Джемма открыла было рот, чтобы снова завизжать, но передумала. Врет эта Мэрион и не краснеет.

— Тебе стоит пойти к родителям и извиниться, — посоветовала Джемма подруге. — А я брошу эту мерзкую куриную шею в помойку. Салфеткой, конечно. Представляю, сколько там заразы.

Именно такие указания всегда получали отпрыски Хемсли, которые постоянно собирали всякую дохлую дрянь — птичек, землероек, мышей, кротов, от которых, бывало, оставалось несколько перьев или клочок шерстки, и вздыхали. «Ох, Джемма, смотри, что мы нашли! Ох, Джемма, что нам с этим делать?»

И Джемма решительно подняла неприятный предмет.

— О мистере Фоксе ты говоришь исключительно из ревности, — сурово заявила она Мэрион. — Только это не поможет.

— Он же гомосексуалист, все так говорят, — с туповатым и недобрым видом сообщила Мэрион. Она была истощена эмоционально. Она хотела только одного — лечь в постель. Мэрион начала быстро раздеваться, обнажая свою бледную, в гусиных пупырышках кожу.

— В наши дни человеку можно все, — как сумела легкомысленно заявила Джемма.

О старая Мэй! Слышишь ли ты, что говорит малышка Джемма?

Джемму, однако, сообщение Мэрион равнодушной не оставило.

— Как можно любить гомосексуалиста и убийцу? — недоумевала Мэрион.

Ладно, ладно, еще неизвестно, правду, ли о нем болтают! Конечно, врут люди.

Любовь, между прочим, служит верную службу всем влюбленным, обрученным и брачующимся. Любовь отсекает все грехи. Стоит соединить жизнь с любимым, как исчезают в небытии пьянство, азарт, воровство, душегубство, мужеложство, прелюбодеяния, обжорство, ибо грехи владеют нами до тех пор, пока мы не нашли своего счастья. Я сделаю тебя счастливым, любовь моя, я вдохну в тебя жизнь, а ты отдашь мне за это свою вечную любовь. А наградой нам будет наш ребенок.

Ребенок мистера Фокса. Милые, пронзительные, ясные глазки. Джемма поежилась. Озноб возникал где-то в пальце и распространялся по всему телу. Джемма отправилась в ванну, чтобы теплой водой и душистым мылом смыть неприятное ощущение, но вернулась в страхе и оцепенении.

— Мэрион, — сначала звать она, — проснись Мэрион. Кольца с пальца не снимаются.

Мэрион расхохоталась.

— Добилась! — вскричала она.

Рука у Джеммы налилась невыносимой тяжестью, но то не было бременем власти и гордыни, то было непосильным грузом вины и жадности, похоти и распутства. И Джемме стало страшно.

Вот так же страшно было миссис Хемсли, когда она только что вышла замуж. Она прятала от людей обручальное кольцо, видя в нем не символ новой жизни, а символ своей поруганной невинности, своего ночного позора. И еще надо было вывешивать окровавленные простыни. Она боялась появляться с мужем на людях, ибо думала, что все непременно начнут мысленно представлять их в совокуплении. Она страшилась даже вывести «в свет» первого своего ребенка, ибо чистая детская душа взяла начало от грязного плотского соития.

Джемма держала палец под струей холодной воды, мазала руку маслом, мылом, обвязывала нитками, дергала кольца зубами, ножницами, ногтями, но все было тщетно. Помогала ей Мэрион, и тоже напрасно. Они сдались, когда палец распух и начал кровоточить. Казалось, неведомая ледяная сила, державшая прежде в лапах Джемму, теперь сжала эти кольца. Змея обвилась еще крепче, сдавила алую каплю рубина намертво; еще теснее сплелись и развратные любовники, созданные Фоксом для оправы бриллианта. А вот камни засияли ярче звезд.

Бедному больно смотреть на богатство. Отец Фокса страдал… вечной болью и передал это сыну. Боль обернулась унижением, а унижение привело к убийствам и бунтам. Этот крест несло все поколение молодых. И к нему принадлежал мистер Фокс.

Глава 13

— Этим утром у меня столько дел, что придется пока оставить тебя, — говорит Джемма Эльзе. — К ужину приедут Рэмсботлы. Для нас с Хэмишем это дежурное воскресенье.

— Что значит — дежурное?

— Значит, что мы выполняем светские обязанности, а не занимаемся чем душа пожелает. Такой день выпадает раз в шесть месяцев. Я хочу, чтобы ты не вставала и не выходила из комнаты. Беременность должна «укрепиться».

