Мэри Бэлоу - Сети соблазна

Он кивнул:

– Это одна из самых трудных вещей на свете.

– Но вам она удалась, – напомнила она. – И даже если бы вы не женились на ней в конце концов, вам все равно удалось бы наполнить свою жизнь смыслом, не так ли?

– Да, – ответил он, – думаю, я вернулся бы к жизни, даже если бы мне никто не помог. Я жил бы, а не выживал.

– Ну вот. А я недаром ваш близнец, Домми. Я тоже хочу большего, чем просто выжить. Я люблю Джеймса. От вас я ведь не могу этого скрыть, да? И в данный момент я испугана и уверена в том, что в жизни у меня ничего не будет, если не будет его. Но его у меня нет и не будет никогда, потому что я слишком горда, чтобы делить его с другой женщиной. И стало быть, мне нужно научиться жить без него. И я научусь. Не думайте, я больше никогда не стану плакаться перед вами.

– Очень рад слышать это. – Он дружески обнял сестру и подвел ее к дивану. – Мой камердинер вспотел кровавым потом, завязывая шейный платок, а теперь он похож на жеваную тряпку. Камердинер целую неделю будет не в духе.

– Ах, Домми! Я так соскучилась.

– Мы надеялись увидеть вас на Рождество.

– Джеймс сказал, что мы могли бы поехать, но я не захотела. Все увидели бы, что мы не очень-то счастливы. Это ни к чему. Смешные притязания при сложившихся обстоятельствах, да? А как вы относитесь к тому, что Александра и Эдмунд ждут еще одного ребенка?

– Я восхищен, – сказал он, – поскольку сами они очень рады этому.

– Мне так завидно, – призналась она. – Жаль, что у меня не появился ребенок до того, как все это произошло.

Впрочем, какие глупости! В таком случае я не смогла бы уехать, а он не отпустил бы меня. Как вы думаете, мама с Эллен – они что, пересчитывают блестки на платье?

– На каком платье? – спросил он, и оба фыркнули.

* * *

Граф Эмберли стоял в дверях музыкальной гостиной и смотрел на жену. Алекс играла на фортепьяно пьесу собственного сочинения, как она делала часто, при этом рядом с ней стояла Кэролайн, опираясь локтями о табурет, положив подбородок на руки и глядя на мать. В другом конце комнаты Кристофер лежал на животе и рисовал. Няня Рей выбранила бы всех их непременно. По ее мнению, краскам место исключительно в детской.

Все они увидели его одновременно. Кэролайн прыжками пересекла комнату и обняла отцовскую ногу. Кристофер собрал рисунки и принес показать их. Александра улыбнулась ему и прекратила игру.

– Вы уже вернулись! Я думала, Эдмунд, вы пробудете в городе все утро.

– Я решил вернуться пораньше, – объяснил он, подхватив дочь на руки, потрепав сына по волосам и входя в комнату. – Поцелуй, принцесса? – И он повернул голову к дочери, уже наморщившей губки.

– Пошли, – сказала Александра, подходя к сыну и кладя руки ему на плечи, после того как внимательно просмотрела его рисунки, – вам пора к няне Рей. Я поиграю тебе еще завтра, хорошо, Кэролайн? А ты, Кристофер, намерен ли самолично вымыть свои кисточки, чтобы няня Рей тебя не бранила?

Вскоре она вернулась, отведя детей наверх и передав их няне. Войдя, она взяла мужа под руку.

– Что случилось? – спросила она, увлекая его в гостиную.

– Откуда вы знаете, что что-то случилось? – улыбнулся он.

– Эдмунд! Я почти пять лет как замужем за вами. Хорошей я была бы женой, если бы не могла сразу же понять, что у моего мужа что-то на уме.

– Меня всегда удивляло, – отозвался он, – как это Мэдлин и Доминик прекрасно понимали друг друга, даже не прибегая к помощи слов. Теперь то же происходит у нас с вами.

Он наклонился, поцеловал ее в нос, а потом отступил в сторону, уступая ей дорогу в гостиную.

– Итак, – сказала она, оборачиваясь к нему, когда он закрыл дверь. – В чем дело?

– Я перехватил наши письма на почте, – ответил он. – Есть письмо от Доминика. Мэдлин в Лондоне.

Лицо Александры просветлело.

– А сюда они приедут? – спросила она. – Или мы съездим в Лондон? Съездим, Эдмунд?

– Она одна.

Алекс, не понимая, взглянула на мужа.

– Она оставила Джеймса, – пояснил он и увидел, как жена, держась очень прямо, опустилась на ближайший стул. – Доминик не сообщает подробностей, но не похоже, что это обычная ссора. Она действительно уехала от него. Вам нехорошо, Алекс?

