Он должен поговорить с отцом. Вряд ли разгар бала – подходящий момент для этого, но со времени его возвращения у него только и были что подходящие моменты, но он никак не решался ими воспользоваться. И Парнелл отправился на поиски отца.

Джеймс нашел его в библиотеке графа. Отец в одиночестве сидел за письменным столом; перед ним лежала Библия в дорогом переплете.

– Вы не принимаете участия в празднестве, сэр? – Вопрос был излишним, впрочем, долгие годы разговор с отцом казался Джеймсу нелегким делом.

– Свое время можно потратить на множество более важных вещей, – ответил лорд Бэкворт, сурово посмотрев на сына. – Мы не можем знать, когда Создатель призовет нас к себе. Мы обязаны приготовиться.

– Вы были нездоровы, – сказал Джеймс, решительно входя в комнату. – Алекс писала мне об этом. Врач сказал, что вам нужно беречь сердце.

– Мое здоровье настолько хорошо, насколько этого можно ожидать, – возразил отец. – Я готов, Джеймс, когда бы меня ни призвали. А вы?

Джеймс ответил не сразу.

– Когда я прочел письмо Алекс, – начал он, – я поспешил в Лондон. Мне хотелось повидаться с вами.

Отец провел рукой по страницам Библии.

– Вероятно, вы выказываете тревогу не о том отце, о котором должно, Джеймс. Вероятно, вы должны желать встречи с вашим небесным Отцом.

Джеймс облизал сухие губы.

– Сэр, я надеялся, что мы сможем быть вежливыми друг с другом. Я возвращаюсь в Канаду еще до конца лета. Я, наверное, останусь там надолго, вероятно, до конца дней своих. Возможно, мы не увидимся больше никогда.

Отец смотрел на него, и лицо его казалось высеченным из мрамора.

– Мне не кажется, Джеймс, что с тех пор как вы вернулись, мы были невежливы друг с другом. Я пытаюсь читать священную книгу и отгородиться от легкомысленных звуков. Не желаете ли присоединиться ко мне?

– Бал дается в мою честь, – ответил Джеймс. – Алекс и Эдмунд хотели сделать мне приятное. Они выказывают мне свою любовь. Я думал, что вы также примете участие в этом вечере.

Лорд Бэкворт перевернул страницу Библии. Джеймс вздохнул.

– Время выбрано неудачно, – сказал он больше самому себе. – Не нужно было искать вашего общества сегодня вечером. – Он задумчиво посмотрел на молчавшего отца. – Ничего не изменилось, не так ли? Дора и прошлое всегда будут стоять между нами.

Отец не поднял на него глаз, но губы его сжались.

Оба молчали; спустя несколько мгновений Джеймс вышел, не сказав ни слова.

В танцах объявили перерыв. Он подошел к большой группе, состоящей из молодых людей.

– Мистер Парнелл, – позвала Анна, весело улыбаясь ему, – я уже решила, что вы снова сбежали в Канаду. Джин рассказывала нам, как в Монреале в зимние месяцы проводятся состязания на санях, и мы все подумали, не поехать ли нам туда.

Джеймс улыбнулся.

– Месяц за месяцем ничего, кроме льда и снега, – сказал он. – Но зато, конечно, это прекрасный повод для бесчисленных вечеров и танцев.

Начинался очередной танец. Уолтер повел Джин на середину зала, Дункан протянул руку какой-то молодой леди.

– Не хотите ли танцевать со мной? – спросил Джеймс у Анны.

Та с сожалением посмотрела на него.

– Этот танец я уже обещала, – ответила она. – Но вы можете пригласить меня позже. Хорошо?

– Конечно, – сказал он, глядя ей вслед.

И вдруг оказалось, что остались только он и молодая леди, которая необъяснимым образом оказалась без партнера.

– Леди Мэдлин? – Он предложил ей руку.

Против собственной воли она встретилась с ним взглядом.

– Благодарю вас, – ответила она.

Протанцевав с лордом Нортом, Мэдлин исчезла из зала. Если бы она хоть немного поощрила его, он сделал бы ей предложение – второе за этот вечер. Но она не стала его поощрять.

Вспоминая, как она отказала Джейсону, Мэдлин чувствовала себя сбитой с толку и испуганной. Она намеревалась принять его предложение, даже думала, что об их помолвке объявят до конца вечера. Но она отказала, точнее, отложила свое решение. Но если она не сказала «нет» на этот раз, как же она сможет когда-нибудь собраться с духом и согласиться?

С противоположного конца зала на нее смотрел Доминик. Его взгляд, как всегда, словно проникал в ее мысли. Если он подойдет к ней, ей не удастся ничего утаить и ее ужасающая глупость выплывет наружу.

