Ростов махнул рукой и телефон упал в траву. Он посмотрел на это дело скептически, видимо, впав в глубокие думы: поднять или пусть отдохнёт. Решил, что поднимать не стоит. 

 — Оно возвращается, — продолжил оратор, вытянув ноги. Его тело сползло в шезлонге так, что подбородок почти коснулся груди. — Через три часа ты опять в сопли…

Одним словом, трезвый день начался с нетрезвого решения.

Мы с Викой стояли перед моим домом, в который я до жути не хотел идти. Как будто кто-то перекрыл что-то внутри меня, это превратилось в чужую опасную территорию войны, а там, где у меня был мир, всё поросло поганым вереском. В своём Доме я мог только пить, пить и разлагаться. Мы с парнями даже стройкой занялись, грешным делом. Стали помогать бригаде, чтобы избавиться от алкогольной зависимости и взбодриться. Устроили день ЗОЖ, а на утро все вспомнили что у них вообще-то есть дела. За Ростовым приехала Лера, не позволив сесть на переднее сиденье, где сидела какая-то дворняга, которую эти двое обожали как родного сына и называли Луи.

Лев очнулся и уехал с ним же, потому что вспомнил, что у него самолёт. Ну конечно, вовремя.

Петрова забрала психованная Гелла, прикрикивая, что он должен был забрать к себе некую… сестру? Ещё одну? Что?

Сразу после того, как наступило капитальное одиночество, пришлось взять себя в руки и вынырнуть хоть ненадолго. Хоть на день, на минуту. Умыться, просто, мать вашу, умыть пьяную рожу и разблокировать чёртов телефон.

И вот умыл, разблокировал и стою перед своей квартирой, а передо мной Вика. И она пыхтит и кряхтит.

 — Расскажи мне друг, как так вышло? — она скрестила на груди руки. — Что ты жил не тужил и я, с**а, ждала от кого угодно подвоха, от любой из дам твоих, а потом посыпался от… непонятно кого за… две недели. Ты как? Норм вообще?

 — Ы-ы, — я помотал головой, сделал огромный глоток минералки и выбросил бутылку в урну, вытирая рот рукавом.

 — Кто это и как ты докатился до этого дерьма…

 — Это два вопроса или один?

 — Два.

 — “Это” — это Сафо… я её люблю.

 — Но она сука?

 — Сука… п***ец, сука… — я достал новую бутылку минералки из сумки Вики, лежащей на капоте моей машины.

 — Ладно, пошли, дружок… Вещи твои соберём.

 — Пошли…


 В квартире было тихо. Я не выбирал время, когда там никого — это трусливо. Я не выгадывал, чтобы там все были — это самонадеянно. Я просто уже неделю не смотрел на часы. Кира сидела на диване, обняв себя руками и щёлкала каналы телевизора. Я даже не знал, что у нас есть каналы. Интересненько.

Алиса… её не было.

 — Кира? — позвала Вика, первой проходя в квартиру. Я замер в прихожей, глядя на всё своё прошлое окружение. Струсил? Нет. Я вспоминал, как дурак, Сафо. Тут. Даже тут.

 — Что, струсил прийти один?

 — Нет, — честно ответил я и сел на пуфик в коридоре, прислонясь затылком к гладким деревянным панелям.

На втором этаже кто-то завозился. Алиса, как кошка, которая услышала шуршание пакета.

 — И когда нам нужно съехать? — холод в голосе Киры даже не пугал, он просто отвращал, как всё холодное.

 Сафо была светом… Кира — ледяным сиянием. А Алиса душным вечером погибшего в муках дня.

 — Ни-ког-да… Живите, сколько хотите.

 — Если ты продолжишь вместо работы бухать, у тебя вообще не будет дома. Не то что двух сразу, — закатила глаза Вика.

 — Выкати, Викусь, — не глядя на нас прокомментировала Кира.

 — А мне уже можно осаживать эту…

 — Замолчите, умоляю, — голос Алисы, как всегда, дрожал. — Ян, поговоришь со мной?..

 — Ага, — я кивнул, поднялся на ноги и побрёл по лестнице наверх, не глядя ни на Киру, ни на Вику, ни на Алису. А хотелось тут же где-то и прилечь, или сесть на ступенечку и вытянуть ножки.

Алиса в её комнате всегда казалась какой-то другой. Мы редко тут бывали, но случалось и такое. Мы вообще редко бывали вдвоём, но случалось и такое… Всякое. И так стало тоскливо.

До Сафо было проще, легче, лучше. С Сафо было идеально. Без неё всё обесценилось. Миллион стал тремя копейками.

