Разговоры о болезни миссис Легран между отдельными сеансами — теперь я хочу сказать тебе всю правду, Пол, — были не более чем вымыслом, преследовавшим единственную цель — почувствовать, насколько серьезно вы относитесь ко всему этому, а также выиграть время. Ведь мне нужно было выучить наизусть все то, что мне рассказывала мама о мисс Ладингтон и о том, как выглядел Хилтон сорок лет тому назад. А речь шла о целом ряде имен, которые следовало запечатлеть в памяти, о различных происшествиях в школьной жизни, о пикниках и ухаживаниях, которые имели место во время выездов… Это было увлекательно, как настоящий роман. А так как я и сама выросла в Хилтоне, то достаточно скоро я знала все связанное с прошлыми поколениями жителей Хилтона почти так же хорошо, как и прошлое моих сверстников. Мама имела обыкновение временами говорить мне: «Ида, если бы я не знала, что ты добрая девушка и что ты будешь хорошо относиться к мисс Ладингтон, я бы ни за что не пошла на обман своей старой подруги. Я не стала бы готовить все это, не будь у меня уверенности в том, что это принесет тебе счастье. И я знаю точно, что, идя на этот обман мисс Ладингтон, мы сделаем ее счастливее, много счастливее, чем сейчас.

Я думаю, что мама и на самом деле очень любила мисс Ладингтон, поскольку она снова и снова требовала от меня обещаний, что я буду относиться к ней хорошо, как будто к такой благожелательной и добросердечной даме, как мисс Ладингтон, можно относиться иначе.

Как ты понимаешь, при наших занятиях мы всегда демонстрировали нечто находившимся в трауре людям. И им казалось, что они узнают фигуры и черты лица своих умерших близких и друзей. В результате они уходили от нас утешенными. Это давало нам основание полагать, что наше надувательство приносит добро, а потому не является греховным. Мы считали, что мы делаем хорошее дело.

Что касается тебя, Пол, то тут у мамы не было никаких сомнений. Она говорила, что я хорошая девушка, а потому каждый мужчина будет счастлив получить меня в жены. Не знаю, насколько это верно, но я-то уверена в том, что любая девушка сочла бы за счастье завоевать твою любовь. Мама заказала мне платье, подобное тому, которое носила девушка на портрете. Конечно, оно было старомодного фасона, но очень шло мне. Таким образом, все было готово к сеансу. Ну а остальное тебе известно.

Я забыла еще упомянуть, почему в первый же день после нашего приезда сюда платье начало распадаться. Это произошло в связи с тем, что его окунули в специальный химический раствор, который разъел материал. Мне стоило труда не дать ему расползтись еще в первую ночь. За эту часть подготовки был ответствен отец. Он весьма сведущ в химии и знает практически все, кроме разве что искусства делать деньги, достаточные для сносного существования.

На Десятой улице действительно не было люка в полу, но зато весь потолок кабинета состоял из большой опускающейся части, края которой были спрятаны в верхней части окружавшей кабинет перегородки. Это устройство крепилось на хорошо смазанных шарнирах и работало с помощью блоков и противовесов. Привести все это в движение можно было одним лишь касанием пальца. Если речь не шла о роли, которую мог взять на себя сам медиум, то являющееся публике лицо в мгновение ока сходило по спускаемой сверху лестнице. При этом шумы устранялись благодаря тому, что все способное вызвать удары заматывалось тканью. Сквозняк, появлявшийся непосредственно перед тем, как входил «призрак», и упомянутый мисс Ладингтон в разговоре со мною, был дополнением, не предусмотренным нами. Мне думается, что он возникал при поднятии потолка.

Все было просто, так бесконечно просто… Нам даже не требовались особые предосторожности, так как вы, начиная с первого визита к нам, были твердо убеждены, что я являюсь той самой Идой с портрета. С того момента, как вы привезли меня сюда, ни разу не заходила речь о том, чтобы я привела доказательство того, кто я такая. Наоборот, ты и мисс Ладингтон постоянно убеждали меня, что на самом деле являетесь теми, за кого себя выдаете. Не возникало и сомнения, действительно ли я имею какое-либо отношение к мисс Ладингтон. Вы только и говорили, что об ее связи со мною. Это было изначально присуще мисс Ладингтон, желавшей всему найти и дать объяснение.

