Я закутала ее в теплую накидку. Мы уже дошли до кухни, когда неподалеку раздались крики.

— Где дети? — с тревогой спросила Анжелет.

— Здесь. Все уже здесь.

И мы вошли в туннель, соединяющий дом с замком.

* * *

Мы оставались там всю ночь и весь следующий день. Ночью дети спали, а проснувшись, пришли в восторг от новой игры. Но мы знали, что она скоро надоест им. Когда Лукас расплакался и сказал, что больше не хочет играть в прятки, мне пришлось объяснить ему, что он должен вести себя тихо, потому что это не игра. В нашем доме сейчас солдаты, и мы прячемся от них. Мне удалось его утихомирить, хотя он немного и перепугался. Наша жизнь сейчас полностью зависела от того, сможем ли мы соблюдать тишину.

Арабелла жалась ко мне, но она была более увлечена, чем напугана происходящим; в свете свечи было видно, как горят от возбуждения ее глаза, так похожие на глаза Ричарда.

— Скоро они уедут, — шептала я, — и тогда мы вернемся в дом.

Больше всего меня беспокоила Анжелет. Она все время молчала и обращалась ко мне только по необходимости. Мне было невыносимо тяжело чувствовать, что она подозревает меня в стремлении избавиться от нее и выйти замуж за Ричарда.

Я вспомнила о наших детских ссорах и о том, как мы были тогда необходимы друг другу. Именно потому так ранила меня ее нынешняя неприязнь. Я по-прежнему хотела быть для нее опорой, а она, напротив, отдалялась от меня. Да, узы, существовавшие между нами, порвались, когда я полюбила Ричарда.

Я пообещала себе: если мы переживем эту ночь и следующий день, я немедленно уеду. Я больше никогда не увижу его, а значит, избегну возможности поддаться искушению. Мне было ясно, что я никогда не смогу оправдаться перед Анжелет, которой не понять, что такое ошеломляющая страсть…

Переговаривались мы шепотом.

Миссис Черри вдруг спросила:

— А что же с мальчиком? Что с Джоном Земляникой? Нужно привести их сюда. Солдаты заберутся и в замок. Они сломают стену.

Черри ответил:

— Джон Земляника позаботится о мальчике.

— Но они ненавидят замки, а про этот еще и знают, чей он. Они отомстят королевскому генералу.

Ее лицо при свете свечи казалось диким. Я боялась, что она впадет в истерику и подвергнет нас опасности, если начнет кричать или попытается выбраться за мальчиком и Джоном Земляникой.

Черри старался успокоить ее:

— Эмми, не расстраивайся. Все будет в порядке.

— Тебе-то на все наплевать… Ты и родного сына пристрелил. Нашего Джозефа…

— Мне пришлось, Эмми. Лучше бы ты помолчала. Мне пришлось это сделать. Ты же знаешь, что случилось в прошлый раз.

— Тогда ты выстрелил ему в ногу. И сейчас тоже мог бы стрельнуть в ногу. Что, разве не мог? А ты его насмерть… нашего сынка… Он же ничего не успел сделать. Он просто пришел повидать свою мамочку.

Наступило молчание. Похоже, миссис Черри и сама была потрясена тем, что сказала.

Она снова стала всхлипывать:

— Мы отсюда никогда не выберемся. Эти безумные люди… они сожгут весь дом… Они сожгут замок… Что нас ждет? Вход будет заперт. Нас здесь похоронят заживо. Я хочу отсюда выбраться.

— Вы пугаете детей, миссис Черри, — жестко сказала я, а детям шепнула:

— Это ничего… ничего… миссис Черри просто играет.

Некоторое время она молчала. Мы все напрягли слух, но услышали лишь какой-то шум.

— Мы здесь хорошо заперлись, — сказал Джессон. Грейс спросила:

— С вами все в порядке, госпожа? И Анжелет в ответ прошептала:

— Что она говорила о том, как кого-то видели в церкви?

— Да ничего, госпожа, — начал Черри. Миссис Черри прервала его:

— Ты мне рот не затыкай, Черри. Мы отсюда все равно не выберемся, мне надо выговориться.

— Не нужно, Эмми, — сказал Черри, — пожалуйста, помолчи.

— Это уже давно… такая тяжесть у меня на сердце. Я хочу, чтобы он был мой… Почему я должна отрекаться от него? Он был добрый, мягкий, только иногда на него находило. Джо-то никогда таким не был. Он всегда был жестокий и хотел всем вредить. А мальчик — нет, он добрый. Я хотела, чтобы он был здоровым и жил в этом доме как джентльмен. Все здесь принадлежало бы ему… Видите, какая я грешная.

