Петронилла опустила голову и вздохнула.

— Это все моя вина, — сказала она, — из-за меня ты вынуждена выходить за этого Тэлброка.

— Брось, Петронилла. Как ты можешь себя в этом винить? — Аделина протянула руку, чтобы погладить Петрониллу по волосам. — Я сама все затеяла, я хочу замуж.

Петронилла захныкала.

— Нет, ты хотела молодого рыцаря Неверса, а я…

— Что ты?

— Да ничего, но все равно вина моя. Ты могла бы остаться в Нормандии и выйти за своего Неверса. А сейчас…

— О чем ты говоришь, Петронилла? Я уехала потому, что кончился срок моего пребывания в заложницах. К тому же с Неверсом мы не были помолвлены по-настоящему. Как ты можешь винить себя?

Петронилла всхлипнула:

— Они уехали, вся семья Неверс, еще до того, как переговоры закончились. Это из-за меня. А потом, я недостаточно за тобой присматривала, и вот в итоге ты должна выйти за него…

— Петронилла…

— А мать Неверса никогда бы не отпустила его к тебе после того, как…

Аделина опустилась возле служанки на колени и взяла ее за руки.

— Расскажи мне, Петронилла, расскажи все с самого начала.

— Я не виновата.

— Конечно, нет.

— Это он виноват. Он нашел место в хлеву, где мы могли побыть наедине. Я не думала, что нас обнаружат. — Петронилла поднесла шелковый платок к глазам, из которых текли ручьи слез. — Я была не права, — прошептала она.

Аделина в смятении обнаружила, что не может сдержать смех.

— С кем ты была в хлеву, Петронилла? С Уильямом Неверсом? С этим мальчиком?

Слезы на глазах служанки мгновенно высохли.

— Разумеется, нет! С сиром Реджинальдом Неверсом, конечно, не с его же сыном. — Слезы снова полились с той же быстротой. — Но и его сын тоже наверняка знает, как обходиться с женщинами. О, Аделина, как это ужасно — полюбить мужчину из хорошей семьи, а потом потерять его выйти замуж за какого-то преступника, за человека, который убил священника, просто ради того, чтобы выйти из положения…

— Какого положения?

— Ты могла бы мне рассказать. В доме твоего отца все об этом только и говорят. Конечно, когда его рядом нет. Когда он там, никто и слова не смеет сказать, чтобы его не рассердить.

У Аделины упало сердце. Поделился ли Тэлброк со своими людьми догадкой о том, что она носит ребенка? Не солдаты ли гарнизона принесли в дом Кардока эти слухи?

— О чем болтают люди? — спросила Аделина.

— Что ты вернулась из Нормандии с ребенком, и Кардок нашел похожего на отца нормандца, чтобы возместить отсутствие мужа. Они говорят, что другой причины, по какой бы ты взяла Тэлброка в мужья, быть не может. Хотя они и помнят, что твоя мать была родом из Нормандии, они ее не винят.

— Не винят в чем?

— В том, что она воспитала тебя нормандкой и внушила мысль выйти замуж за чужака. Любой из соплеменников Кардока мог бы дать тебе свое имя.

«Возьми пастуха, — говорил ей Симон, — и у твоего ребенка будет шанс вырасти на земле предков». Аделина вздохнула. Если Уильям Маршалл отправит Тэлброка на другой форпост, она последует за ним и, быть может, никогда в жизни больше не увидит ни этой долины, ни этого дома.

Аделина мысленно вернулась к предмету разговора.

— Как ты можешь знать, о чем судачат люди моего отца? Ты ведь их не понимаешь.

— Некоторые знают наш язык.

— И передают тебе то, что думают остальные? — Аделина заметила, как вспыхнула Петронилла. — Который из них?

— Хауэлл всегда рад помочь.

— Высокий юнец с маленькой бородкой? Петронилла отвернулась и принялась расправлять покрывало.

— Да, оказывается, Хауэлл любит поговорить. Он еще научил меня нескольким валлийским словам.

Аделина улыбнулась. Петронилла, самая искушенная и прагматичная из служанок леди Мод, отхватила самого неискушенного парня из всех проживающих в долине.

— Сколько Хауэллу лет?

Рука Петрониллы зависла в воздухе.

— Возраст самый подходящий, он вполне взрослый мужчина.

— В Нормандии найдется не меньше дюжины молодых рыцарей, которые с радостью взяли бы тебя в жены. Я помню, как ты плакала, когда два брата Сансерр покидали нас в Херефорде. Они все еще могут быть там, Петронилла.