Что касается тебя, дорогой Пол, то это не твоя вина, что я не стала твоей женой еще несколько недель тому назад. Я бы уже, наверное, и была ею, а также и наследницей мисс Ладингтон, если бы наш план не оказался роковым образом весьма несовершенным в двух отношениях. В нем были, кажется, предусмотрены все случайности, но вот никто не подумал о возможности того, что моя благодарность к мисс Ладингтон окажется настолько велика и что я влюблюсь в тебя. Ну а коль скоро со мною приключились эти «неприятности», то у меня не остается иного выбора, как бежать от вас этой ночью. Конечно, я рассчитывала на то, что ты влюбишься в меня. А после того, как я увидела тебя в первый раз, у меня уже не выходило из головы, насколько это было бы прекрасно — стать твоей любимой и даже супругой. Но тогда это еще не было настоящей любовью. Мне кажется, если бы ты только хоть чуть-чуть представил себе ту печаль, которая охватила меня, когда я впервые поняла, что мое сердце принадлежит тебе, ты скорее всего начал бы испытывать ко мне сострадание. И начиная с того момента для меня стало нестерпимой пыткой продолжать обманывать тебя. Однако, пожелай я сказать тебе всю правду, я наверняка стала бы тебе так же противна, как какая-нибудь змея. О Пол! Представь себе, что мне пришлось пережить в эти последние недели, и подари мне хоть немного участия.

Теперь ты понял, почему для меня было столь невыносимо, когда в моем присутствии обсуждали обстоятельства, благодаря которым нам удалось ввести тебя в заблуждение, и почему после первых дней моего пребывания в вашем доме я сама более не говорила на эту тему.

Когда известный вам под именем доктора Халла отец приехал сюда в первые дни, дабы лично увериться в том, насколько удался наш план, я готова была провалиться от стыда сквозь землю. Он пытался перехватить мой взгляд и искал возможности побеседовать со мною. Но я избегала этого. Когда он уходил, то скорее всего был в полнейшем недоумении по поводу моего поведения, поскольку мы заблаговременно договорились, что он навестит меня. Видишь, уже тогда у меня начался душевный разлад из-за той роли, которую мне приходилось тут играть.

И все-таки, Пол, ты не должен думать, что, когда отец в тот вечер побуждал тебя говорить, это делалось лишь для отвода глаз. Я считаю великолепным его интерес к любым новым идеям. Так что его заинтересованность в той беседе была вполне искренней. Я даже знаю наверняка, что еще до того, как я покинула с вами родной дом, он все более и более начинал верить в то, что ты прав со своей теорией бессмертия предыдущих стадий развития личности. Я же, со своей стороны, абсолютно убеждена в истинности этой теории. И это не только потому, что здесь я являюсь последовательницей твоих и мисс Ладингтон идей, но и потому, что я как бы совершила насилие над духом, который представляла перед вами.

Не окружи меня мисс Ладингтон такой исключительной заботой, мне было бы проще играть свою роль. Но создавалось впечатление, что эта достойная самой большой любви старая дама готова была поклоняться полам, по которым я проходила. Она осыпала меня подарками — платьями, ювелирными изделиями. А этого, думается мне, было бы уже слишком много и для самого испорченного человека в мире, лишенного всякой совести.

И не будь тебя, Пол, я бы сбежала из этого дома менее чем через неделю после своего появления в нем. Но мне было невыносимо трудно оставить тебя. И я сожалею о том, что не сделала этого. Уйди я тогда, все было бы существенно проще: что значило оставить тебя тогда в сравнении с тем, что мне приходится переживать теперь!

Это было с моей стороны самой большой ошибкой — дать тебе в тот вечер, когда ты зашел ко мне, обещание стать твоей женой. Ведь я же знала тогда так же хорошо, как знаю теперь, что я никогда не смогу стать ею. Однако моя любовь к тебе столь сильна, что у меня просто не хватило душевных сил отказать тебе. Ах, эти счастливейшие последние недели! Мне только хотелось бы знать, был ли ты так же счастлив, как и я, — так счастлив или так несчастен, я уже и сама не знаю, как это назвать… Дело в том, что в последнее время у меня на сердце была смертельная тоска. Каждую ночь я рыдала во сне, а когда просыпалась — снова начинались слезы. И все-таки я так любила тебя, что могла чувствовать себя счастливой, лишь находясь рядом с тобою. Постарайся понять и запомнить, Пол, что если бы я не любила тебя столь сильно, то ты уже был бы женат на искательнице приключений — так скорее всего вы теперь будете меня называть. Ты, который не мог найти слов, достаточно нежных для меня! Да-да, не люби я тебя так сильно, я бы уже стала твоею женой и сделала бы тебя очень счастливым, как мы делали счастливыми многих людей с помощью наших спиритических сеансов — мы давали им счастье, обманывая их. Но вот тебя, тебя обмануть я не в силах.