Я начинала кое-что понимать, сопоставляя факты и слова, но не хотела, чтобы это слышали дети. Я боялась, что она их напугает.

Мальчик в замке не был сыном генерала. Да и как он мог им быть, если это внук миссис Черри? Сумасшедший уже бывал в этом доме. Он застал жену Ричарда в церкви, изнасиловал ее, и она родила от него ребенка… этого мальчика.

Но почему она от него не избавилась? Почему другие не знали? И тут я все поняла. Магдален трепетала перед мужем. Она боялась признаться ему. Но супруги Черри знали обо всем. Сумасшедший был ранен в ногу, однако Магдален это уже не могло помочь.

Бедняжка! Как же она жила все эти месяцы беременности, зная о том, что отец ребенка, которого она вынашивает, — безумец?

Я наблюдала за Анжелет. Понимает ли она, в чем дело? Она изумленно смотрела на миссис Черри, словно видела ее в первый раз.

— Я просто хотела как лучше, — всхлипывала миссис Черри. — Я просто хотела для мальчика.

— Замолчи! — велел ей муж.

— Ведь все это могло стать его собственным, верно? Я стала бы за это бороться… Когда ему исполнилось бы восемнадцать, я бы поборолась… О, Господи, что с ним сейчас? Он же там, а солдаты ненавидят замки… им известно, что это замок генерала… а там мой мальчик… сын генерала… то есть так все думают.

Миссис Черри истерически расхохоталась.

— Я делала все это для него и не думала, что может случиться беда…

Ее хохот перешел в пронзительный визг. Я подошла к ней и отвесила ей пощечину. Она немедленно утихла и прошептала:

— Мы все умрем, как крысы в капкане. Ни у кого ничего не останется, а на мне лежит тяжкий грех. Я могла погубить ее. В первый раз я от этого избавилась, да это и нетрудно было, а теперь опять хотела избавиться, чтобы дать дорогу моему мальчику. Нельзя было допустить, чтобы кто-нибудь ему помешал.

Анжелет тихо сказала:

— Теперь я все поняла. Я понимаю, почему вы все это делали. Мне понятно, что произошло с Магдален. Но сейчас все это не имеет никакого значения.

Наступившее молчание прервала Арабелла:

— Мама, ты сердишься на миссис Черри?

— Нет, — ответила я.

— А она думает, что сердишься. Она плачет. И вновь тишину нарушали лишь сдавленные рыдания миссис Черри.

— Скоро все кончится, — сказала я Арабелле.

— Мы все еще играем?

— Да, мы все еще играем.

— Я хочу поиграть во что-нибудь другое.

— Придется подождать, пока все закончится. Она прижалась ко мне поближе, Лукас и маленький Томас последовали ее примеру.

* * *

Джессон бесшумно выскользнул из туннеля разведать обстановку. Вскоре он вернулся.

— Они ушли, но оставили после себя след.

Мы вернулись в дом. Гобелены были сорваны со стен, бронзовые и оловянные украшения исчезли. Церковь оказалась полностью осквернена. Я поднялась по лестнице в наши комнаты. Богатые драпировки были содраны со стен и разорваны в клочки, а вышитые покрывала — те, что остались, были испоганены.

Винный погреб был затоплен вином. Усмехнувшись, я высказала предположение, что, считая питье вина грехом, они не только пили его сами, но и не хотели позволить согрешить другим. Наши продовольственные запасы исчезли. Большинство окон было выбито. Я опустилась на чудом уцелевший стул и прокляла эту бессмысленную войну.

Тут я вспомнила об Анжелет и о приближающихся родах. Все, что мы приготовили, исчезло или было приведено в негодность. Я попыталась обдумать план дальнейших действий, но, услышав громкие крики, поспешила вниз и столкнулась с Грейс.

— Это миссис Черри. Она совсем сошла с ума. Эти дьяволы побывали в замке и все разнесли на кусочки.

— А мальчик и его опекун?

— Они оба мертвы… Похоже, что они спрыгнули со стены. Джон Земляника ни за что бы такое не сделал. Это же верная смерть. Я думаю, мальчик хотел спрыгнуть, а Джон попробовал удержать его. Они оба там и лежат. Вы уж не выходите, госпожа, и мою хозяйку удержите. Вид не из приятных.