Комната Алисы стала колыбелью тишины, в которой мне бы и было хорошо, но я себя там уже не видел.

 — Ян, мы можем…

 — Что ты хочешь, Алис? — я поднял руку и она приземлилась на плечо Алисы, та вздрогнула и покосилась, будто хотела спугнуть. Нет, я знал Алису, ничего она не хотела. По лицу видно — скучала. Страдала. И собрала вещи.

 — Уходишь? — спросил зачем-то, отпустил мягкое округлое плечо Алисы и упал в кресло, стоящее у кровати.

 — Ты так безразлично… — начала было Алиса, но в глазах её блестнули слёзы и она остановилась, закусив палец. Выдохнула, помотала головой.

 — Я не хочу плакать или пр… просить. Я всё знаю… я…

 — Что знаешь?

 — Всё… Ты порвал с Сафо? — она села передо мной на колени и опустила на мои бёдра свои мягкие пальчики с аккуратным маникюром. Смотрела в глаза с надеждой, трогательно и выжидающе. Она хотела услышать то, чего я ей говорить ну никак не собирался.

 — Алиса, милая…

 — Нет, нет. — она быстро стёрла слёзы с лица. — Я ничего… ничего не скажу…

 — Вот и правильно…

 — Просто пойми.

 — Что? — устало спросил я и, закрыв глаза, откинул голову на подголовник, как будто мог от этого перестать находиться тут. Как будто мог телепортироваться.

Голова, ещё не трезвая, опять закружилась. Её опять свело, в висках стукнуло.

А ещё тело Алисы стало ближе, но у меня будто отяжелели руки, я как желе размягчился. Она пыталась меня поцеловать.

 — Ничего не выйдет, — пробормотал ей куда-то в рот и она воспользовавшись этим скользнула своим языком по моему.

Если зажмуриться и забыться, можно было бы решить, что это Она, Сафо пришла и целует, но увы… Это была Алиса и я хорошо это осознал, когда понял, что всё не так. Слишком тёплый язык, слишком упругие губы. Слишком мало знаков, слишком много дыхания. Слишком тусклый, но острый запах. Слишком настойчиво, но в то же время недостаточно желанно. Я просто… не хотел этих губ? Да, так и было. Ничего не полыхнуло.

 — Остановись, — пришлось сжать лицо Алисы и отодвинуть от себя. Она замерла в глупой позе, яростно затряслась. Сдерживала всхлипы и слёзы, но безуспешно и вот я её уже жалею.

Я держал Алису у себя на коленях, а она рыдала и рыдала, без остановки и я гладил её плечи, волосы щёки и просил не плакать. Целовал глаза, лоб.

 — Алис…

 — Почему ты опять не можешь…

 — Нельзя.

 — Простишь её?..

 — Не прощу.

 — А дальше что?..

 — Ничего.


***


На кухне Вики из НЕ белого было только вино и я его пил, хоть пить уже не мог. Виктор и Виктория сидели по другую сторону барной стойки и внимательно, как на подопытного, на меня смотрели.

 — Ты как? — спросил Виктор.

 — Неплохо, — икнул я.

 — Вещи забрал? — спросил Виктор.

 — Угу, — икнул я.

 — И где они?

 — В его берлоге, — ответила за меня Вика, позволяя сделать глоток. — А он останется тут! Потому что… сил больше нет наблюдать этот запой. Алкоголь получаешь ТОЛЬКО по вечерам, строго-дозированно. И каждый день работать! Спать — сюда. Если придёт эта твоя…

 — Прогонять! — кивнул я, и в груди всё будто через шредер пропустили. Не прогонять, оставить, запереть…

Она не писала и не звонила. Интересно, это значит, что виновата? Или наоборот?

Виновата. Я не слепец.

По крайней мере она не тут, не со мной, пока я умираю.

Глава 33. Сафо

Он там, пока я тут умираю…

Я вытирала быстро-быстро набегающие слёзы, детской футболкой и уже давно в неё сморкалась. Сидела прямо на полу ванной, которую тут даже оборудовали стиральной машиной и сморкалась во всё подряд, потому что истерика уже очень давно не прекращалась.

Ксавье пару раз приходил с бутылкой воды, я благодарила и он уходил.

Вот снова зашёл, вздохнул и смерил полным осуждения, взглядом.

 — Mamita?

 — Mm, California King? — промычала я в ответ, но ребёнок на то и ребёнок. У него всё как-то попроще.

 — Тебе если больно, ты Vas a Rusia*, — подсказал этот капитан очевидность.

 — Ага… Поеду… Билеты скоро… оф, — и я снова разрыдалась, как дура полная.

 — А ты можешь позвонить?

 — Кому?

 — Тому, из-за кого плачешь?