Это правда, я обманывала и тебя, но это происходило крайне редко. Я знала, что это не может продолжаться долго, но у меня не хватало сил положить этому конец. Верь, мне так были приятны твои ласки! Но в то же время представь, что при этом я постоянно думала о том, что ты бы выгнал меня из дому пинком, узнай только, кого целуешь.

Когда ты начал настаивать на том, чтобы я назначила день нашей свадьбы, я поняла, что близится конец наших отношений. Ты удивлялся, почему я плачу, стоит тебе завести разговор на эту тему. Теперь ты понял — почему. Сегодня мисс Ладингтон заявила, что намерена удочерить меня и оставить мне свое состояние, благодаря чему у меня не будет необходимости выходить за тебя замуж, если я сама не пожелаю этого. Подумай только, Пол! Можешь ли ты представить кого-нибудь, кто был бы столь низок и плох, чтобы оказаться в состоянии воспользоваться всей этой душевной теплотой? Когда она сказала мне все это, я окончательно решила бежать этой ночью.

Сегодня вечером, когда я помогала ей отправиться в постель — а я всегда радовалась возможности сделать для нее что-нибудь, — я несколько освободилась от своего стыда, видя, насколько счастливой делаю ее. Она была очень озабочена, когда я не смогла удержаться от слез. Когда ты зачитаешь ей эти строки, она будет полагать, что дарила свое расположение недостойной. И все-таки, я знаю это, не будет думать обо мне плохо. Она не в состоянии никого судить строго. Но в любом случае очевидно, что я сердечно предана ей и навсегда останусь таковой.

О Пол! Любимый мой! Только не презирай меня так сильно! Моя любовь чиста. Она настолько чиста, насколько это только возможно, пусть я и оказалась не очень хорошим человеком. Когда сегодня вечером ты нашел меня плачущей в галерее, мне казалось, что у меня разорвется сердце. И это не только потому, что я должна была покинуть тебя и больше никогда не видеть твоего лица, но потому, что, с моей точки зрения, ты должен будешь испытывать ко мне презрение и отвращение. Когда ты заключил меня в свои объятия и попытался утешить, моя решительность поколебалась и мне показалось, что я не уйду, не смогу уйти. Думается, я была близка к тому, чтобы броситься к твоим ногам, сознаться во всем и молить тебя о том, чтобы мне позволили остаться в доме в качестве служанки — лишь бы быть рядом с тобой!

И тут ты начал объяснять мне, что я не хочу стать твоей женой якобы потому — хотя я и сама этого могу не понимать, — что я явилась с неба, а посему я чище земных женщин, и в этом основная причина моего страха перед браком как перед неким грехопадением.

Вспомни, как ты мне это сказал!

Когда я сообразила, что ты хочешь этим сказать, и убедилась в том, что все это серьезно и искренне, мне стало ясно, насколько глупо надеяться на то, что ты когда-либо сможешь простить меня за то, что я сделала. Уж слишком велика пропасть между той, какая я на самом деле, и той, за кого вы меня принимали. Через такую пропасть нельзя перебросить мост! Таким образом, именно ты дал мне вновь решительность и силы, которые я потеряла в твоих объятиях, оставить тебя. Я была настолько переполнена стыдом и презрением к себе, что не могла даже поцеловать тебя еще один раз, хотя и знала, что оставляю тебя навсегда.

Я рассказала тебе, Пол, всю свою историю не только для того, чтобы ты узнал, как подло я обманывала тебя, но также чтобы понял, как глубоко я в этом раскаиваюсь и как горько сожалею о содеянном. В этот дом я пришла как легкомысленная девчонка, а оставляю его теперь зрелой женщиной с разбитым сердцем. Не суди меня слишком строго. Больше всего я провинилась перед самой собой. Я оставляю тебя в том же состоянии, в каком ты пребывал до тех пор, пока не увидел меня. Теперь ты можешь снова вернуться к твоей возвышенной духовной любви. И это мое единственное утешение — думать, что речь идет лишь о любви к потустороннему существу. Если бы это была живая женщина, я никогда не смогла бы оставить тебя ей. Никогда, Пол! Слышишь — никогда! Как бы мне хотелось надеяться, что ты презираешь меня не слишком сильно и временами будешь с участием вспоминать об Иде Слэйтер».