Мэри Бэлоу - Сети любви

Она присела в реверансе.

– Моя дорогая! – Пожилой джентльмен в глубоком трауре пересек комнату и по-родственному крепко взял ее за руки, тряся их, всматриваясь в ее лицо. – Вот вы какая – жена Чарли. Такая молодая и такая хорошенькая. А перед вами глупый старик, моя дорогая. Да, глупый старик.

Эллен смущенно улыбнулась.

– Рада познакомиться с вами, сэр, – сказала она. – Я обещала Чарли, что представлюсь вам, если это будет возможно.

– Если это будет возможно! – воскликнул он, стискивая ее руки. – Я глупый старик, моя дорогая.

Дороти уже представила отцу и ее, и Дженнифер. Но Эллен, слегка повернув голову в сторону падчерицы, улыбнулась.

– А ваша внучка, разве с ней вы не хотите поздороваться? – спросила она.

Сэр Джаспер отпустил руки невестки и повернулся к Дженнифер.

– Дайте-ка мне посмотреть на вас, моя милая, – проговорил он. Затем кивнул. – Красавица! Вот уж действительно красавица. Стало быть, вы – дочь Чарли, да? Вот и прекрасно, дитя, поцелуйте-ка вашего деда!

– Да, дедушка, – сказала Дженнифер и, подавшись вперед, запечатлела поцелуй на щеке сэра Джаспера. – Вы очень похожи на папу.

– Вот как? – воскликнул он. – Даже с этой плешью? Ваш отец тоже полысел?

Дженнифер закивала. Сэр Джаспер повернулся к мужчине и женщине, до сих пор молча стоявшим позади него рядом с леди Хэвершем.

– Познакомьтесь, это ваша тетка и ваш дядя, моя милая, – проговорил он, – а ваши деверь и свояченица – Филип и Эдит, моя дорогая. – Он вновь дружелюбно улыбался Эллен.

Мистер Филип Симпсон накрыл своей ладонью руку Эллен и посмотрел ей прямо в глаза.

– Вы и есть Эллен? – произнес он с грустью. Он не носил траура, только черную повязку на рукаве фрака. – Рад, что вы приехали. Старые ссоры не должны растягиваться на двадцать лет.

Эдит Симпсон чмокнула Эллен в щеку, выразив удовольствие видеть ее.

Эллен подвели к ее месту, и, оказавшись между деверем и его женой, она беседовала с ними, пока подавали чай. Филин совсем не похож на Чарли, думала она. Он худощав, узколиц – с волосами цвета песка. И Эдит чем-то похожа на него.

Весьма вежливая пара, хотя в их обращении не чувствовалось особой теплоты. Они рассказали ей о своих двух сыновьях, племянниках Чарли, которые сейчас находятся в школе. Эллен задавалась вопросом: сожалеет ли Филип, что не увиделся с братом до его смерти? В детстве они были близки. В большинстве историй, рассказанных Чарли, фигурировал младший брат.

Она с удовольствием слушала, как Дженнифер довольно оживленно болтает с дедом. Из отрывков их беседы, которые долетали до нее, Эллен заключила, что девушка рассказывает о школе и о своем пребывании в Брюсселе.

– Что ж, – наконец сказал сэр Джаспер достаточно громко, чтобы привлечь общее внимание, – мы непременно должны доставить себе это удовольствие еще раз – вновь: собраться на чаепитие. А возможно, я устрою нечто вроде обеда или званого вечера, чтобы соответствовало трауру, который мы все носим. Надо отметить мое воссоединение с невесткой и внучкой.

Для леди Хэвершем его слова послужили сигналом к окончанию визита.

– Теперь, после того как я обрел вас, я ни за что не соглашусь вас потерять, – сказал он Эллен, пожимая ей руку на пороге гостиной. – Я вел себя как глупец. Прожил все эти годы, не видя родного сына. Но я не лишусь его детей. Клянусь.

Эллен улыбнулась и проглотила комок в горле.

– Я рада, что мы встретились, – сказала она. – Чарли был бы нами доволен.

– У вас будет сын? – спросил он, гладя ее по руке. Эллен покачала головой:

– Не знаю.

– Что ж, – сказал он, – будем надеяться, моя дорогая. – И он, наклонившись, поцеловал ее в щеку.

Эллен поспешила вниз по лестнице, догоняя Дороти и Дженнифер.

* * *

Наконец-то Мэдлин убедила своего жениха собраться с духом и переступить порог дома графа Эмберли. Там он сможет увидеть и ее мать.

Мэдлин с облегчением сразу же поняла, что Эдмунд решил принять гостей в нижней гостиной. И не было нужды помогать Аллану, когда они вошли в дом. Она только шла с ним рядом, пока он неуклюже переступал на своих костылях, готовая тут же броситься на помощь жениху, если это понадобится.