Она сидела бледная и смотрела на него.

– Так я и знала, что ничего не получится, – печально проговорила Алекс. – Все было слишком хорошо, а так не бывает. Он пожертвовал столькими годами, чтобы быть со мной, пока я не обрету счастье. А мне хотелось для него только одного – счастья. Я думала, что он, может быть, найдет его. Я думала, что Мэдлин окажется именно той, кто ему нужен. А он – тем, кто нужен ей. Но все это было слишком хорошо, а так не бывает.

– Судя по словам Доминика, она в полном смятении, – продолжал Эдмунд. – Храбрится, чего и следовало ожидать от Мэдлин, улыбается, болтает, утверждает, что начнет новую жизнь. Но совершенно сломлена и готова рассыпаться на кусочки при малейшем раздражении.

Александра закусила губу.

– Но почему же Джеймс позволил ей уехать? – спросила она. – И где он сейчас, Эдмунд?

Тот покачал головой:

– Во всяком случае, когда Доминик писал это письмо, в Лондоне его не было. Что вы хотите, чтобы я сделал, Алекс? Написал ему? Отправился к нему? Вам не будет неприятно, если я поеду в Лондон повидаться с Мэдлин?

– Неприятно? – нахмурилась она. – Почему это должно быть мне неприятно?

Он сел напротив нее и грустно улыбнулся.

– По дороге домой, – начал он, – мне вдруг пришло в голову, что в этом вопросе мы с вами можем оказаться по разные стороны изгороди. Что бы ни было между ними, для вас будет естественно стать на сторону Джеймса, а для меня так же естественно – на сторону Мэдлин. Не могли ли бы мы поговорить сейчас разумно и сделать так, чтобы этого не произошло?

Она вскочила.

– Ах нет! – воскликнула она. – Это абсурдно, Эдмунд. Я люблю Мэдлин, она мне приходится дважды сестрой. Я не могу быть против нее. Что же до разных сторон изгороди, это самое глупое, что мы можем сделать. У них затруднения, и, без сомнения, затруднения эти сопровождаются глупостью и непониманием и упрямством, которые легко возникают, когда люди живут рядом. Вы научили меня в самом начале нашей семейной жизни, как справляться с подобными вещами. Вы всегда заставляли меня разговаривать с вами и сами всегда разговаривали со мной. Неужели мы будем ссориться из-за чужой ссоры, когда мы научились избегать ссор между собой?

Он откинулся на спинку стула и улыбнулся.

– Вы сердитесь на меня.

– Конечно! – Глаза ее сверкали. – Вы что же, не верите, что я так же предана вашей семье, как и своей собственной? Мои дети принадлежат к вашей семье. Они носят ваше имя.

Он мгновенно вскочил со стула и заключил ее в объятия.

– Я очень виноват, дорогая, – сказал он. – Вы меня простите? Я просто очень испугался, что ваша привязанность к брату заставит вас разгневаться на Мэдлин. Наверное, я хуже знаю вас, чем вы – меня. Вы меня простите?

Она пригладила лацканы его сюртука и подняла лицо, чтобы он ее поцеловал. Потом обвила руками шею мужа и положила голову ему на плечо.

– Что там могло случиться? – проговорила она. – Мне так хотелось, чтобы оба они были счастливы, Эдмунд. Что могло заставить ее совершить столь решительный шаг? Она оставила его. Что он ей сделал, что вынудил ее уехать? В Джеймсе столько любви! Эта любовь поддерживала меня многие годы. Но каким-то образом он сделал так, что она уехала.

– Если вы сможете обойтись без меня в течение нескольких дней, – сказал он, – я съезжу в Лондон и посмотрю, что можно узнать. Может статься, это просто-напросто глупая ссора, которую можно уладить, поразмыслив спокойно. Хотя эти несколько дней могут растянуться, если мне придется поехать в Йоркшир.

– Нет, без вас я не обойдусь, – возразила она. – И я не могу оставаться здесь, Эдмунд, и терять время в ваших объятиях, как бы ни успокаивали они меня. Если мы оба с детьми должны быть готовы выехать в Лондон завтра или послезавтра, нужно немедленно начинать сборы. Вы послали сообщение в Лондон, чтобы дом приготовили к нашему приезду?

– Нет, – ответил он. – Но если вы отпустите мою шею, Алекс, я пошлю кого-нибудь с запиской сегодня же утром. Вы уверены, что эта поездка вам по силам?

– Вы же знаете, что я не могу сидеть без дела, когда я в положении, – ответила она. – И уж конечно, я не намерена оставаться здесь без вас. Что за ерунда!

Прежде чем выйти из комнаты, Эдмунд поцеловал жену в губы и пристально посмотрел ей в глаза.