Она упорхнула туда, где играли в карты, и стояла, заглядывая через плечо какого-то молодого человека, у которого на одном глазу была надета черная повязка. Когда игра кончилась, он повернулся к ней и улыбнулся.

– Здравствуйте, Мэдлин, – сказал он. – Я заходил к вам, но не застал ни вчера, ни третьего дня.

– Да, – отозвалась она, – меня почти никогда не бывает дома. Вы должны были бы сообщить о своем приезде, Аллан. Я рада снова видеть вас. Вы удивительно хорошо выглядите.

Он поднялся из-за стола, опираясь на костыли, и Мэдлин стиснула руки за спиной, подавляя желание помочь ему.

– Позвольте принести вам лимонаду, – предложил он.

– Было бы неплохо, – сказала она. – Только я сама его принесу.

Он улыбнулся:

– Хорошо, няня, не буду с вами спорить. Мэдлин вспыхнула:

– Я несколько деспотична, да, Аллан? Понятно, почему вы не захотели жениться на мне.

– Я протестую, – возразил он. – Это вы не захотели выйти за меня, Мэдлин. Вы меня завлекли и бросили, если помните.

Девушка пошла за лимонадом.

– Я действительно очень рада видеть вас, Аллан, – сказала она, возвратясь. Они уселись рядышком на двухместном диванчике в передней. – Но мы не подходим друг другу как муж и жена, верно?

– Нет, не подходим, – ответил он. – Вы слишком красивы, жизнь бьет в вас через край, Мэдлин. Вам нужен кто-то особенный. Может быть, кто-то вроде Хакстэбля?

– Ну, – сказала она, пожимая плечами, – не знаю, Аллан. Не знаю. Я никогда не была так счастлива, как в прошлом году, когда вас ранили и я была вам необходима. Конечно, из этого не следует, что мне опять хотелось бы увидеть вас в таком состоянии. Но тогда в моей жизни появился смысл.

– А теперь его нет? – спросил он, беря ее за руку. – Бедняжка Мэдлин! Вы можете дать так много, и столько джентльменов лезут из кожи вон в надежде получить хоть одну вашу улыбку. И все же вы не можете найти свое счастье.

– Я его найду, – сказала она, весело улыбаясь. – А что это такое я слышала в последнее время от Эллен и Доминика? Это правда, Аллан, что вы пришли к взаимопониманию с приемной дочерью Эллен? Вы ничего не говорили об этом ни прошлым летом, когда мы с вами были обручены, ни в одном из ваших писем.

Молодой человек смущенно улыбнулся:

– Когда мы с вами были обручены, говорить было не о чем. Действительно не о чем. И я был слишком растерян, чтобы рассказать вам об этом потом, потому что это случилось довольно неожиданно после того, как наша помолвка была разорвана, а мы с Дженнифер все еще находились в Эмберли. Вы не обижены?

– Совершенно не обижена, – ответила она, погладив его по руке. – Аллан, я действительно нежно люблю вас. Вы это знаете. Я отношусь к вам как к своим братьям. А Дженнифер Симпсон – приятная молодая леди.

Он улыбнулся:

– Нельзя сказать, что она заключает очень хорошую сделку, как я уже не один раз повторял ей. Я сказал ей как раз сегодня вечером, что она может развлекаться во время сезона и смотреть на всех джентльменов, которых встретит, совершенно открыто. А себе поклялся, что не сделаю ей официального предложения до тех пор, пока не расстанусь с этими адскими костылями.

– Вы и этому научитесь, – сказала Мэдлин улыбаясь. – И подумать только, что когда-то я хотела выйти за вас потому, что вы всю жизнь зависели бы от моей нежной заботливости. Ах, Аллан, дорогой, я так рада за вас! Но где же она?

– Дженнифер? – спросил он усмехаясь. – Ушла в бальный зал, крайне обиженная. Я, видите ли, запретил ей сидеть рядом со мной целый вечер.

Мэдлин засмеялась.

– Кстати, о бальном зале и веселье, – сказала она. – Я должна сделать то же, что и Дженнифер, иначе Эдмунд решит, что я заболела, и позовет врача.

И она улыбнулась ему ослепительной улыбкой, а он поднес ее руку к губам.

– Обещаю вам, что вы скоро найдете его, – спокойно проговорил Аллан, прежде чем отпустить ее руку.

Мэдлин, готовая расплакаться, поспешила присоединиться к гостям. Вскоре появился и Джеймс Парнелл.

* * *

Заиграли вальс. И нужно же было, чтобы это оказался именно вальс!