– Я сам справлюсь. Не беспокойтесь обо мне, Мэдлин, – сказал он, даже не пытаясь улыбнуться.

Тогда она с довольным видом уселась подле него и принялась болтать. Слава Богу, Доминика не было. Так ей почему-то было легче.

– Надеюсь, вы не против того, что наши дети присутствуют в гостиной, лейтенант, – с улыбкой сказала Александра. – Они всегда пьют чай с нами. Боюсь, мы привязаны к нашим детям вопреки всякой моде.

– О нет! – бодро вскричала Мэдлин. – Аллан не против, не правда ли, Аллан? Они такие хорошие дети. Нисколько не мешают взрослым.

– Похоже, что битва при Ватерлоо может остаться вехой в истории, – сказал граф, обращаясь непосредственно к лейтенанту. – Все задаются вопросом: что станет делать Европа теперь, когда Бонапарт уже не тревожит ее покой?

И не пожелает ли кто-нибудь занять его место?

– Всем хочется надеяться на всеобщий и вечный мир, – отвечал лейтенант Пенворт. – Но думается, человеческая природа, к сожалению, возьмет свое.

– Господи, – вновь перехватила инициативу улыбающаяся Мэдлин, – зачем толковать о таких мрачных вещах? Я думаю, мы должны как-нибудь съездить полюбоваться на деревья, пока с них не опала вся листва. Кто-нибудь заметил, как они прекрасны? – Она понимала, что ведет себя не лучшим образом. Но ей так хотелось избежать всех острых углов в разговоре, ничем не расстроить Аллана.

– Ваше поместье находится в Девоне? – немного погодя спросила вдовствующая графиня. – Ваше семейство должно быть, ждет не дождется вас?

– Но мистер Фостер утверждает, что Аллану необходимо пробыть в Лондоне еще достаточно долго, ведь так, Аллан? – отвечала Мэдлин, чувствуя, как растет напряжение в гостиной.

Она заметила взгляд, которым обменялись Эдмунд и Александра, и закусила губу. Это никуда не годится. Может быть, Аллан и подготовился к этому визиту, зато она совершенно не готова.

Граф поднялся и, подойдя к дочери, которая, сидя на полу, занималась игрушками, наклонился над ней.

– Почему бы вам, Алекс, не прочесть письмо вашего брата? – сказал он. – Уверен, что и маме, и Мэдлин, и лейтенанту будет интересно послушать о его приключениях. Мой шурин уже более трех лет живет в Канаде, лейтенант, а точнее, в самой глубинной части ее.

– Вам это интересно? – спросила графиня с извиняющейся улыбкой. – Мне письмо кажется очаровательным, но это естественно, ведь Джеймс – мой брат. И это – первое письмо, которое я получила от него в нынешнем году.

На этот раз Мэдлин позволила своему нареченному самому ответить на вопрос. Александра вышла из гостиной.

– Он работает в компании, торгующей мехами, – объяснил гостю лорд Эмберли. – И вот решил отправиться в те дикие края, где эти меха добываются и скупаются. Жизнь его, судя по всему, полна риска.

– Ваша жена, должно быть, очень скучает по нему, – заметил лейтенант. – У меня дома три брата и две сестры. И хотя, когда мы вместе, почти постоянно ссоримся, но я, должен признаться, уже начинаю скучать без них.

– Вот оно, – сказала графиня, войдя в гостиную. Мэдлин смотрела на брата, который тихонько говорил что-то дочери и, когда она улыбнулась и дотянулась к нему, подхватил ее на руки и высоко поднял. Малышка засмеялась и ухватила его за нос. Эдмунд присел, держа дочурку на руках, и предложил ей игрушку.

Письмо Джеймса о холодной стране, где ночью простыни примерзают к бревнам жилья, где можно моментально отморозить лицо и руки, если их не прикрыть тканью, где передвигаются пешком на снегоступах, а ездят на собачьих упряжках, отвлекло всех от насущных проблем и внесло необходимую разрядку.

– Остальное не представляет интереса, – завершила чтение графиня, улыбнувшись лейтенанту. – Там – только вопросы о родителях и других моих родственниках.

– Моя мать целый месяц пребывала в неведении, уцелел ли я в битве при Ватерлоо, – заметил лейтенант Пенворт. – А расстояние между нами – всего-то пересечь Ла-Манш, сударыня.

– Ах, – вздохнула вдовствующая графиня, – прошло три недели, прежде чем мы узнали что-то о Доминике. Мне остается только посочувствовать вашей матушке, лейтенант.

Мэдлин ослепительно улыбнулась.

– Вы не устали, Аллан? – спросила она. – Не пора ли нам ехать? Эдмунд и Александра, я уверена, извинят нас.

На следующее утро Дженнифер долго спала. Леди Хэвершем с экономкой просматривали в утренней гостиной недельные счета. На душе у Эллен скребли кошки.

