Даниэла Стил - Сестры

— Пока я ничего не могу ответить. Она без сознания. Но если она придет в себя, что вы хотите, чтобы я ей сказала? Я вообще могу не говорить, что звонила вам. Вы можете позвонить ей сами и сказать все, что захотите, когда она начнет поправляться, хотя это будет для нее очень трудный период. — Сабрина с ужасом думала о том, как может отразиться на сестре вдобавок ко всему остальному тот факт, что ее бросили.

— Да уж, ей придется туго. — Он долго молчал, обдумывая ситуацию. — Может быть, мне написать ей и сказать, что я встретил другую? Я, конечно, буду выглядеть полным подонком, каким, наверное, и являюсь, но это, по крайней мере, будет не из-за того, что она ослепла. — Судя по его голосу, он надеялся, что нашел разумное решение, но об Энни даже не подумал.

Сабрине было безумно жаль сестру. Какой же он эгоистичный, трусливый подонок!

— Думаю, это в любом случае будет для нее ударом, ведь она имела намерение ради вас переехать в Нью-Йорк.

— Я тоже надеялся… пока не произошло это. Энни чертовски не повезло, — Это было слишком слабо сказано. — Я еще не решил. Но, наверное, напишу. Отправлю письмо на ваше имя, а вы отдадите ей, когда она будет готова.

«Этому не бывать», — хотелось сказать Сабрине.

— Она и сама догадается, когда вы не позвоните и не появитесь у нее.

— Да, наверное, так. Возможно, это самый лучший вариант. Просто исчезнуть из ее жизни.

Сабрина ушам своим не верила: он говорил это с облегчением.

— На мой взгляд, не слишком благородно. — Это было еще мягко сказано. На самом деле, она считала поступок Чарли подлым, трусливым бегством, но это больше ее не удивляло. Тот, кого во Флоренции Энни считала прекрасным принцем, оказался полным ничтожеством.

— Я и не говорил, что благороден. На следующей неделе еду в Грецию. Возможно, после поездки напишу ей, что встретил другую, какую-нибудь старую любовь, например.

— Уверена, вы что-нибудь придумаете. Спасибо, что уделили время для разговора, — сказала Сабрина, желая поскорее отделаться от него. Она была сыта им по горло. За сестру ей хотелось пронзить колом его сердце. Может быть, для верности, двумя. Каковы бы ни были его оправдания, он заслуживал гораздо худшего.

— Спасибо за звонок. Извините, но больше ничем не могу помочь. Уверен, она найдет кого-нибудь другого…

Сабрина прервала разговор, не дав ему закончить. Она кипела возмущением. Тэмми и Крис поняли суть разговора.

— Сукин сын, — пробормотал Крис себе под нос, а Тэмми, как и Сабрина, расстроилась из-за сестры. Все оказалось не так, как они рассчитывали.

После полудня они навестили Энни в больнице. Напичканная седативными препаратами, она пока что не пришла в себя и должна была оставаться в таком состоянии еще день или два. Как оказалось, она должна была, к счастью, проспать похороны матери во вторник.

Сабрина и Крис приготовили ужин, и они все вместе поужинали дома. Все устали и находились в подавленном состоянии. Отец за весь вечер произнес не больше двух слов и снова ушел спать. Кэнди, наконец, снова была с ними, и они вчетвером разошлись далеко за полночь, разговаривая о детстве, о своих надеждах и мечтах и вспоминая всякие случаи, которые вдруг всплывают в памяти в такие тяжелые моменты.

В понедельник врачи отключили Энни от аппарата искусственного дыхания. Тэмми и Сабрина находились рядом, а Кэнди и Крис сидели в приемном покое на тот случай, если что-нибудь пойдет не так. Момент был напряженный, но они через него прошли. Две старшие сестры, схватившись за руку, заплакали, когда она сделала первый самостоятельный вдох. Сабрина посмотрела на Тэмми и сказала, что у нее такое ощущение, будто она только что родила ее сама! После этого Энни сократили дозу седативного препарата, и они стали надеяться, что она постепенно начнет просыпаться в течение последующих дней.

В тот вечер состоялось прощание в ритуальном салоне. Это была безумно тяжелая процедура. Пришли сотни друзей родителей, их друзья детства, люди, с которыми Джейн работала в различных комитетах, а также люди, которых никто из них даже не знал. В течение трех часов они пожимали руки и принимали соболезнования. Девочки разместили в комнате красивые фотографии матери. Они вернулись домой совершенно обессиленные, и в тот вечер все сразу же отправились спать. Они не могли ни разговаривать, ни думать, ни двигаться. Не верилось, что всего два дня назад мать была жива. Во время прощания каждый спрашивал их о здоровье Энни, и в который раз приходилось объяснять, что произошло, хотя о трагедии Энни они пока никому не говорили. Из уважения к ней сестры решили, что Энни должна узнать об этом первая.