— Слишком поздно, — сказала Петронилла. — Я не о сезоне, я о событиях в моей жизни. Леди Мод не даст мне выйти замуж за нашего соотечественника. Не даст после того, как обнаружила меня в хлеву с мужем леди Неверс. За этот грех она отправила меня с тобой. — Петронилла всхлипывала. — Она сказала, что долгая поездка верхом поможет мне встретить весну без ребенка в животе. Она сказала мне это прямо на глазах у лорда Неверса, чтобы устыдить нас обоих. — Петронилла схватила Аделину за руку. — Не отсылай меня домой. Если леди Мод не простит меня, я так и не выйду там замуж.

— Я никогда не слышала об этой истории…

— Я знаю, ты ведь и думать не могла ни о чем другом, кроме как о возвращении на родину, и леди Мод не хотела тебя расстраивать.

— А ты не говорила ни о чем другом, кроме как о возвращении, с тех пор как мы покинули Нормандию.

Петронилла уронила голову на руки.

— Эта страна такая мокрая и холодная, что я готова была на коленях ползти в Нормандию, только бы снова оказаться дома.

Аделина помнила, что думала и чувствовала, когда пять лет назад уезжала из долины. Она погладила Петрониллу по голове.

— А сейчас? — спросила она.

— Сейчас, — ответила Петронилла, — я смотрю на вещи по-другому. И я привыкла к холоду.

Аделина рассеянно подумала о том, что ей будет приятно видеть в доме еще одно знакомое лицо. Из соотечественников, кого она помнила с детства, в долине почти никого не осталось.

— Ну так как? — спросила Петронилла. Аделина расправила плечи.

— Когда отец вернется с охоты, я попрошу его то серебро, что он собирался дать тебе на дорогу, отложить тебе на приданое.

— А Хауэлл? Ты спросишь у него, могу ли я выйти за Хауэлла?

— Женить на себе Хауэлла — твоя задача, а не моего отца, — заметила Аделина.

Ночью перед венчанием, последней ночью, когда она делила кровать с Петрониллой, Аделина лежала без сна. Когда дверь в спальню тихо отворилась, Аделине на долю секунды померещилось, что Тэлброк пришел за ней. Конечно, это был не он. Аделина села в кровати и шепотом поприветствовала Майду.

— Хочешь поговорить со мной? — Аделина кивнула в сторону спящей служанки. — Она спит крепко.

Майда кивнула, ее тщательно расчесанные щеткой волосы серебрились в лунном свете, струившемся из узкого оконца.

— Я подумала, что ты не будешь возражать, если я возьму на себя обязанности матери и поговорю с тобой о супружеском долге.

Аделина вылезла из-под покрывала и села рядом с Майдой.

Майда могла бы поговорить с ней раньше, после ужина. Видимо, у нее была серьезная причина прийти сюда ночью из хижины. Аделина старалась говорить тихим шепотом:

— Я кое-что знаю.

— Не сомневаюсь. — Женщина посмотрела на луну, потом снова на Аделину. — Я должна тебе признаться, что не сказала всей правды тогда, у ткацкого станка. Но я не могу спать, зная, что ты выходишь замуж за Тэлброка, оставаясь в неведении.

Аделина пожала Майде руку.

— В ту ночь, когда был набег, я подумала, что вы, должно быть, повенчаны с Кардоком. Мальчики законные сыновья, не так ли?

Майда кивнула:

— Это так, и Кардок любит их до безумия. И тебя тоже. Аделина простила Майде эту маленькую ложь.

— Как вы встретились?

— Я сводная сестра Раиса. Мы обвенчались с твоим отцом спустя несколько месяцев после смерти твоей матери. Он был одержим мыслью никуда не отпускать нас от себя. Он не переживет, если у него еще одного ребенка заберут Плантагенеты. И, как он сказал, ни за что не отпустит свою вторую жену.

Аделина прислонилась к валику для изголовья и предложила Майде край покрывала, чтобы согреть ноги.

— И, когда мальчики подрастут, отец должен объявить старшего своим наследником.

Майда накрыла ладонь Аделины своей ладонью.

— Мне пришлось сказать тебе об этом сейчас. Кардок молчал бы еще долгие годы. Вчера я попросила его поговорить с тобой, до того, как ты выйдешь замуж. Ты должна понимать всю степень риска. Тэлброк может впасть в ярость, когда однажды узнает, что, женившись на наследнице, получил в жены безземельную. — Майда пребывала в нерешительности. — Ты разочарована тем, что есть другой наследник?

Аделина покачала головой:

— Я ожидала, что отец передаст бразды правления племяннику, сыну Раиса. Он не столько хозяин земли, сколько вождь этих людей. Я понимала это еще ребенком.

