– Мне друг сказал, а он услышал, – не стала лгать и матери Юля. Ту эти слова рассердили, и она, всегда очень аккуратная, даже пролила пару капель зеленого элитного чая из фарфорового заварника на стол.

– Ты бы поменьше ею интересовалась, дорогая. Эта девчонка тебя и отца ни во что не ставит, а вы… Ладно. Твой отец, слышу, наговорился. Идет. Ну что, выяснил? – спросила она насмешливо мужа.

– Выяснил. Эльвира сказала, что Марта никуда не выходила. В смысле замуж не выходила, – с довольным видом заявил Константин Власович, входя на кухню и садясь рядом с супругом и дочерью за круглый стол, накрытый нежно-зеленой скатертью в тон стильным жалюзи. – Еще и наорала, что беспокою глупостями.

– Не звони этой женщине, пожалуйста, – сказала София Николаевна медленно, откладывая остро заточенный нож для бутербродов. – Меня это… расстраивает. Не хочу, чтобы вы с ней общались.

– Конечно, милая, я звоню ей только по делу. Она ведь мать моей дочери, – отвечал супруге с улыбкой Константин Власович, испытавший после звонка облегчение. – В общем, все в порядке. Юленька, твой друг был не прав. Марта даже ни с кем, по словам Эльвиры, не встречается. Все в порядке, – повторил он.

Юля, откусывающая бутерброд, покивала, решив растерзать придурка Криса и его придурковатого дружка Стаса, а София неодобрительно покачала головой, сердито посмотрела на дочь, затем на мужа, но от дальнейшей полемики воздержалась. Она точно знала, что в ту семью ее драгоценный Костя не вернется, поэтому решила лишний раз не устраивать ссору из ничего. В семье должны быть покой и гармония. Это на работе можно устраивать скандалы и плести интриги.

София Николаевна, дав поручения приходящей домработнице, покинула квартиру последней, а затем села в строгий, но элегантный автомобиль марки «Ауди», в котором уже на пассажирском сиденье находился ее муж, и села за руль. Сначала она отвезла на работу Костю, быстро и властно поцеловала его на прощание, а затем поехала в колледж весьма довольная собой и хорошим октябрьским днем.

* * *

В этот же вечер мама Марты Эльвира Львовна зашла в комнату к разучивающей новый пассаж дочери и сказала сухо, застыв в проходе и скрестив руки на груди:

– Твой отец совсем сошел с ума.

– Он мне не отец, – было первой реакцией длинноволосой девушки. Она хмуро взглянула на мать, опустив скрипку, и убрала за ухо волнистую прядь. – И что он опять хотел?

– Что он хотел? Довести меня до белого каления, вот что, – сердито заявила женщина, прислоняясь к стене. – Позвонил мне утром, сразу после того, как ты убежала в консерваторию, и спросил, не вышла ли ты замуж? Нет, ну не идиот ли, а?

– Что-что спросил? – не поняла изумленная Марта.

– Интересовался, почему ты его на свадьбу не пригласила, – объявила Эльвира Львовна с ухмылкой. – Я не знаю, что с бедным Костей: то ли он деградировал, то ли напился, то ли, – тут голос женщины дрогнул в злой усмешке, – его женушка выпилила ему все мозги, но его интересовал именно этот вопрос: «Замужем ли его дочь?»

– Я не его дочь, – вновь поморщилась Марта, которая своего биологического отца очень не любила с позднего детства. Вернее, никак не могла простить за то, что он когда-то давно оставил ее и маму ради другой семьи. И вторую семью Константина Власовича она на дух не переносила: ни его жену Софью, стервозную и злую, ни дочь Юленьку – да-да, ту самую Юлю Крестову, которая училась вместе с ней в консерватории и делала вид, что заботится.

– Нельзя так говорить, Марта, он как-никак твой отец, – с некоторым сомнением в голосе сказала Эльвира. – В общем, милая, я тебе на всякий случай это рассказала, чтобы ты в курсе была. А то вдруг Костя совсем рехнется, начнет тебе звонить и нести чушь несусветную.

«Напугает еще ребенка», – подумала про себя Карлова-старшая.

– В таком случае я не буду с ним разговаривать, мама, – раздраженно отозвалась Марта, не понимая, что нашло на этого человека, который как бы являлся ее отцом. Эльвира Львовна, вздохнув, потрепала дочь по волосам и ушла, а девушка продолжила разучивать пассаж дальше, изредка только фыркая, вспоминая отца или сестру, которых терпеть не могла. Нет, они никогда не обращались с ней плохо: напротив, Константин Власович дарил дочери подарки, поздравлял по праздникам, интересовался ее успехами в музыке и звал в гости, но Марта не могла простить его и принять его заботу. Ей казалось, что это не любовь – отец просто заглаживает свою вину, дает ей, оставленной почти что во младенчестве, какие-то подачки своего внимания, чтобы перед самим собой и, конечно же, перед обществом очистить совесть. К этому же он приручал и свою вторую и, без сомнения, любимую дочку Юлю. Чтобы она отдувалась за его грехи в прошлом.