На мгновение я ощутила слабость, полную неспособность действовать и думать. Я лишь сознавала, что тайны замка больше не существует и что мы сделали еще один шаг вперед.

* * *

Все случившееся не могло, конечно, остаться без последствий, и мы с Грейс совершенно не удивились тому, что у Анжелет начались боли. Стало ясно, что близятся роды.

Заботливо приготовленная нами комната для роженицы была превращена в свинарник, и нам пришлось потрудиться, чтобы хоть как-то подготовиться к важному событию. Это оказалось нелегким делом, и Грейс была расстроена. Преждевременные роды грозили неприятностями.

В то же время нам было полезно заняться какими-то действительно важными делами. Я продолжала твердить себе: мы потеряли очень многое, но остались вместе…

Мы уложили Анжелет в одну из немногих пригодных для использования кроватей, а сами отправились на поиски необходимого. Нам удалось найти кое-какое постельное белье. Джессон разжег камин. Нагрев кирпичи, мы завернули их во фланель и положили в постель в качестве грелки. Все старались чем-то помочь. Дети были слегка напуганы суматохой, и я передала их под опеку Феб, попросив ее объяснить детишкам, что мы продолжаем играть в новую игру, иногда немножко страшную, но интересную, и нам нельзя мешать.

К счастью, солдаты не тронули коров и не добрались до некоторых стоящих на отшибе построек, в частности, солодовни, где лежали запасы зерна и муки, так что голод нам пока не грозил. Миссис Черри была в таком состоянии, что ничего не могла делать, и ее место у очага заняла Мэг, а мужчины заложили досками оконные проемы и начали по возможности наводить порядок.

Самой главное нашей заботой оставалась Анжелет, которая и в самом деле выглядела очень нездоровой. Тем не менее роды прошли довольно легко, и через несколько часов на свет появился мальчик. Он был слабеньким, недоношенным почти на месяц, но как нельзя более нормальным. Грейс сказала, что в первые месяцы малыш доставит нам немало хлопот, но когда он окрепнет и наберется сил, все будет в порядке.

Состояние Анжелет, напротив, вселяло тревогу. Она была очень слаба, а у нас не хватало самых необходимых вещей.

Я оставила младенца на Грейс и занялась сестрой. Я сидела возле нее день и ночь. Время от времени, конечно, я не выдерживала и засыпала, но мне хотелось, чтобы она постоянно ощущала мое присутствие. Это, кажется, доставляло ей некоторое удовлетворение, не говоря уже обо мне. Надо мной тяготели грехи, и тяжесть их ничуть не уменьшалась оттого, что я сознавала: окажись я вновь в той же ситуации — и все было бы точно так же.

Хотелось бы мне попытаться объяснить это Анжелет.

Она лежала неподвижно, обессиленная, но глаза ее улыбались мне, а когда я отходила от постели, она беспокоилась.

Прошло четыре дня.

Ребенок понемножку оправлялся, и Грейс сказала:

— Его надо окрестить и дать ему имя. Я пошлю Черри или отца за священником.

Я согласилась.

Я спросила Анжелет, не возражает ли она против того, чтобы младенца назвали Ричардом, и она, очень довольная, кивнула в ответ. Итак, ребенок был окрещен, и мы стали называть его трогательным уменьшительным именем — Дикон.

Грейс очень серьезно сказала мне:

— Наш Дикон будет жить. Он набирает вес… он интересуется тем, что вокруг. Но наша госпожа… Для нее настали плохие времена. Не знаю даже, сможем ли мы ее вытянуть. Слишком много чего у нас нет. Нет самого нужного. Я-то знала, что ей будет нелегко, но думала, это произойдет до прихода «круглоголовых».

Я твердо сказала:

— Мы должны ее выходить. Она будет жить, Грейс. Грейс посмотрела на меня тем же взглядом, которым иногда смотрела Анжелет, давая понять, что я восстаю против воли Божьей.

Но Анжелет, кажется, действительно стала приходить в себя. Она начала разговаривать.

— Я хочу, чтобы ты была со мной, Берсаба.

— Конечно, — ответила я, — мое место здесь.

— Все пошло не так, правда? Это тебе нужно было ехать в Лондон. Ты бы встретилась с ним и сделала бы его счастливым, верно?

— Он счастлив, — сказала я.

— Ты всегда гордилась тем, что никогда не лжешь. Ты всегда заявляла, что притворяться бесполезно. Не забывай об этом, Берсаба. Я рада, что это не ты хотела отравить меня. Я думала, это ты.

— Ты не должна была так думать.