– Постарайтесь не волноваться, – сказал он. – У меня такое ощущение, что эти двое созданы друг для друга. Однако они слишком упрямы и вспыльчивы, чтобы просто перейти от холостой жизни к семейной. Дайте время, и они будут так же счастливы, как мы с вами.

Алекс прикоснулась к его щеке.

– Лучшего я и пожелать им не могу, – сказала она. – Ступайте.

Джеймс стоял на конном дворе герцога Питерли, опираясь одной ногой, обутой в сапог, о колоду и обхватив рукой колено. Он смотрел на Карла Бисли, похлопывавшего хлыстом по своему сапогу с таким видом, будто ему страшно хочется уйти отсюда как можно скорее. Сзади два конюха чем-то занимались в конюшне, но если разговаривать негромко, они ничего не услышат.

– Я всегда полагал, что именно я разорвал нашу дружбу, – сказал Джеймс, – когда поколотил вас после того, как вы позволили отослать Дору. В то время ваши поступки я расценивал не как враждебные, но не правильные. Потом я часто жалел, что отыгрался за свое отчаяние на вас. Но ваши поступки все же были враждебными, не так ли? Вы считали меня дураком и были совершенно правы. Я и был им.

Карл пожал плечами.

– Это было давно, – сказал он. – Мы были моложе, Бэкворт, и не так умны, как теперь.

– Почему вы так и не сказали мне, что это ребенок Питерли? – спросил Джеймс. – Почему вы позволили мне считать его своим?

– Я полагал, что Дора вам сказала. Откуда мне было знать? Хотя он мог быть и вашим. Вы валялись с ней там, на вересковой пустоши. И вы, и Питерли. Но дело не стоило того, чтобы чувствовать себя виноватым, верно? Дора и я никогда не были значительными персонами. Мы были всего лишь подопечными Питерли.

– И речи не было о том, чтобы я смотрел на кого-то из вас сверху вниз, – возразил Джеймс. – Вы и я – мы были друзьями. И мне нравилась Дора. Вы это знали. Вы знали, что я готов жениться на ней.

– Хорошо было вам бушевать, рвать на себе волосы и сломать мне нос – все равно вы ничего не могли бы поделать в создавшейся ситуации, – сказал Карл. – Я сильно сомневаюсь, что вы женились бы на ней, будь у вас действительно такая возможность. Вы, как и Питерли, постарались бы увильнуть. И неужели вы думаете, что ваш дорогой папочка позволил бы вам жениться на моей сестре?

– Он знал? – нахмурился Джеймс. – Мой отец знал, что это был Питерли?

– Ни в коем случае, – засмеялся Карл. – Если бы у Доры в голове было побольше, – продолжал он, – я бы сказал, что она расставила вам превосходную ловушку, Бэкворт. На самом же деле все, конечно, вышло случайно. Но ясное дело, лучше было бы, чтобы все решили, будто виноваты вы. Вас легче было извинить – молодой, еще не перебесился, и все такое. С другой стороны, Питерли осудили бы многие. Ему было под сорок, он был опекуном Доры. И в конце концов, ребенок вполне мог оказаться вашим.

– Значит, – подытожил Джеймс, – вы вместе с Питерли заставили моего отца поверить. Из-за вас между нами возникла трещина, которая так и не заросла, из-за вас я прожил долгие годы, мучаясь угрызениями совести.

– Все это вы заслужили, – напомнил Карл. – Вы повинны в позоре моей сестры не меньше, чем Питерли.

Джеймс кивнул.

– Да, я очень виноват. Но я думал, что влюблен в нее, и взял бы на себя ответственность за последствия. Я никогда не сознавал, как сильно вы ненавидите меня, Карл. Я не знал, что вы чувствовали себя обделенным. Но вы не могли выместить свое негодование на Питерли, верно? Вы от него зависели. Поэтому вы использовали меня, чтобы отомстить за себя всему миру. Конечно, Доре не могли позволить выйти за меня, потому что я был братом предполагаемой невесты герцога. Ребенок оказался бы одновременно его сыном и племянником. Кроме того, вряд ли мой отец поощрил бы это, знай он правду. Питерли был одним из немногих, кого он считал достойным своего уважения. Какая ирония, согласитесь!

– Оставьте это, – заметил Карл. – Ведь все кончилось вполне благополучно. Дора довольна жизнью, Питерли присматривает за ребенком. И сами вы хорошо устроились. – Он повернулся и пошел по направлению к дому.

Но Джеймс направился за ним. Он схватил Карла за плечо и повернул к себе так, что спина последнего оказалась обращенной к стволу огромного дуба. Джеймс крепко схватил его за лацканы сюртука.