Вспомнив сестру, от которой Марта отличалась, как голубое небо от коричневой земли, девушка села на кровать, решив сделать десятиминутный перерыв. И тут же ее как будто бы невзначай накрыло прозрачное липкое облако воспоминаний, от которого пахло детством, одуванчиками и запеканкой со сгущенкой – ее безумно вкусно готовили в детском садике.

* * *

Когда-то давно, много лет назад, все было иначе.

Марта любила своего улыбчивого и мягкого папу-пианиста и с удовольствием общалась с сестрой-одногодкой: бегала с ней по площадке, строила куличи и играла в куклы. Маленькая и очень наивная, как и всякий ребенок, Марта не понимала того, что ее папа живет с другой женщиной, – она вообще думала, что так и надо, когда он приходит только раз в неделю со сладкими подарками или с игрушками, иногда приводя с собой сестренку.

Марта, поздно пошедшая в садик, и не знала, что бывает как-то по-другому. И Эльвира Львовна, при всей своей обиде на бывшего мужа, не хотела лишать дочку общения с отцом, а потому даже и не говорила при ней плохих слов о Константине. Она не запрещала ему видеться с девочкой и даже разрешала приводить свою вторую дочь Юлию, хотя, конечно, видеть этого ребенка ей было неприятно. Как-никак Юля была живым напоминанием о предательстве, измене и выборе некогда любимого супруга. Чтобы не рассказывать Марте обо всем произошедшем, Эльвира просто говорила скучающей по отцу дочке, что ее папа очень много работает, а потому домой приходит так редко. Когда же Марта спрашивала о Юле, вразумительного ответа она тоже не получала и знала только, что сестренка живет где-то далеко с другой мамой. Девочке внушили, что ситуация в их семье – нормальная, и Марта верила взрослым. Она любила и маму, и папу, и сестру.

В те времена она была очень счастливой, скучала по папе и Юле, рисовала им открытки и учила для них стихотворения. Это потом уже, позже, когда ей только-только исполнилось пять лет, добрые люди разъяснили Марте, что на самом деле если папа не живет с мамой, то это неправильно; а если при этом у него есть другой ребенок и другая жена – это не только неправильно, это еще и постыдно.

Началось все с того, что в садике увлеченно играющая с плюшевым медведем Марта случайно услышала разговор воспитательницы и нянечки, которые, не зная, что малышка слышит их, вовсю обсуждали личную жизнь ее мамы. Это была одна из первых недель пребывания девочки в дошкольном учреждении.

– Бедная Карлова, одна дочку воспитывает, – сказала воспитательница с таким вздохом, будто бы мама Марты совершала подвиг.

– Ну и что? Сейчас многие женщины одни, без мужиков, детей ростят, – возразила нянечка.

– Так-то оно так. Только вот у Карловой ситуация особенная. Я слышала, – понизила голос работница детского садика, – что у Карловой муж-то фактически на две семьи жил и потом к другой ушел, через год после свадьбы. У него в той семье тоже ребеночек есть, Марты ровесник. Представляешь? Одновременно с двумя крутил! И Карлова об этом узнала только после рождения Марты. Когда вторая жена тоже родила ему ребенка. Нет, ты представляешь, какой кошмар?!

– Ужас просто! А я-то думала, он с матерью Марточки просто в разводе, – явно не обладала такой информацией нянечка, не подозревавшая, что сжавшаяся в комочек Марта сидит неподалеку и все слышит. – Жил с двумя женщинами?! И от обеих дети? Вот козел! Многоженец несчастный!

Марта, услышав, что папу обзывают, отложила игрушку.

– Во-во! Настоящий козел! А ты его видела, кстати? Он как-то Марту приходил из садика забирать.

– Нет, не видела. Ну и каков он? – заинтересовалась тут же няня.

– Видный мужчина, чего уж тут говорить. Высокий, худой, правда, но вежливый и улыбка милая. Весь такой одухотворенный, грациозный, элегантный… музыкант же, – мечтательно вздохнула воспитательница. – Говорят, кстати, – хороший музыкант, всюду с оркестром ездит, по заграницам катается. И мать с отцом у него обеспеченные, из «новых русских». Да толку-то что от его красоты и таланта, коли мужик он – тьфу какой! – выразила в одном слове все свое брезгливое отношение к Константину Власовичу воспитательница.

