— О, сын мой, вам лучше? — спросил он.

— Да, с Божьей помощью… и с вашей, — ответил Гарнет. — А где я нахожусь?

— В Инглвудском монастыре.

— А где это?

— Недалеко от реки Кеннет, между Кентербери и Хангерфордом.

— А как я сюда попал?

— Вы просто упали к моим ногам, сын мой. Я рыбачил, а ваша лошадь остановилась недалеко от меня, чтобы напиться, и на ней были вы. Это случилось более двух недель назад.

— Две недели?! Я должен был быть в Бристоле 6 июня!

Монах улыбнулся, сразу напомнив какое-то животное.

— Да, на свидание вы опоздали, сегодня уже день летнего солнцестояния, сегодня будет самая короткая ночь в году, когда феи и волшебники шутят над людьми и играют с ними в прятки. — Его лицо вдруг стало печальным, и он добавил: — Это время года бывает очень жестоким.

— А вы кто? — спросил Гарнет.

— О, не очень-то важная персона. Просто член братства, в чьи обязанности входит ухаживать за животными и ловить рыбу. Я не аббат, если вы так подумали.

Оглядев ветхую одежду и изношенную обувь старичка, Гарнет ни на минуту не усомнился в том, что он не может стоять даже на самой низшей ступени духовной иерархии, но все-таки сказал:

— Вас, вероятно, хорошо отблагодарят, раз поручили ухаживать за мной.

Монах опечалился еще больше.

— Честно говоря, я думаю, это только из-за того, что я умею делать всякие примочки и мази для лошадей, а теперь начал лечить и людей. Мои снадобья многим помогают.

— А как мне вас называть?

— В молодости меня звали Молодым Монахом, а теперь все зовут Маленьким Монахом. Когда я вступал в братство, старый аббат присвоил мне имя, но никто не зовет меня так.

— А как ваше настоящее имя?

Человечек немного замялся:

— Не знаю. Я так же, как и вы, попал сюда благодаря милосердию братьев. Они нашли меня в бреду и лихорадке на дороге и вернули к жизни своей неустанной заботой. Но, придя в себя, я забыл, что произошло со мной до того.

Он вдруг весь напрягся, и Гарнету очень захотелось успокоить его. Этот небольшой человек ужасно ему кого-то напоминал.

— А давно это случилось?

— Больше тридцати лет назад. Мне даже кажется, что я жил здесь всегда. А что же вы, сэр? Вы ехали из Лондона?

— Нет, я живу в Испании — в Кастилии. А в Англии я… по делу.

Монах с беспокойством посмотрел на него сквозь очки.

— О Боже! Не надо ли послать весточку вашей семье? Они будут обеспокоены тем, что вы больны.

Гарнет покачал головой.

— Не нужно, в этом нет необходимости. Я часто долго отсутствую, не сообщая о себе. У них нет поводов для волнений.

Лицо Маленького Монаха просветлело.

— Значит, вы сможете остаться здесь до полного выздоровления. Ничто не будет вам так полезно, как отдых под солнечными лучами. Я отведу вас на реку и покажу много красивых мест.

Гарнет улыбнулся ему. Этот человек казался таким любопытным! Он был немного странным, но так заботливо ухаживал за ним. Он напоминал архангела с огромным нимбом белых волос.

— А я не буду вам в тягость? И вы научите меня ловить рыбу?

Маленький Монах опустил глаза.

— Обязательно. Знаете, если бы я не стал монахом, то хотел бы иметь сына. Как было бы прекрасно гулять с ним рядом и показывать ему самое интересное и замечательное.

Гарнет чуть не заплакал.

— Ну что ж, Маленький Монах, — произнес он почти через силу, — как только я смогу самостоятельно передвигаться, мы побродим с вами по окрестностям. Хоть я и родился в Англии, отец отвез меня в Испанию, когда я был еще грудным ребенком. Это будет для меня редкой удачей — посмотреть на красоты моей родины вашими глазами.

Улыбка осветила лицо монаха:

— Для меня это тоже редкая удача, мистер…

— Гейдж. Гарнет Гейдж.

В убранной золотом спальне, на постели, занавешенной мягкими складками ткани, спали, крепко прижавшись друг к другу, Мелиор Мэри и Чарльз Эдвард. После полуночи их тела любили друг друга, а теперь одна его рука обнимала ее, а другая покоилась на подушке, а вокруг его пальца обвился серебристый локон. Оба были прекрасны во сне — он, стройный красавец, и она, кажущаяся в лунном свете прелестной скульптурой.