Нельзя было лгать. Надо было сразу же рассказать всю правду. Чем дальше, тем труднее признаться. Что, если открыться Дороги сейчас же? А затем взять горничную и отправиться к сэру Джасперу и сообщить ему все? А убедившись, что тетка и дед не изменят после этого своего отношения к Дженнифер, немедленно приступить к осуществлению своего плана – уехать. Она найдет где-нибудь временное пристанище до поры, пока не обретет постоянный дом.

Но, размышляя таким образом, она знала, что ничего подобного не сделает. Сначала решила отложить признание на день, прекрасно понимая, что и завтра ничего этого не будет.

А во второй половине дня предстоял визит к вдовствующей графине Эмберли. Совершенно неизвестно, будет ли там лорд Иден, хотя это не имело значения. Надо отказаться от этого визита. И больше не иметь ничего общего ни с графом Иденом, ни с его семейством. Но Дженнифер жаждет отправиться с визитом к графине. У нее завязались дружеские отношения с кузеном и кузиной Доминика, и вчерашнее утро она мило провела в кондитерской в их обществе, только и говорила об этом.

Жизнь безнадежно запуталась.

Вообще-то Эллен была по природе бережлива. Жизнь приучила ее к этому. Очень редко на нее находило желание пойти и потратиться. Чарли, бывало, посмеивался над ней, когда в Мадриде, или Бадахосе, или в каком-нибудь еще городе она возвращалась домой, нагруженная всяческими безделушками, вовсе ей не нужными, – блестящими дешевыми серьгами, безвкусными шалями, каким-нибудь приторным лосьоном для него или с новым брелоком для часов. Всякий раз он целовал ее, называл своим сокровищем и говорил, что она должна чаще доставлять себе подобные удовольствия. И поддразнивал, когда она начинала винить себя в расточительности.

Сегодня у нее было именно такое настроение. И она не станет себя отговаривать, решила Эллен. Велев подать экипаж, она вновь поднялась наверх, чтобы надеть ротонду и шляпку. Даже не взяла с собой горничную.

По ее просьбе кучер Дороти отвез ее на Оксфорд-стрит. Там она купила два обшитых кружевом носовых платка, совершенно ей не нужных, и немало времени убила на ювелира, рассматривая браслет, который очень подходил к серьгам, подаренным ей Чарли. В конце концов она решила, что подарок этот слишком ей дорог, чтобы сочетать его с чем-то по ее собственному выбору. Вместо этого она купила маленький фарфоровый футляр с крышкой, чтобы хранить в нем серьги.

Едва она вышла от ювелира, как вдруг рядом с ней остановилась карета и граф Эмберли, выглянув из окна, приветствовал ее. Рядом появилось улыбающееся лицо графини.

Эллен подошла к карете.

– Как поживаете, сударыня? – поинтересовался граф. – Алекс узнала вас издали.

– Я не видела вас целую вечность, – любезно сказала ей графиня. – Однажды, как вы помните, я встретила в парке вашу падчерицу, но с тех пор прошло уже больше месяца. А вы все еще не побывали у нас. – Она улыбнулась.

– Простите меня… Мне, разумеется, нет оправдания, – ответила Эллен. – Разве что приходится уделять много времени Дженнифер.

– Что весьма понятно, – мягко заметил граф. – А как Пруденс, хорошо ли она служит вам?

– Да, благодарю вас. Очень славная девушка. И я привязалась к ней.

– И все же не заглянете ли вы как-нибудь к нам на чашку чаю? – спросила графиня.

– С превеликой радостью, – отвечала Эллен.

– В таком случае давайте договоримся о дне. Во вторник вы свободны?

Эллен кивнула. Графиня ответила ей улыбкой, и карета исчезла почти мгновенно. А Эллен с сожалением признала, что ей вновь пришлось столкнуться с членами семьи лорда Идена. Чем скорее она найдет тихое пристанище в деревне, где можно будет спрятаться, тем лучше.

Спрятаться? Так вот чего она хочет! Какая низость! Ей ни к чему прятаться. И она не станет этого делать. Она уедет из Лондона в дом, о котором мечтает, только после того, как полностью будет готова к этому.

Эллен вошла в следующий магазин, даже не обратив внимания, чем там торгуют. И минут через десять вышла, улыбаясь про себя, в некотором изумлении Должно быть, она совсем сошла с ума. Дороти и тысяча других женщин, несомненно, пришли бы в ужас от того как она искушает судьбу. Она купила пару крошечных кожаных детских башмачков. Господи, с умилением спрашивала она себя, бывают ли вообще такие маленькие ножки? А люди суеверные вообще сказали бы, что никакого ребенка, которому понадобятся эти башмачки, теперь уже не будет и вопрос об их размере не имеет значения.