил все подробности ее детства и юности: ужасное привидение, которое так долго преследовало ее, странное, неукротимое стремление к независимости, приводившее в отчаяние его сестру, и порывы необдуманной смелости, из-за которой она однажды чуть не попала в тюрьму в Инсбруке. Джозеф очень любил ее тогда, но с тех пор, как она открыла всем правду об отце Гарнета, так по-настоящему и не простил ее. Где-то в подсознании притаилась мысль, что, возможно, племянница сделала это специально.

А теперь она стала совершенно другой. Эта красавица, на которую не действует время, разумно управляет поместьем Саттон, является эталоном красоты и моды для Лондона и Бата и держит оба города у себя под каблуком, работает агентом у якобитов и внимательно слушает все, что говорит король Георг, занимается бизнесом и вкладывает капитал в недвижимость, оставаясь тем не менее убежденной старой девой. Последнее обстоятельство никак не укладывалось в голове, оно как-то не соответствовало всему остальному. Или все-таки соответствовало? И Джозеф бездумно спросил:

— Ты с тех пор что-нибудь слышала о Бенистере?

Она вся переменилась — перестала смеяться и посмотрела на него печальным и далеким взглядом.

— Нет.

— Ничего?

— Ничего. Он уехал из Саттона утром перед похоронами Сибеллы. Я больше никогда его не видела. — Она словно о чем-то вспомнила и спросила: — Вы верите, что дом проклят? И потому не навещаете меня?

Неизвестно откуда взявшись, задул холодный ветер, и Джозеф ответил:

— Это место кажется мне довольно мрачным. Оно полно таинственных теней и невысказанных угроз. Я поклялся, что никогда больше не переступлю порог замка Саттон.

Племянница улыбнулась непонятной улыбкой:

— Он пользуется мной. Он требует, чтобы я никогда не покидала его.

— Ты поэтому не выходишь замуж?

— Может быть, отчасти и поэтому.

Джозеф попытался сменить тему разговора:

— Гарнет очень хороший сын. Я работаю на них только ради него. — Он дотронулся до своего ордена.

— Что это?

— Испанский эквивалент рыцарства. Я испанский вельможа первого класса.

Мелиор Мэри наклонилась к нему через стол и поцеловала в щеку.

— Я рада, что жизнь воздала вам за все, что вы пережили.

— Гарнет — вот лучшая награда, — задумчиво сказал Джозеф. — Мне жаль, что Мэтью Бенистер никогда не видел всей прелести своего сына.

Мелиор Мэри не ответила, и они перешли к обсуждению причины, побудившей его приехать в Англию. Речь шла о деньгах, которые Джозеф надеялся собрать с семей якобитов на поддержку армии принца Чарльза. И тогда она особенно остро пожалела, что отец не дожил до этого дня. Сейчас ему было бы семьдесят — он был всего на восемь лет старше Джозефа.

— Как порадовался бы отец! — воскликнула она.

Джозеф поцеловал ее руку.

— Будем молиться, чтобы эта затея закончилась коронацией.

И он ушел, и Мелиор Мэри не видела его до сегодняшнего дня, ее сорок девятого дня рождения. Она не знала, жив ли он и жив ли Гарнет, потому что многие погибли во время восстания 1745 года.

Все прошло точно так, как сказал Джозеф. Принц Чарльз Эдвард со своей армией дошел до Дерби, где лорд Джордж Муррей предложил отступать, а граф из Перта, напротив, настаивал на наступлении на Лондон. В тот декабрьский день принц был очень огорчен самой мыслью об отступлении. Он рвался вперед и думал только о победе. Мелиор Мэри было интересно, не рядом ли с ним Гарнет Гейдж, и если так, то что он мог сказать по этому поводу. Хотя догадаться было совсем нетрудно.

Но, скорее всего, его там не было, потому что Чарльз Эдвард повернул назад, упустив корону, которая уже почти была в его руках, а в Лондоне король Георг готовился к бегству, и все банки выплачивали деньги тем, кто собирался уехать из столицы.

Отворачиваясь от окна, чтобы одеться на бал, посвященный дню ее рождения, Мелиор Мэри подумала, что, если бы принц Чарльз принял другое решение, он, как сын правящего монарха, без сомнения, почтил бы ее сегодня своим присутствием, осыпал бы подарками от своего отца Джеймса III и от себя самого, вспомнил бы свою мать, королеву Клементину, которая умерла совсем молодой, прожив всего пятнадцать лет после побега из Инсбрука.

Но судьба распорядилась по-другому. Чарльз Эдвард приехал во Францию, бросив все и оставив себе только одежду, в которой был после бешеной травли неугодных, продолжавшейся в течение пяти месяцев. Сын короля Георга, герцог Кумберленда, без сомнения, держал зло на сына короля-соперника, думая, возможно, как он, принц Уильям, был близок к свержению. В поисках Чарльза Стюарта прочесали всю Шотландию, а его голова оценивалась в тридцать тысяч фунтов стерлингов. Но он сумел скрыться и, по слухам, теперь предавался радостям жизни в столицах европейских стран.

В дверь постучали — личная служанка Мелиор Мэри, Люкас, пришла помочь ей одеться. Но Мелиор Мэри, крикнув «подожди!», улучила момент, чтобы ополоснуть лицо и тело малвернской водой. Ведь могло случиться и так, что сегодня, в день ее рождения, к ней пожалует сын короля. Поэтому и она, и ее дом должны были выглядеть наилучшим образом, даже несмотря на то, что с тех пор, как брат Гиацинт покинул их, им оставалось только издалека любить друг друга.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Весь день небо было черным и тяжелым, и Сэм, незаконнорожденный сын Бриджет Клоппер от Джона Уэстона, запрокинул голову и заметил:

— По-моему, когда немного потеплеет, пойдет снег.