– Бедный ребенок, – посочувствовала няня Марте. – И как девочка с таким-то папашей жить будет? Позор какой… Оставил их с матерью ради другой семьи… Хотя он же вроде бы и подарки дочке дарит и вот из садика забирал… Любит, видать, все же.

– Ага, любит! Совесть у него нечиста, вот и откупается от родной кровиночки подарочками. А уж зайти забрать из садика ребенка – это не отцовский подвиг. Всякий сможет. Любил бы Марточку – не бросил бы ее мать. А так выбрал другую женщину и другого ребенка. Видимо, их-то он и любит.

– Ну ты и новость мне сказала, – осуждающе поцокала языком нянечка. – Не понимаю я этих мужиков… Как можно семью и дите бросить и к другой уйти? Или как на две семьи жить можно, а? Это каким уродом моральным быть нужно? Аж зла не хватает!

– Не знаю, – сварливо отозвалась ее коллега. – Ой, у меня Денис Аллу за волосы тягает! Побежала я их разнимать! Что за непослушный ребенок?! Ни минуты покоя!

И женщина спешно бросилась к детям, на ходу ругая мальчика. Нянечка тоже направилась по своим делам – скоро должен был начаться обед. А Марта, глаза которой стали большими-большими, сидела, не шелохнувшись, и пыталась переварить информацию. Она не все поняла, но отлично осознала, что ее папа совершил что-то плохое и воспитательница с нянечкой его очень осуждают.

«Любил бы Марточку – не бросил бы ее мать», – громким голосом сказала воспитательница в ее голове, и Марте захотелось зарыдать, но она боялась, как бы взрослые не узнали, что она подслушала их разговор. Почему-то ей стало страшно и стыдно. Из разговора старших она ясно поняла, что папа ее почему-то не любит, а только прикидывается. Вот так, в одно мгновение своим детским мозгом Марта осознала, что папа любит только Юлю. И ее маму. И больше никого. А еще она почувствовала себя обиженной и ущербной.

Когда Константин Власович приехал к дочери на следующие выходные, она наотрез отказалась общаться с ним и, испугавшись, спряталась под столом. С Юлей разговаривать девочка тоже не хотела. Более того, когда сестра попыталась подойти к Марте, та укусила ее за руку и забилась под стол еще дальше. С тех пор отношения Марты с отцом и сестрой стали хуже некуда. Обиженная девочка, ревнующая Юлю к папе, буквально возненавидела ее, а когда отец пытался заговорить с ней, начинала рыдать или же убегала к маме. Ничего не понимающий Константин честно пытался найти с дочерью общий язык, потерпел сокрушительное фиаско и стал появляться в ее жизни крайне редко, не забывая все же поддерживать брошенную семью материально. В этом плане ему было довольно легко – его родители, приходящиеся Марте бабушкой и дедушкой, были людьми обеспеченными, правда, к настоящему времени оба они уже покинули этот свет, оставив большое состояние сыну. Кстати, при жизни они с Мартой и ее мамой почти не общались, как, естественно, и новая супруга Константина Власовича – красивая женщина с гордым именем София, которая очень бы хотела, чтобы ее муж и вовсе забыл о существовании первой жены и дочери. Юля же в этом плане очень отличалась от своей матери – почему-то к Марте она продолжала относиться по-прежнему тепло. Юля искренне беспокоилась о сестре, не обижалась на грубости Марты и попытки оттолкнуть ее от себя. Это происходило и по сей день. Хотя девушки и не общались, Юля была уверена, что должна присматривать за своей длинноволосой сестренкой, хотя та была почти на два месяца старше ее. Именно поэтому Крестова беспокоилась о том, с кем же сейчас встречается Марта, ведь этот Саша был совершенно неподходящим приятелем для ее сестры.

Кстати говоря, и Марта, и Юля пошли в своего общего отца – обе они были от рождения наделены музыкальными талантами, и Константин Власович был крайне рад, узнав, что Марта тоже учится музыке, правда, не игре на пианино, как Юля, а скрипичной игре. Только вот Юля была более одаренной, и музыка давалась ей легко, а ее сестра оказалась более усердной и упорной, и именно за счет этих качеств она добилась определенных высот. Марта это отлично осознавала и еще больше злилась: видимо, отец действительно куда сильнее любил Юлию, нежели ее, раз сестрица родилась куда более талантливой. А еще Карлова точно знала: хоть Юля и способна стать известным виртуозным музыкантом с мировым именем, ей это не нужно – эту девушку интересует кое-что совершенно другое. Из-за этого Марта еще больше злилась, ведь ее мечтой как раз было то, к чему Юля так наплевательски относилась.