— Нормандцы видят все по-другому. Для них он прежде всего хозяин земли. Твой муж будет считать, что долина перейдет к тебе по наследству. Если ты все же решила выйти за него, будь осторожна: не говори, что наши сыновья законные, ради себя и ради них. Даст Бог, когда Пенрик вырастет, у нас будет достаточно золота, чтобы подсластить твоему мужу горечь разочарования.

— Тэлброк и так богат. Ему все равно: пусть себе долина переходит твоему сыну.

Майда покачала головой:

— Он был богатым, а теперь у него нет земли и он может захотеть получить долину. Молю тебя, не говори ему правды, пока мальчики не вырастут.

Аделина помнила добрый свет в глазах Тэлброка.

— Он никогда не обидит ребенка.

— Прошу тебя, Аделина, поклянись, что ничего ему не скажешь.

Аделина со вздохом пожала Майде руку.

— Я клянусь, хотя и уверена в том, что Тэлброк никогда не причинит вреда мальчикам.

Аделина отчетливо слышала страх в голосе Майды. Неужели эта женщина страшилась возвращения дочери Кардока домой из опасения, что та возненавидит своих братьев? Неужели здешний народ держится от нее на расстоянии и не сплетничает при ней из страха, что она возненавидит своих маленьких братьев за то, что они, а не она, унаследуют земли в долине? Даже родной отец боялся сказать ей правду! Кем же они считают ее: бессердечным чудовищем? Аделина открыла глаза.

— Мой отец подозревает, что ты решила со мной поговорить?

— Нет, он спит.

— Он когда-нибудь сможет мне доверять?

— Эту тайну он не доверил бы самому святому Давиду[4]*, если бы не получил от него клятву хранить тайну в день нашего венчания. Даже отец Катберт согласился держать наш брак в секрете от посторонних.

От посторонних! Отец причислил ее к посторонним ради ее младших братьев.

— Я сохраню вашу тайну от Тэлброка, — сказала Аделина, — и не скажу отцу, что догадалась, в чем дело.

Майда потянулась к Аделине и порывисто обняла ее.

— Это его скорбь — скорбь от того, что у него забрали дочь и жену. Он любит тебя, Аделина, но страх за сыновей доводит его до умопомрачения.

— Я не причиню ему больше горя, — сказала Аделина. Майда погладила ее по волосам и встала. Впервые за время, проведенное в спальне, она позволила себе заговорить погромче.

— Что же касается других тайн, — сказала она, — что ты знаешь о супружеской постели?

Аделина втянула носом воздух, пытаясь изгнать из голоса дрожь. Потом, когда Майда уйдет, она позволит себе поразмыслить о прошлом. Она повернула лицо к жене своего отца и улыбнулась.

— Я кое-что видела в садах леди Мод. Мое окно располагалось как раз над самым укромным уголком.

— Я подозреваю, — сказала Майда, — что твой муж Симон Тэлброк подойдет к исполнению супружеских обязанностей посерьезнее, чем те прощелыги, что развлекаются с горничными в саду. — Она помолчала, прислушиваясь к ровному сопению Петрониллы. — Надень плащ и ботинки. Давай-ка прогуляемся по двору, и я расскажу о том, что тебе следует знать.

Глава 10

Утром того дня, когда должно было состояться венчание, Симон Тэлброк в сырой часовне исповедовался перед отцом Катбертом. Священник опасался приближаться к Тэлброку ближе чем на пару шагов, то и дело бросая взгляды на открытуюдверь, возле которой согласился дежурить озлобленный Кардок.

— Ты еще не закончил? — заревел он. — Здесь снаружи чертовски холодно.

Внутри было не теплее. Симон удвоил усилия и закончил долгий перечень своих грехов, накопившихся с тех пор, как он покинул Кент. Катберт не знал, а Симон не стал ему рассказывать, что аббат в Ходмершеме принял от него исповедь в тот же день, когда он убил священника. Не имело смысла описывать Катберту это событие.

Симон присовокупил краткий отчет о своем участии в уличной драке в Херефорде.

— Вот на этом все, — подытожил он. — Вы даете мне отпущение?

Катберт слушал его рассеянно и безразлично. Его, казалось, нисколько не впечатлило признание Симона в том, что он убил трех разбойников в окрестностях Херефорда, как и совершенное в том же Херефорде прелюбодеяние с женщиной, которая скорее всего была замужем, как и пренебрежение к святым реликвиям. Симон не стал упоминать о своих похотливых мечтаниях относительно дочери Кардока, но ведь грех не велик, если учесть, что предметом его вожделения была будущая супруга.