Похороны состоялись на следующий день в три часа дня. Утром Тэмми и Сабрина съездили навестить Энни, которая все еще мирно спала. Обе они даже почувствовали некоторое облегчение. Каково было бы сообщать в тот же день Энни о ее слепоте?! Итак, они получили отсрочку на день.

Сами похороны превратились в утонченную мучительную агонию. Все было просто, красиво, элегантно и с большим вкусом. Всюду были ландыши и белые орхидеи. Церковь была полна народу, как и дом после похорон. К ним в дом пришло около трех сотен человек, чтобы помянуть ее. Сабрина потом сказала Крису, что еще никогда в жизни так не уставала. Только они собрались расположиться в гостиной, как позвонили из больницы. У Тэмми чуть сердце не остановилось, когда она взяла трубку. Когда главный врач назвал себя, она подумала, что если Энни умерла, это убьет их всех. Такое им уже не вынести.

— Я хотел лично сообщить вам хорошую новость, — сказал врач Тэмми, которая затаила дыхание. Неужели такое возможно? Неужели все еще существуют на свете хорошие новости? Энни отключили от аппарата искусственного дыхания, и ее состояние больше не считалось критическим? — Она проснулась, — торжествующе произнес врач. — Я подумал, что вы, наверное, захотите приехать.

Тэмми закрыла глаза. Слезы горя и благодарности текли по щекам.

— Мы будем через полчаса, — пообещала она, поблагодарив его за звонок. Для Энни самое трудное еще только начиналось.

Глаза Энни были все еще забинтованы, и главный врач сказал, что повязку не снимут еще, по меньшей мере, неделю. Это давало им время подготовиться к тому, что они должны были сказать ей. Энни жаловалась, что ничего не видит с повязкой на глазах, и просила снять ее. Сабрина объяснила, что глаза пострадали во время аварии, что ей делали хирургическую операцию и что если сейчас снять повязку, будет больно. Они целовали ее, держали за руки и говорили; что очень любят ее. Навестить ее пришли все три сестры и Крис. Отец был слишком слаб, чтобы выдержать еще одно тяжелое испытание. Он обещал навестить дочь чуть-чуть попозже. На следующий день им еще предстояло пережить похороны матери. Это будет короткая церемония на кладбище — и все закончится. Девочкам не терпелось поскорее пройти через все это, потому что за последние четыре дня они с отцом были совершенно измучены. Похороны матери были последним этапом серии соблюдаемых обычаев, которые всем им теперь казались варварскими, но это был заключительный этап.

Созерцание Энни, пришедшей в себя и разговаривающей, вселяло в сестер надежду. Она спросила, где родители, и Тэмми просто сказала, что они не пришли. Сестры договорились пока не сообщать ей о смерти матери. Энни только что очнулась, и было бы жестоко сообщать ей об этом, пока она не восстановит хотя бы немного свои силы, тем более что ей предстояло узнать также о своей слепоте.

— Ты нас до смерти напугала, — сказала Тэмми, целуя ее. Они были так рады, что Энни пришла в себя, что Кэнди улеглась рядом с ней, свесила с кровати ноги и болтала ими. Глядя на нее, все рассмеялись, а она улыбнулась впервые за четыре дня.

— Нам тебя не хватало, — тихо сказала Кэнди, прижимаясь к Энни, как ребенок к матери.

— Мне тоже, — ответила Энни усталым голосом и протянула руки, чтобы прикоснуться к каждой из сестер. Даже Крис ненадолго зашел в палату, сказав, однако, что не хочет утомлять ее. — И ты тут? — обрадовалась Энни, услышав его голос, и улыбнулась. Он был для всех как старший брат.

— Конечно! Я как приехал на Четвертое июля, так и не уезжал. — Он не сказал, что готовит для всех, потому что она сразу же принялась бы расспрашивать о матери.

— Не так я собиралась провести каникулы, — сказала Энни с вымученной улыбкой, снова прикоснувшись к повязке на глазах.

— Через несколько дней встанешь и будешь бегать, — пообещала Тэмми.

— Пока что бегать не хочется, — призналась Энни. — У меня ужасная головная боль.