 — Нет.

 — Почему?

 — Я его обидела, вот почему, — Ксавье стал гладить мои волосы, как будто он этого могло стать легче.

 — Тогда tenemos que извиниться**, — Ксавье погрозил мне пальцем, будто мы были героями очень поучительного мультфильма. — Кто-то же сейчас плачет, ¿Lo entiendes?***

 — Понимаю… Понимаю, милый…

Ксавье кивнул, и я наклонилась, положив голову на его щуплые мальчишеские коленки, и он продолжил гладить меня по голове. Маленький умный мальчик мой.


***


Мигель нашёл нас с Ксавье спящих на куче грязных вещей на полу маленькой ванны. Перенёс на кровать, я проснулась, когда он забрал Ксавье и терпеливо ждала, когда вернётся за мной, даже не пошевелив пальцем. Ни одна моя конечность не дёрнулась, я хотела быть апатичным котиком.

Мигель меня поднял, заглянув перед этим в глаза, я не потрудилась притвориться спящей, и унёс в комнату.

 — Сафо, — позвал он. Теперь моя голова лежала на его коленях, и его пальцы, а не Ксавье, гладили мои волосы.

 — Мм?

 — Прости меня за всё это, пожалуйста…

 — Ничего страшного. Ничего страшного… — шепнула я.

 — Но ты тут совсем сдулась. Первые два дня была в шоке, не понимала. Теперь вот накрыло. Ты никакая, ты совсем никакая… Поезжай в Россию, к нему. Ты готова…

 — Не готова, — я покачала головой и слабо поднялась на дрожащих руках, чтобы Мигель меня перехватил, и, как ребёнка, взял на руки. Так было уютнее всего. Почти как будто рядом кто-то другой, но только нет… Другое.

С тем другим никогда не бывает так. С ним всегда хочется большего, даже когда ты на максимуме рядом. Всегда хочется ещё выше, сильнее, быстрее, больше. Если целовать, то непременно сожрать, если обнимать, но непременно ломать кости, если любить, то пока не увидишь последний вдох, прежде чем умереть.

Я даже не была в силах пожелать ему без себя счастья… Хотя должна была. Обязана была. Говорят, когда любишь и бла-бла-бла…

Я неправильно любила, и неправильно стремилась к тому, кого люблю. Я хотела к нему, но боялась до чёртиков, и потому чего-то ждала.

 — Чего ждёшь?

 — Костю… Костя мне всё расскажет… Когда придёт Костя?

Сегодня я выпала из жизни. Сегодня стала бояться брать в руки телефон, мать Киры и Кира обрывали “вотс” и терроризировали меня. Потом Кира отпачковалась, а мать её Карина, продолжила, чтоб её.

Ещё я перестала ходить, есть, пить и действовать.

Я хотела увидеть Костю, чтобы он сказал мне, что делать.

И впервые мои мальчики меня не успокаивали.

 — Через три дня.

Мне показалось, что из груди вырвался какой-то скулёж. Мигель тут же перехватил мою голову, плечи и крепко к себе прижал, так что дышать стало нечем, и думать стало нечем.

 — Ты всё объяснишь и…

 — И…

 — И?

 — И… Мигель, — прохрипела я.

 — Да в чём проблема, Солнышко?..

 — Костя…

 — Скоро приедет.

 — Хорошо. Какие же мы все несчастные дураки, со времён моих родителей… Это всё они испортили…

 — Как?

 — Когда не на тех попережинились… Как же хорошо было быть серой и мокрой мышью.

 — Почему?

 — Потому что была я, был ты и был Ксавье. Остальное — было транзитными остановками. Знаешь, зоной Дьюти-Фри. Прилетел, посмотрел на реальную жизнь из окна — дальше полетел. Не верю я, что могу быть обычным постоянным человеком…

 — Почему? — не унимался Мигель, качая меня, как малышку. Я засыпала, кажется. Опять.

 — Моё счастье быть одной. Быть где-то. Я попробовала, и…

 — Ничего ты не пробовала. Соберись с силами, дурочка, умоляю. Приедет Костя, и если нужно я сам тебя отвезу в Россию. В этот дом бревенчатый, про который ты мне уши прожужжала. И смени симку, Кира достала меня уже хуже некуда.


***


Я сидела в аэропорту и на коленях у меня крутился Ксавье. И каждый, кажется, останавливался, посмотреть на этого очаровательного кудрявого ангела. Ах, какой милый. Соглашусь. Особенно рядом со мной…

Говорят, я выгляжу не оч…

Ага, спс.

Досвидули.


— Где он? — спросила я в который раз, и так как Мигеля я достала, отвечал Ксавье.