Но сон принца не был безмятежно спокоен. Ему снилось, что в комнату вошла та сильно надушенная женщина, а он открыл глаза и смотрит на нее, лежа на кровати, ему снилось, что проклятие семьи Стюартов настигло и его и он обречен на неудачи, отчаяние и алкоголизм. Чарльз Эдвард проснулся, дрожа от страха на утреннем холоде, и пришел к выводу, что должен покончить с идиллией в замке Саттон, вернуться в реальный мир и сделать очередной и последний шаг к трону. Его задача — снова сплотить Шотландию, двинуться на юг и никогда не возвращать это время.

Но мог ли он хоть что-нибудь сделать без женщины, которая мирно спала рядом с ним? Ее красота в сочетании с его силой смогут снова привлечь народ на его сторону. Да и более того: Чарльз Эдвард Стюарт любил ее. Он даже не вспоминал о Клементине Уолкиншоу, которая проехала за ним от Шотландии до Франции и, несмотря на его безразличие к ней, десять месяцев назад родила ему ребенка. Он бросит Клементину и сделает Мелиор Мэри Уэстон своей супругой, и даже его отец не воспротивится этому. А если его все же заставят жениться на какой-нибудь скучной европейской принцессе, его сердце все равно навсегда останется, в замке Саттон.

Молодой претендент на трон снова уснул, немного успокоившись. Дни, когда он мог позволить себе совершать глупости, подходили к концу. Теперь у него появилась возможность показать всему миру, что может сделать красавица-англичанка, став его женой. Вся Англия была почти в его руках, и принцу казалось, что никто не сможет встать на его пути.

— Ну как? — поинтересовался Маленький Монах.

У его ног трепыхалась форель, отливая на солнце всеми цветами радуги. Гарнет всплеснул руками от восхищения.

— Великолепно! В ней, наверное, фунтов десять!

— Очень может быть. Прекрасный ужин будет для вас и аббата.

— А для вас?

Маленький Монах улыбнулся. У него были очень красивые черты лица, в особенности рот и нос. Рассмотрев его поближе, Гарнет обнаружил, что он вовсе не такой маленький, как явствовало из его прозвища. Он был среднего роста, хотя и довольно сутулый, и еще не старый. Маленькому Монаху, возможно, было около пятидесяти пяти, но из-за очков с толстыми линзами и копны седых волос он казался почти стариком.

— Нет, — вздохнул он. — Не думаю, что мне понравилась бы такая еда. Видите ли, мы с этой рыбой в некотором смысле друзья, старые друзья. Я целый день охотился за ней, пытался поймать, и наконец мне это удалось. Я буду чувствовать, что уничтожаю своего товарища. То же самое и с гусями… Я понимаю, это очень глупо.

Пока он был увлечен рыбной ловлей, его соломенная шляпа сдвинулась назад, а теперь просто упала в быструю реку.

— Ах, как жаль! — воскликнул Маленький Монах. — Моя любимая шляпа!

Форель так и лежала у его ног под теплыми солнечными лучами.

— Бросьте рыбу обратно, — попросил Гарнет.

— Что?

— Бросьте ее в воду. Это ваш друг. Аббат никогда не узнает. Давайте же быстрее, пусть бедняга живет.

— О, сын мой, сын мой! Вы думаете так же, как и я.

И монах, вытащив изо рта рыбы крючок, бросил ее в бурлящий поток. Несколько мгновений она безжизненно лежала в воде, но потом, сильно ударив хвостом, уплыла.

— Я иногда ловлю рыбу в Испании, — сказал Гарнет, — но, конечно, у меня нет вашего мастерства. На рыбалку со мной иногда ходит отец — он очень хороший рыбак, но никогда не позволяет смотреть на себя посторонним, чтобы не испортить впечатления, которое он производит на окружающих.

Монах повернулся к нему и спросил:

— Что вы хотите этим сказать?

Гарнет засмеялся.

— В свое время, еще живя в Лондоне, мой отец был самым знаменитым мотом и повесой, красавцем и щеголем. Однако под этой маской скрывался очень смелый человек, готовый бороться за то, во что свято верил. Отец никогда об этом никому не рассказывает, кроме, может быть, самых близких людей, и всегда очень боится испортить то, что называет своим нарядом.

— Он еще жив?

— Еще как! Ему уж за семьдесят, а он все еще активно участвует во всем, в чем только можно.

— А ваша мать?

— Нет. Она умерла, как только я родился.

Маленький Монах неподвижно уставился туда, где радостно плескалась рыба.

— Вероятно, для вас так ужасно — никогда не почувствовать ее прикосновения!

— Она была красавицей. Посмотрите, вот ее портрет в этом медальоне. — Гарнет открыл его и поднес к самому лицу монаха. Тот почти уткнулся своими смешными очками в миниатюру и долго рассматривал ее. А потом вдруг задрожал на жарком полуденном солнце.