Том, внешность и характер которого были не из лучших, ответил:

— Конечно, пойдет, дурья твоя голова. Разве ты не знаешь, что, когда наша хозяйка справляет Рождество, всегда идет снег и я должен хорошенько подметать двор, чтобы могли пройти лошади? А ты каждый год твердишь одно и то же. Убирайся-ка лучше отсюда, идиот!

Сэм уже сжал кулаки и приготовился драться, но потом передумал и повернул к кухне — посмотреть, не приготовила ли ему мать что-нибудь поесть. Бриджет было уже за шестьдесят, но она до сих пор сохранила живость, а потому надрала ему уши и потребовала не мешать под ногами, потому что только она могла помочь поварам готовиться к грандиозному приему, который сегодня вечером устраивала мисс Мелиор Мэри. Ворча что-то себе под нос и на какое-то мгновение став очень похожим на Джона, Сэм поплелся к конюшням, где у него было припрятано немного пива — там он мог посидеть и вспомнить старые времена, когда здесь еще жил Мэтью Бенистер. Да, золотые были деньки, но прошли.

Дом был празднично украшен, так как в соответствии с вековой традицией на Рождество в Большой Зале готовились принимать гостей. Более двухсот лет назад сэр Ричард Уэстон возглавлял такое же торжество, глядя на толпящихся в дверях слуг, которые тоже хотели поучаствовать в празднике. А теперь его преемница, хозяйка этого дома, тоже смотрела взглядом собственницы на расставленные карточные столы и стулья, купленные у Чиппендейлов, отца и сына. Она заботилась о том, чтобы гостям было удобно играть в вист, пикет и даже в фаро — опасную игру, увлекшись которой, человек может за ночь проиграть все свое состояние.

Если кому-то надоест играть, он может побродить по Длинной Галерее и послушать игру музыкантов, а для ощутивших жажду или голод в столовой был накрыт праздничный стол. Все знали, что в двенадцать рождественских дней Мелиор Мэри устраивала самые интересные развлечения, поэтому тем, кто добирался издалека, следовало выехать рано утром — остановить приглашенного на такой вечер мог только сильный снегопад. И, завидев на небе угрожающие тучи, кучера как можно сильнее и настойчивее понукали своих лошадей, чтобы опередить погоду.

Когда в воздухе закружились первые снежинки, Мелиор Мэри тоже забеспокоилась. В тот день 1752 года вся ее усадьба быстро принимала облик обманчивого рая.

Этим летом Мелиор Мэри минуло сорок девять лет, но миром правит молодость, поэтому ей следовало выглядеть такой же юной и прекрасной, как всегда. Прежде всего она надела платье из тонкой серебристой ткани, а затем проследила, чтобы парикмахер вплел ей в волосы сиреневые ленты и чтобы на увешанные бриллиантами плечи непременно свисали длинные пушистые перья «а-ля Уэстон». Теперь она смогла занять свое место в небольшом холле, где приветствовала прибывающих гостей.

Митчел, ставший к тому времени таким же седым, как его хозяйка, стоял за дверью спальни и, когда она выходила, подал ей руку. Он по-прежнему любил ее, хотя со дня похорон Джона Уэстона ни разу больше на заговорил об этом, и его уродливое суровое лицо не выразило ничего, когда он в очередной раз увидел ее неувядающую красоту.

— Ну как? — спросила она.

— Очень хорошо, мисси. Говорят, вы занимаетесь черной магией и открыли секрет вечной молодости.

— Может быть.

Митчел искоса взглянул на нее.

— Я ничему не удивлюсь, глядя на вас.

Мелиор Мэри засмеялась.

— Вы просто несчастный шотландец, и мне хочется вас уволить.

— Вы пытаетесь сделать это уже на протяжении последних тридцати лет. Ступайте к своим гостям и перестаньте болтать чепуху.

Они спустились по лестнице в абсолютном молчании, но даже это не вызывало у них неловкости — так давно они знали друг друга. Мелиор Мэри, пребывая в блаженном неведении, постепенно стала во всем зависеть от него, и Митчел был уверен, что в случае его смерти ее воинственный дух ослабеет.

Прием удался на славу. Огонь ярко освещал Большую Залу, музыканты играли сладостные мелодии, приукрашивая тишину, и в этих переливчатых звуках свободно текла беседа. Затихал и возобновлялся хрустальный смех и болтовня, по мере того как картежники сосредоточивались на игре или, наоборот, расслаблялись. Среди всего этого великолепия царила Мелиор Мэри, блистательная и холодная, как драгоценный камень. В мерцающем свете свечей ей нельзя было дать больше двадцати пяти, и за ее спиной ходили разные сплетни и слухи, передававшиеся под прикрытием вееров или шелковых носовых платков. Почему она никогда не была замужем? Сколько ей лет на самом деле, девственница ли она? Правда ли, что ей предлагали руку и сердце самые уважаемые мужчины страны, а она всем отказывала? Какую тайну хранят эти прекрасные глаза? У кого был ключик к сердцу Мелиор Мэри Уэстон? Все эти вопросы очень волновали общество.

Но она ничего не слышала и спокойно села играть в карты, радостная и беззаботная, как девчонка. Шампанское и комплименты слегка вскружили ей голову. Напротив сидел вечно сердитый лорд Барраклоу; он смотрел на свои руки так, словно имел дело с самим дьяволом, а рядом с ней пристроился маркиз из Бата, который то и дело поднимал свой монокль и разглядывал нежный изгиб ее шеи.