Джемма желает иметь совершенное дитя, из которого вырос бы совершенный человек. К Хэмишу судьба не благоволила. Ее саму судьба выпустила в мир веселой, сильной, красивой, любвеобильной — а потом разом все отняла. Поэтому Джемма хочет взрастить дитя с самого зачатия, как взращиваются в теплицах Хэмиша искусственно выведенные гибриды-диковинки. Только безукоризненная техника взращивания, помноженная на пристальное внимание, позволяет явить миру новый цветущий организм.

— Люди приносят пользы больше, нежели вещи, — заявляет Джемма ошеломленной Эльзе. — Вот бы понять это твоему Виктору. Людей можно реставрировать, полировать, обновлять, совсем как комоды и ширмы. Только это много интереснее! Да, Эльза, прошу тебя, думай только о приятном. Эмбрион требует благостного эмоционального фона. Мы будем заботиться о твоем покое и счастье. Днем Энни принесет тебе молока. А сейчас возьми вот это — тут всего несколько страниц. К полудню сможешь напечатать? Я ни в коем случае не хочу утомлять тебя, но нет ничего полезнее, чем заниматься любимым делом, в котором знаешь толк.

Джемма запирает за собой дверь. Не стоит позволять Виктору являться сюда. Он может испортить драгоценный генный коктейль.

Эльза встает с кровати и смотрит, что за работу подсунула ей Джемма. Джемме, оказывается, нужны — в трех экземплярах! — списки ингредиентов для деликатесных японских закусок. Суши и даши, мушимоно и яхимоно, суномоно и набемоно не приготовишь из первых попавшихся продуктов. Ну и почерк. Списки эти должны быть отправлены в разные фирмы-импортеры, от которых требуется сообщить ассортимент, цены, возможные скидки, условия и сроки поставок. Джемма, как инвалид, надеется, что токийские партнеры пойдут навстречу несчастной женщине и согласятся снизить расценки, учитывая, что в ближайшем будущем Джемма собирается пройти курс японской кулинарии.

Эльза откладывает эту ересь и снова ложится. Она ждет, когда Виктор придет спасать ее. Должен прийти. Или Хэмиш должен развестись с Джеммой и жениться на Эльзе. Теперь Эльза нисколько не сомневается в своей беременности. Внутри у нее все щекочет и покалывает, а снаружи ее будто ватным одеялом укутало. Ей темно, тепло, тихо. Шейла, матушка Эльзы, тоже всегда угадывала зачатие с точностью до минуты. Так и говорила: «Ну вот, одеяло снова появилось!» Похоже, природа сама заботилась о своих дочерях, как старушка заботится о крикливых попугайчиках и накрывает их клетку темным платком — отдыхайте, милые.

Аборт? Нет. Эльза насмотрелась проспектов и фильмов, которые щедро распространяет Общество защиты нерожденных. На нее это всегда производило сильное впечатление. Она даже принимала участие в марше протеста против абортов. И по иронии судьбы попалась в свою же ловушку.

Вскоре действительно является Хэмиш. Он садится за стол, начинает печатать. Что, может, признается ей в любви? Сделает предложение? Предложит неофициальное сожительство?

Нет.

— Брак — один из самых непостижимых институтов человеческого общества, — вместо этого говорит Хэмиш, выстукивая невиданный рецепт, в котором и рисовая лапша домашнего приготовления, и пряности нужны нездешние, и даже кубики куриные недопустимы. — Тебе кажется, ты женишься на взбалмошной, пустоголовой девчонке, что, кстати, совершенно расходится с твоими представлениями об идеальной супруге, а в результате получаешь кого? Джемму! Мне достается Джемма. Мне, который даже ботинки ее облизывать недостоин. Я начал с того, что сжалился над ней. А теперь я преклоняюсь перед этой женщиной и не перестаю удивляться, почему она столько лет терпит меня.

— Может быть, из-за денег, — не без злого умысла говорит Эльза.

— Она презирает мои деньги! — резко восклицает Хэмиш. — Все презирают меня и мои деньги. А Джемма — это само великодушие во плоти. Далеко не всякая жена способна на такую жертву — предложить своему мужу зачать ребенка в чреве другой женщины.

— Далеко не всякая «другая» женщина согласится на это, — замечает Эльза, поплотнее заворачиваясь в одеяло.

— Думаю, согласятся многие, когда убедятся на твоем опыте, Эльза, что это выгодное предприятие. Мы с Джеммой решили выплачивать тебе двадцать пять фунтов в неделю со дня установления беременности плюс шесть месяцев после родов. Полагаю, ты согласишься, что это очень щедрое предложение.

Взгляд Эльзы, вероятно, показался Хэмишу недовольным, потому что он быстро добавил:

— И полный пансион, конечно.

— Я не намерена жить здесь, что бы ни случилось! — возражает Эльза.