— Что с вами, брат?

— Ничего, сын мой. Мне немного нехорошо, вот и все. Наверное, солнце слишком напекло голову, я ведь без шляпы. Скажите, а как звали вашу мать?

— Сибелла.

— Какое чудесное имя! — промолвил Маленький Монах, возвел глаза к небу и лишился чувств, упав к ногам Гарнета.

В поместье Саттон никогда не бывало дня лучше. В день летнего солнцестояния, в самый разгар июня, им казалось, что даже дом, построенный для того, чтобы его посещали сильные мира сего, был счастлив оттого, что в его стенах живет особа королевских кровей. В знаменитом саду, в тени деревьев, хозяйка поместья и ее любимый изображали пастуха и пастушку. За деревьями сидел музыкант, играющий на лютне, а охотничья собака вынюхивала в траве лакомый кусочек, который ей бросил сын короля.

Мелиор Мэри была в розовом платье пастушки с игривыми бантиками на рукавах и с посохом в руке. К шляпке она приколола свежие живые розы и зеленую ивовую ветку в знак искренней любви. Принц надел рубашку и брюки, чтобы немного позже поехать с ней кататься верхом. Он повязал одну из ее лент вокруг шеи, в знак того, что тоже влюблен.

Счастье сделало их самыми красивыми людьми на земле. Чарльз Эдвард готов был совсем отказаться от вина, и если бы она приказала ему, отправился бы в Лондон с сотней самых преданных шотландцев штурмовать крепость. Принц стал сильным и юным, ее любовь вдохновляла его, он был готов преодолеть все препятствия. А Мелиор Мэри могла сейчас пожертвовать ради него всем. Всем, кроме одного, о чем он никак не решался спросить.

— Может быть, покатаемся? — предложил он. — Давайте доедем до того ужасного колодца и уничтожим зло нашей любовью. Это возможно?

— Не знаю. Я понимаю, что добро сильнее зла, но сомневаюсь, что у нас есть такая сила.

— Но я так люблю вас! Вы вернули мне былую смелость. Я полон самых радужных надежд и чувствую, как во мне возрождаются забытые мечты.

Мелиор Мэри улыбнулась.

— Что же, я отведу вас на то место. Теперь я тоже стала смелее.

Они ехали по светлому лесу, похожие на сказочных героев. Все звуки вокруг слились в стройный хор прекрасных голосов, но когда деревья расступились, внезапно настала тишина.

Перед Чарльзом Эдвардом лежали развалины старого замка. Справа стояла разрушенная сторожка, за ней — одинокий коттедж, а прямо перед ними оказался колодец святого Эдварда.

— Но я ничего не вижу! — нетерпеливо сказал Чарльз. — Просто камень, лежащий на земле.

— Он закрывает колодец. Его положили туда после того, как она утопилась.

Мелиор Мэри никогда не рассказывала ему о подробностях смерти Сибеллы — как ее нашли в этом колодце, как ее волосы плавали на поверхности воды, словно диковинные морские водоросли…

— А что рядом с ним?

— Старый замок. Он был построен во времена правления короля Джона. Однажды я видела здесь привидение. — Она сказала это не подумав, и Чарльз Эдвард, посмотрев ей прямо в глаза, серьезно произнес:

— Эту землю преследуют призраки, Мелиор Мэри. А в замке Саттон по ночам кто-то бродит. Вы слышали прошлым вечером крик шута? Он предвещает какое-то бедствие?

— Так говорят.

Принц молча посмотрел на нее своим тяжелым взглядом, и она не поняла его значения. Он спешился и сделал несколько шагов в сторону огромного камня.

— Я отодвину его.

— Мне бы не хотелось, чтобы вы это делали.

— Чепуха.

Чарльз Эдвард обернулся, улыбнулся ей, и в тот момент она ясно представила себе, как он выглядел, когда покорный Эдинбург склонил перед ним голову.

Его кожа огрубела от шотландских ветров, а глаза тепло смотрели на Джеймса Хеперна — гордого и уважаемого старика, который торжественно вышел из толпы, преклонил колено и опустил свой меч к ногам Чарльза Эдварда в знак полного повиновения.

— Мой Прионнса, — проговорила она.

Но Чарльз не слышал ее, пытаясь сдвинуть камень с места.

— Здесь очень глубоко. — Он немного приподнял его. — Даже дна не видно.

Помедлив, она с опаской подошла и встала рядом с ним. У ног разверзся глубокий темный и узкий туннель. Чарльз Эдвард бросил вниз камешек, и через некоторое время они услышали всплеск воды в глубине колодца.