– Но в чем тогда причина? – спросила длинноволосая девушка. Ей стало интересно.

– Хочешь знать? – приподняла проколотую бровь пианистка.

Марта неопределенно пожала плечами. Да, ей было интересно, но признаваться в этом не хотелось.

– Я дала слово, что не буду заниматься другой музыкой, – вдруг сказала Юля и стряхнула серый пепел в окно.

– Кому? – удивилась Марта. Для нее творчество было свободой, а не ограничением. Иначе какое же это творчество?

– Матери. Отцу.

– Ему? – скривилась Карлова, мигом рассердившись – ей стало даже как-то обидно за Юлю. – Зачем?! Они с ума сошли? Какое им дело?

Юля еще более иронически взглянула на сестру и сказала совершенно откровенно:

– Они хотели, чтобы я стала великолепным музыкантом. Гордостью семьи. А какой же гордостью я стану, если буду играть в рок-группе? Сама подумай, – Юля усмехнулась. Марта даже как-то сердито уставилась на девушку с сигаретой в длинных пальцах. Как-то не очень вязались эти слова с гордой независимой Крестовой, главной надеждой консерватории.

– В нашей интеллигентной семье есть место только таким же интеллигентным людям, – продолжила Юля, явно с усмешкой повторяя чьи-то слова.

– И ты согласилась? – не поверила Марта.

– Дала слово.

– Дала слово? – переспросила скрипачка возмущенно. Сейчас в ней возмущалась не сестра, пусть и недолюбливающая Юлю, а музыкант. Родители сказали не заниматься любимой музыкой, а она вот так взяла и отступила? Нет, правда, эта Крестова – дура! Музыкант должен делать то, что он хочет, и то, что ему нравится, а не то, что говорят ему делать другие! И почему Юля при них, сверстниках, вся такая крутая, спокойная, невозмутимая и уверенная, знающая цену себе и своим способностям, а при родителях так легко сдается?

– Да, дала. Что буду заниматься только классической музыкой. Только фортепиано. Ничего больше, – хоть Юля и говорила спокойно, в ее голосе раздавались опасные нотки, которые словно говорили Марте: «Стой, прекрати меня осуждать».

– Но как так! – возмущение в Марте росло в геометрической прогрессии.

– Думаю, твоя мать тоже не одобрила бы, если ты вдруг по окончании консерватории убежала играть в панк-группу.

У Марты и мысли не было о том, чтобы играть в какой-либо группе, но она точно знала, что ее мама, человек, обладающий, в общем-то, довольно непростым характером, не стала бы заставлять ее заниматься тем, что ей, Марте, не нравилось. Конечно, Эльвира Львовна была очень довольна тем, что дочка с детства занимается скрипкой и делает успехи на музыкальном поприще – женщина небезосновательно гордилась своим единственным ребенком. К тому же она с детства контролировала Марту, пыталась быть в курсе ее дел, часто звонила и иногда даже навязывала свою точку зрения – не потому, что хотела подавить дочь, а потому что считала, что она права и лучше знает. Но Эльвира Львовна все-таки ориентировалась на то, чего ее дочка сама хочет в жизни. Когда Марта поступала в консерваторию, женщина несколько раз беседовала с ней на тему того, а действительно ли хочет Марта всю свою жизнь посвятить музыке, или ей лучше сразу поступить в другой вуз, чтобы выбрать иную, не музыкальную, жизнь.

Марта точно знала, что ее мама не стала бы заставлять ее заниматься нелюбимым делом. И, наверное, объяви ей девушка, что после консерватории она намерена играть в какой-нибудь современной группе, неважно, поп, панк или рок, или же желает записывать музыку для мультиков или даже играть в ресторане, Эльвира Львовна согласилась бы с решением дочери, проследив, правда, при этом, чтобы ее новая деятельность была более-менее безопасной.

В семье же Крестовых дело обстояло иначе. Юле с детства была предоставлена свобода во всем, кроме выбора смысла жизни. Ее мать мечтала об успехе для единственного ребенка. Она хотела, чтобы дочь вписалась в их знаменитую в городе творческую семью. Зная, что Юлия талантлива, женщина не могла допустить, чтобы она растратила свой музыкальный дар впустую, исполняя глупую музыку для молодых идиотов. Так она и сказала Юле после того, как та закончила школу с музыкальным уклоном при консерватории в восемнадцать лет – одновременно с тем, как Марта завершила обучение в музыкальном училище. Тогда Крестова-старшая впервые услышала от Юли, что та не хочет поступать ни в какую консерваторию и что жизнь музыканта-«классика» ее совершенно не прельщает. Свободолюбивая Юля обожала иную, кажущуюся родителям радикальной, музыку, ее же, собственно, и хотела исполнять. Об этом она и объявила после выпускного Константину Власовичу и Софье Николаевне – прямо на следующий день. Те, естественно, ее точку зрения на жизнь совершенно не принимали, особенно мать. Разгорелся страшный скандал, после которого Юля, поняв, что переубедить маму поможет только время, просто-напросто собрала вещи и ушла из дома к Крису.