— Однако именно этого хочет Джемма. Она собирается обеспечить тебе лучший уход и питание. Это возможно только дома. Беременность — дело нешуточное. Посмотри, каково пришлось бедной Энни: стоило поволноваться из-за Джонни — и выкидыш. Джемма страшно переживала. Девочка была.

Хэмиш заканчивает печатать, встает, вежливо кивает и уже на пороге говорит:

— Я отнесу Джемме списки-заявки, скажу, что это напечатала ты. Пусть у нас с тобой будет маленький секрет… еще один.

В полдень мужчины решили выпить по стаканчику. Тут Хэмиш и предложил Виктору сокровища биллиардной всего за тысячу фунтов. И стремянку, разумеется, в придачу.

— Я сделаю тебе одолжение и дам за это барахло десятку, — говорит Виктор. — И считай, что ты счастливчик. По условиям сделки ты не должен был обрюхатить Эльзу. В чем я, кстати, сомневаюсь. Если ты вообще смог трахнуть ее.

— Не надо напрасно горячиться, — замечает Хэмиш. — Конечно, есть основания сомневаться в плодовитости моего семени. Я человек пожилой и нездоровый, не в пример тебе. Но и ты, между прочим, не особенно блистал мужской силой сегодня ночью. Джемма даже разочарована.

Виктору нечего сказать.

Потом торги ненадолго возобновляются; от тысячи фунтов стороны так и не уходят.

Эльзе позволяют спуститься к ланчу. Бульон, ростбиф, картофель, морковь, зеленый горошек, йоркширский пудинг, яблочная слойка со сливками. Меню как в вагоне-ресторане, замечает про себя Эльза, но ест с аппетитом. Она жутко голодна.

Обстановка за столом, как ни странно, непринужденная. Внешне, во всяком случае. Еще бы — столько гостей! Мистер и миссис Рэмсботл, бывший местный викарий со своей молодой женой. Он потерял приход не из-за развода, а из-за повторного брака с юной прихожанкой, которой едва исполнилось шестнадцать лет.

— Как же преуспела в жизни наша Джемма, — доверительно сообщает Эльзе миссис Рэмсботл. — И ведь совершенно не возгордилась, ну ни капельки! Помнит старых друзей… Она жила у нас, когда впервые приехала в Лондон. Мы были ей вместо отца-матери. Своих родителей у бедняжки не было… У нас тогда будто дочка появилась! Правда, и своя была; да, Мэрион наша… но боюсь, у нее жизнь не слишком удачно сложилась.

— А что с ней стало, где она сейчас?

— В клинике, дорогая, в клинике. Нервы. Мы навещаем ее каждое третье воскресенье месяца. Сегодня, однако, приехали сюда. Но Мэрион все поймет и не обидится, в душе она добрая девочка. Теперь она уже не сердится и не жалуется, как раньше. Конечно, седативная терапия помогает.

— Я вижу, Джемма по-прежнему увлекается традиционной английской кухней, — говорит мистер Рэмсботл. — Что же, я сам вернулся к ней с недавних пор. Мы с тобой везде побывали, правда, мамочка? Всего отведали и скажем: в гостях хорошо, а дома лучше. Так-то, девушка.

— Мы даже летали на первом «Конкорде», — добавляет миссис Рэмсботл. — Но, должна сказать, шокированы. Нет, не ценами, а ощущением полета в поднебесье над малюткой-Землей.

— Да, были счастливые времена, когда человек ничего не ведал, — мрачно замечает мистер Рэмсботл. — Между нами духовное лицо! — вдруг восклицает он. — Можем ли мы надеяться на его мудрость, с которой он успокоил бы нас?

Бывший викарий изумлен.

— Столько дурных дел творится рядом, — поясняет свою мысль мистер Рэмсботл.

— Мир нисколько не изменился за сотни лет, — сухо говорит викарий. — Каждый видит его по-своему — вот и весь секрет.

Он накалывает кусочек сочного ростбифа и, ничуть не смущаясь, кладет его в приоткрытые губки своей юной женушки.

Взгляд у нее чуть укоряющий, но вкусненькое мясо ей нравится, и она не ропщет, не сердится: невелик грех. Отмолим.

Супруги Рэмсботл несколько удручены приземленностью разжалованного викария. Они умолкают, отказываются от кофе и начинают внезапно собираться в клинику к Мэрион. Однако речи их по-прежнему благодушны.

— В конце концов, — говорят они, — у нас только раз в месяц есть возможность повидать нашу девочку, нашу плоть и кровь родную. И как же ей повезло с лечением! Какая клиника — вы бы знали! Какой вид из окна! Сердце сельской Англии.