Мэдлин положила одну руку на плечо Джеймса, другую вложила в его ладонь и спросила себя, помнит ли он, как они в последний раз вместе танцевали вальс.

Джеймс жил в Эмберли со своими родителями из-за обручения Эдмунда и Александры. И она тоже жила там, как всегда летом.

Это случилось во время бала, который в Эмберли давали каждое лето. Все из-за того же Джеймса, погубителя Джеймса. Она тогда вышла в сад, не зная, что он вышел туда еще раньше.

Какое-то время он обнимал ее так, как полагается в вальсе, а потом привлек к себе. И вскоре они перестали танцевать. И музыка, и вальс – все было забыто. Именно тогда, во время ласк, которые становились все жарче и откровеннее, она и предложила ему себя. Именно тогда она и сказала, что любит его. И именно тогда он ответил, что не испытывает к ней ничего, кроме похоти. Тогда Мэдлин ему не поверила, хотя и оставила его в саду, хотя он и уехал из Эмберли в ту же ночь, не сказав ей больше ни слова и не оставив даже записки.

Мэдлин спросила себя, уж не в ее ли воображении прошло четыре года с той ночи, когда они танцевали вальс в саду. Она нервно облизнула губы и заметила при этом, что его взгляд следит за движениями ее языка.

– Приятный вечер, не правда ли? – проговорила она улыбаясь. – Я довольна. Вы знаете, Эдмунд и Александра не любят устраивать приемы или бывать на них. Они предпочитают проводить время с детьми. Но этот вечер, кажется, удался.

– Судя по всему, да, – сказал Джеймс, но не улыбнулся в ответ. – Зал просто переполнен.

– Конечно, – продолжала Мэдлин, – это все в вашу честь. Прошлой осенью пришло ваше письмо, в котором вы сообщали, что возвращаетесь домой, и с тех пор Александра потеряла покой и сон. Вряд ли они уехали бы из Эмберли по какой-то другой причине, даже несмотря на сезон. Из-за детей они предпочитают свободу сельской жизни.

– Я выразил Алекс свою благодарность, – сказал Джеймс.

– А вы видели Эллен? – спросила она. – Она сегодня так красиво одета – в синее.

– Алекс отвезла меня к ним, – сказал он. – Леди Иден просто очаровательна.

Мэдлин словно слушала себя со стороны. Она уже поняла, что будет нести всякую чепуху, но у нее не было сил остановиться. Мэдлин чувствовала себя точно бабочка, которую поймали и насадили на булавку, а теперь изучают.

Она постаралась расслабиться. Некоторое время они танцевали молча.

– Вы не изменились, – сказал он наконец. Мэдлин опять посмотрела ему в глаза.

– Можно считать это комплиментом? – спросила она.

– Большинство женщин, по-моему, были бы рады услышать, что за четыре года они ничуть не изменились.

– Но четыре года назад вы относились ко мне неодобрительно. – Она вспыхнула. – Я вам не нравилась.

– Но я никогда не оспаривал того, что вы красивы, – возразил Джеймс.

Внутри у Мэдлин все сжалось.

– Значит, вы не одобряли мой характер?

– Это было очень давно, – сказал Джеймс.

Кажется, добавить ему было нечего. И она покончила с попытками продолжать разговор, пытаясь сосредоточиться на музыке и танцующих вокруг парах.

Это, бесспорно, был прежний Джеймс! Она узнала бы его даже с завязанными глазами. Об этом ей сказали бы биение ее сердца и кровь, стучащая в висках.

Она снова прикасается к нему: одна рука лежит у него на плече, другая – в его руке. И она чувствует его горячую руку на своей талии, она опять прикасается к нему. А он опять такой чужой, что у нее першит в горле от слез, которые она должна сдерживать.

– Почему вы пригласили меня танцевать? – спросила Мэдлин.

Он удивленно поднял брови.

– Мне показалось, так полагается, – ответил Джеймс. – Для того и существуют балы, разве не так?

– Это потому, что Анна отказала вам, а я стояла ближе других леди, когда она ушла?

– Да, наверное, поэтому, – ответил он. – Вы оскорблены?

– Нет, – солгала Мэдлин, но она была оскорблена. Ее разозлила честность, которую он не пытался скрыть за тактичностью и хорошими манерами. – Почему я должна оскорбиться?

Больше говорить было не о чем. Мэдлин с нетерпением ждала, когда смолкнет музыка, и думала о том, что ее партнер также мечтает избавиться от нее. Но вот о чем ни один из них не подумал, с огорчением вспомнила она, когда музыка действительно смолкла, так это о том, что вальс этот – последний танец перед ужином. Оркестранты оставили свои инструменты.