– То есть твоя мать сказала: «Ты будешь плясать под мою дудку, дорогая дочь», и ты так легко согласилась? – не поверила Карлова. Ну не из тех эта противная Юлька! Она – сильная, она должна была бороться!

– Как-то так, – не стала ничего объяснять Юля, закуривая новую сигарету.

– Не верю, что ты ничего не делала! – разозлилась Марта.

– Я ушла из дома, – сказала Крестова, хотя об этом никому и никогда не говорила. Крис и Леша знали эту историю, а больше никто о ней и не догадывался.

– И?

– А через неделю вернулась.

– Зачем?! Деньги закончились? – возмутилась Марта.

– Деньги были, – возразила Юля. – Я подрабатывала, и друзья помогали.

– Но зачем ты тогда вернулась?

– Бабушка заболела, – подозрительно спокойно сказала Марте Юля, осторожно выпуская дым изо рта и глядя на него задумчивыми глазами.

Ее длинноволосая сестра склонила голову набок, не совсем понимая, к чему Юля клонит. Ее бабушку, мать величественной красавицы Софьи Николаевны, она смутно помнила – та была известным искусствоведом и долгое время занимала должность декана факультета искусствоведения в государственном университете. Несколько лет назад она умерла.

– Она так волновалась за меня, когда я ушла из дома, что у нее случился инсульт. Оказалась в больнице, наполовину обездвиженная, беспомощная. Пришлось вернуться и пообещать, что я буду заниматься только тем, чем хотят они. Ради блага бабушки – чтобы ей не стало еще хуже. – В словах Юли не было жалости к себе, а только лишь взрослая усталость, а еще, кажется, она скучала по бабушке, даме такой же высокой и худой, как и она сама, а еще очень упрямой и целеустремленной.

– Так ты вернулась из-за бабушки? – очень тихо спросила Марта, помня, что сестра, как и она сама, поступала в консерваторию в восемнадцать лет, и именно осенью того года ее пожилая родственница и отошла в мир иной.

– Да. В последние месяцы жизни она была очень рада, что я учусь в консерватории.

– Но… после ее смерти почему ты не стала заниматься тем, чем хочешь? – не совсем понимала скрипачка.

– Говорю же – дала слово. Сдуру. Когда узнала, что случилось с бабушкой, приехала к ней, дала слово, что закончу консерваторию. А родителям – что не буду играть ни в каких группах неугодную музыку. Не помню, почему пообещала им это – наверное, очень испугалась. Черт, мне нужна еще одна, – потянулась вновь к пачке Юля. Марта ловко отодвинула от нее сигареты и прикрыла их ладонью.

– Хватит курить, – сказала она строго. – У тебя бы лучше мать слово взяла, что ты курить перестанешь.

– Отдай, – потянулась за сине-белой пачкой красноволосая пианистка, и межу девушками завязалась шуточная борьба, в которой победила, естественно, более сильная и развитая физически Юля. Хитрая Марта, правда, умудрилась цапнуть ее за предплечье, и от неожиданности Крестова отпустила пачку, заставив сестру испытать триумф и спрятать сигареты в ящике.

Когда Марта в шутку боролась с Никой, они часто кусались, а для Юлии это стало сюрпризом. Она в некотором недоумении взглянула на место укуса, а после перевела взгляд на Марту и несмело – это очень не вязалось с ее образом – улыбнулась. Та пожала плечам, поймав этот взгляд сестры.

– Ты можешь сдержать слово, данное бабушке, и закончить консерваторию, а обещание родителям… м-м-м… отдать им обратно, – сказала Карлова. – Хорошо я придумала?

– Хорошо.

Юля усмехнулась. Она была все такой же спокойной. Но пальцы рук у нее слегка подрагивали – за долгое время она как-то случайно рассказала о том, что ее мучает, другому человеку.

Сигареты, которые Марта спрятала от нее, девушка так и не нашла.