Тэмми и Сабрина пообещали сказать об этом медицинской сестре. Та несколько минут спустя заглянула в палату, чтобы проверить, как себя чувствует Энни, и предупредила, чтобы они ее не утомляли. Она дала Энни лекарство от головной боли, и сестры, поцеловав на прощание больную, ушли несколько минут спустя. Все они были до предела измотаны. День был невероятно тяжелый. Похороны матери, потом масса народу в доме, а теперь Энни. И все в один день.

— Когда они намерены снять повязку? — спросил Крис по дороге домой.

— Думаю, примерно через неделю, — сказала Сабрина, встревоженно взглянув на него.

Утром она уже позвонила к себе в офис и взяла еще две недели отпуска. Крис всеми правдами и неправдами получил четыре дня отгула, чтобы провести с ней остаток недели в Коннектикуте. Тэмми сделала то же самое, но поклялась в понедельник быть на работе. Больше она не могла бы задержаться ни на один день. Кэнди позвонила в агентство и попросила аннулировать свое участие в выездных съемках в Японии. Там пришли в ярость, но она все объяснила, рассказав о случившемся. Так что, по крайней мере, до конца недели они могли быть здесь, рядом с Энни. Сабрина понимала, что Энни потребуется помощь каждой из сестер, причем на долгое время, а может быть, даже навсегда. Пока еще они не строили планов на будущее. Сначала надо было дождаться, когда проснется Энни. Теперь, когда она проснулась, — подумать о дальнейшем. Сабрина испытала облегчение, когда Энни в тот вечер даже не упомянула о Чарли. Но ведь рано или поздно она о нем спросит. Помимо смерти матери и потери зрения ей предстояло испытать еще один удар. Просто несправедливо, что на одного человека столько всего обрушивается. Сабрина с радостью приняла бы часть удара на себя.

В тот вечер, когда отец отправился спать, сестры допоздна засиделись на кухне. Сабрина, нахмурив брови, окинула всех взглядом.

— Охо-хо! — произнесла Тэмми, наливая себе еще стаканчик вина. Она начала наслаждаться ежевечерними сборищами за кухонным столом с сестрами, несмотря на печальные причины, собравшие их тут. Ее больше, чем когда-либо прежде, успокаивало присутствие здесь всех сестер. Даже их разномастные собаки начали, кажется, достигать взаимопонимания. — Знаю я, что означает это выражений лица, — продолжала Тэмми, отхлебывая глоток вина. Каждый вечер они совершали набеги на винный погребок отца, как это делали в юности. Узнав об этом, он тогда пришел в ярость. Тэмми улыбнулась при этом воспоминании и отхлебнула еще глоток отличного вина. Она пришлет ему ящик хорошего бордо после отъезда, чтобы пополнить запасы. — У тебя родилась идея, — закончила мысль Тэмми, взглянув на старшую сестру. Похоже, Сабрина что-то затевала. В прежние времена, когда они были детьми, это означало что-нибудь запретное, например, устроить вечеринку, когда родители уехали на уик-энд. Она обычно платила Тэмми пять долларов, чтобы не ябедничала. — Когда-то я на этом неплохо зарабатывала, — объяснила она Крису. — Интересно, чего нам ждать теперь?

— Речь пойдет об Энни, — коротко сказала Сабрина.

— Догадываюсь. А о чем именно? — спросила Тэмми. Все они с ужасом думали о том, что пора рассказать Энни о гибели матери. Причем сделать это придется в ближайшее время, иначе она сама начнет задавать вопросы. Даже сегодня вечером отсутствие матери было трудно объяснить. Их мать давным-давно была бы здесь, рядом с Энни. Все они мучительно ощущали ее отсутствие, и Энни должна была тоже его заметить.

— О том, что она не сможет вернуться во Флоренцию, и о том, что Чарли — ничтожество.

— Ну, с этим мы все согласились. — Чарли глубоко разочаровал их, но больше всех расстроится Энни. Однако сейчас предстояло решить более серьезные проблемы. А Чарли был всего лишь еще одним источником горечи в этой ситуации. — Ты права, во Флоренцию вернуться она не сможет. Не сможет жить в своей квартирке на пятом этаже, как бы ей ни хотелось по-прежнему быть независимой. Наверное, ей придется вернуться домой и жить с папой. Кстати, и ему будет легче переживать одиночество.

— Весьма тоскливая перспектива. Она снова будет чувствовать себя как ребенок. А без мамы ей здесь будет совсем уныло.