* * *

На девичнике Ники Марта вдруг неожиданно для себя пригласила Юлю после концерта в их женскую компанию, правда, та сначала отказалась от такого предложения – Крестова отлично понимала, что это праздник Ники, и на нем она желает видеть близких ей людей, а не посторонних девиц с сомнительной репутацией. Наверное, она была права, хотя, если честно, после того, как группа Стаса исполнила в переполненном клубе песню для Карловой, та настолько прониклась хорошими чувствами к друзьям Марты, что какое-то время находилась вместе с подружками у них в гримерке, позируя с музыкантами и их инструментами под чутким руководством фотографа, уверяющей – фотки с девичника получатся шикарными.

После одной большой компанией ребята передислоцировались в ту самую снятую подружками Ники комнату, и Юля все же оказалась на девичнике.

Даша, ответственная за маски, запаслась ими в большом количестве, и вечеринка напоминала чем-то современный бал-маскарад под техно-музыку вместо бальной. Подруги Ники не терялись и вовсю заигрывали с ребятами-музыкантами, которые были не прочь поухаживать за красивыми барышнями в коротких черных платьях.

Визард на этом празднике жизни тоже присутствовал, правда, его никто не узнавал из-за темно-фиолетовой маски, обрамленной черным кружевом, и для всех он был просто иностранцем по имени Феликс, который приехал на музыкальный фестиваль. Кстати говоря, он пользовался популярностью, однако предпочитал находиться рядом с Юлей, разговаривая с ней на какие-то только им двоим ведомые темы. Крестовой его общество ужасно нравилось, хотя она с трудом признавалась в этом даже сама себе. Честно говоря, Феликс казался ей странным, даже более чем странным, но именно этим он и притягивал к себе. Было в Визарде некое невесомое очарование, которое заставляло невозмутимое сердце Юли стучать быстрее.

А Ника, к своему удивлению, узнала Стаса – парня, с которым чуть меньше года назад познакомилась в клубе и который за нею ухаживал, а потом резко куда-то пропал. Стас Нику тоже узнал и очень удивился, поняв, что она и есть невеста.

– А ты разве не замужем? – спросил он у нее осторожно.

– С чего бы? – фыркнула она. Если честно, Ника не ожидала увидеть его тут. – Ты то же самое у меня в магазине своем спрашивал.

Когда же Стас объяснил ей ситуацию, вкратце рассказав о том, что произошло после того, как Ника и ее подруга Даша уехали на такси после клуба, Карлова неожиданно развеселилась, поняв, что так забавлялся Дионов. Только за смехом скрывалась досада – неужели Саша всегда будет все за нее решать?

Около четырех утра Ника собралась домой – ее настроение вновь неожиданно понизилось. Произошло это после одного из веселых конкурсов, в котором кто-то из подружек попросил ее закрыть глаза и представить своего любимого человека, имея в виду будущего супруга Александра, а не того, по которому по-настоящему сохла Ника, как роза без воды.

– Представь его, сосредоточься и вытащи записку из этой шляпы, – прокричала подружка, помахивая большим черным цилиндром, в котором лежало множество бумажек. Каждая из них содержала предсказания, что ждет ту или иную парочку в будущем. Конкурс был простейшим, но очень забавным, потому как в нем участвовали все присутствующие – им всего лишь нужно было загадать объект симпатий и вытащить записку. Ника не сразу поняла, что нужно было думать о Саше, и как-то совсем непроизвольно вспомнила ненавистного Укропа. И после засунула руку по самое запястье в цилиндр.

– Ну, что там у тебя? – тут же загалдели подружки, которые в мужском обществе еще больше развеселились.

– «Страстная ночь и бурное примирение», – провозгласила Дашка, выхватив записку у Карловой. – Ого! Ника, а ты как всегда в своем репертуаре!

Девушки, бурно реагирующие на такие пикантные подробности личной жизни невесты, чуть ли не зааплодировали, а Карлова лишь поморщилась. Бред какой-то. Особенно если этот бред говорится о Никите – ведь о нем она сначала подумала, а не о Саше.

Если честно, все три года Нике очень хотелось, чтобы Никита приехал за ней и забрал, и в глубине души она, как маленькая девочка, ждала этого. Но время шло, и этого не происходило. И сегодня, на девичнике, тоже ничего такого не произошло.

Кларский никогда за ней не вернется.

Нике очень хотелось чувствовать к Саше то, что она чувствовала к Никите, но это у нее не получалось. И после конкурса она, по Дашиному выражению, «спеклась», а после объявила, что у нее болит голова, и вызвала такси. Марта хотела было уехать вместе с сестрой, но Ника, которая не желала, чтобы кузина покидала веселье, сказала, что доберется до дома одна, и когда приедет – позвонит.