Никита притянул светловолосую еще ближе к себе, обнимая. Пальцы девушки крепко-крепко вцепились в его широкие плечи – наверное, Нику даже было больно, но ни он, ни она не обращали на это никакого внимания. Они наслаждались друг другом под покровом ночи. И непонятно было, кто больше.

Если честно, Ник Кларский боялся, что Ника оттолкнет его от себя, убежит, пошлет, скажет, что собралась замуж и он ей не нужен, но она с упоением целовала его, и он понимал с облегчением, что все его страхи были напрасными. Наверное, он готов был перетерпеть любую боль, так что следы ногтей Ники на его спине были не самым страшным делом. Может быть, даже немного приятным.

Честно говоря, он хотел просто поговорить, а вышло все вот так…

Он вновь просчитался.

И не сразу заметил, что она плачет, и по ее щекам текут соленые, еще теплые слезы, попадая и ей, и ему на губы.

– Ты что? – прошептал он, испугавшись, что сделал что-то не так, а потому прервав поцелуй, правда, неохотно. Вроде бы он не делал ей больно. Почему она рыдает?

– Мне ведь не кажется? – так же тихо прошептала Ника, гладя его по щеке дрожащими пальцами. – Ты ведь – Никита. Никита?

Парень кивнул.

Он выглядел странно, иначе, но, несомненно, был он, именно он!

– И ты мне не снишься? – уточнила девушка, всхлипнув.

Кларский коротко покачал головой, успокаивающе гладя ее по полуобнаженной спине. Девушка тяжело вздохнула и вновь спрятала голову у него на груди. Она не знала, почему она плачет – ведь ей было так спокойно, так хорошо. Ею овладело то самое чувство, которое бывает при пробуждении от кошмара; когда понимаешь – что это был всего лишь страшный сон, и в реальности все хорошо.

Кажется, в груди Ники пела сама весна, и ее личная кукла подпевала ей.

– Ты пришел ко мне? – вновь задала глупый вопрос Ника и опять удостоилась кивка. Она слабо улыбнулась, не в силах перестать плакать.

– Перестань, – попросил Никита, правда, это получилось в каком-то даже приказном тоне. Он не хотел, чтобы так вышло, но, видимо, его голос не был предназначен для нежностей. – Хватит рыдать, – более мягко сказал он. – Слышишь меня?

Теперь настал черед кивать Нике. Голова у нее вдруг закружилась, и девушка еще сильнее вцепилась в Никиту, боясь, что слабые ноги ее подкосятся, и она окажется на земле.

– Я сейчас упаду, – прошептала она молодому человеку. Виски ее сдавили звенящие упругие обручи.

– Я тебя удержу, – пообещал ей Никита. И девушка ему поверила.

– А если… – хотела что-то сказать она, но парень перебил ее.

– Никаких «если». Сказал, что удержу, значит, удержу, – жестко, скрывая глупую нахлынувшую нежность, проговорил Ник и, подхватив Нику на руки, отнес ее к своей машине, припаркованной неподалеку.

Она смеялась и плакала, понимая, что выглядит истеричкой, но не в силах успокоиться.

Никите не сразу удалось избавить ее от слез, но он очень старался.

В машине они долго, с чувством, может быть, не так красиво, как в романтическом кино, но с полной отдачей, пылко целовались под покровом темноты, благосклонно наблюдающей за ними обоими. Только поцелуи и крепкие объятия заставляли Нику забыться и прекратить рыдать от нахлынувших на нее чувств, состоящих из терпкого коктейля неожиданности, радости, нежности и какой-то пугливой, слегка диковатой, но совершенно искренней любви. Этот коктейль эмоций пульсировал ярко-синей звездой в груди девушки, лаская своими теплыми бликами лицо, шею, плечи, грудь, спину Никиты – точно так же, как и руки Ники. Они казались тонкими и хрупкими, но с силой вцеплялись через одежду в кожу парня, старавшегося касаться ее кожи осторожно, ласково, не оставляя следов, но в то же время уверенно.

Их объятия никогда не были такими крепкими, а прикосновения – откровенными, и обоих Ников время от времени накрывала высокая общая незримая волна взаимной нежности, грозящая вот-вот стать настоящим цунами, состоящим из розового искрящегося света.

– Я скучала, – изломанным от терзающих чувств голосом прошептала-проговорила Ника на ухо Никите. Он принял это к сведению.

«Не поверишь, я тоже», – хотел сказать парень, но вместо этого взял обеими руками лицо Ники, почти полминуты рассматривал его, заставив поразиться девушку тому, как все же изменился Кларский, а после он медленно провел губами по линии ее подбородка, коснулся ими едва заметной ямочки под нижней губой, и вновь накрыл полуоткрытый рот девушки поцелуем – еще более уверенным и чуть более жестким, чем сначала. А Ника вновь обняла его за плечи.

Они целовались до тех пор, пока парень не понял, что находится на пределе своих возможностей в выдержке. После того как прикосновения их стали переходить грань, а игривая Ника, никак не желающая распахнуть ресницы, ибо боялась вдруг проснуться, слегка укусила его за губу, Кларский не выдержал и поехал прочь со двора на свою квартиру – уже вторую снятую в городе за последние несколько дней. Сам он был там только однажды. Если честно, Кларский и не рассчитывал, что встреча с Никой заведет его туда, но сейчас ему было плевать. Главное – рядом с ним была она.

Правда, молодой человек, как истинный джентльмен, несколько раз спросил у обжигающей его шею тяжелым дыханием Ники, хочет ли она этого или лучше стоит подождать.

– Я тебя три года ждала, – произнесла Ника со странным смехом. – Понимаешь, три года, – ее голос дрогнул. И Ник, испугавшись, что девушка сейчас вновь заплачет, обнял ее, а после вновь – уже в который раз! – принялся целовать, чтобы потом, с трудом оторвавшись от малиновых, чуть припухших от долгого поцелуя губ, взяться за руль и выехать на хорошо освещенную дорогу.

Все то время, пока они были в пути, Ника смотрела на Никиту, не отрываясь, и даже почти не мигая, чем изрядно веселила молодого человека. Тот поглядывал на нее, и отчего-то изредка на его губах играла легкая, почти незаметная улыбка.

Они молчали, но им хватало и тишины.

Никита за руку привел Нику в квартиру, которую снял на всякий случай – дикий зверь должен иметь несколько берлог. На случай, если охотники будут искать его с собаками. Квартира эта находилась на противоположном конце города, в новом, год назад построенном высоком пятнадцатиэтажном доме, похожем на бело-оранжевую тонкую церковную свечку, горящую на холме, под самой луной.

Молодые люди не могли отлипнуть друг от друга ни в фойе дома, ни в лифте, ни в коридоре. При этом они уже не целовались, а просто держались за руки или изредка соприкасались лбами, или же девушка, например, терлась щекой об руку парня, как кошка, соскучившаяся по хозяину. Ник уверенно смотрел вперед, как будто оценивая ситуацию и готовясь защищать свою спутницу от любой угрозы, а Ника глядела снизу вверху на него глазами, полными искрами самого искреннего счастья.

– Заходи, – сказал ей Никита, заводя в квартиру на третьем этаже: двухкомнатную, с огромной, полностью застекленной квадратной лоджией. С нее просматривалось огромное пустое пространство, на котором только еще планировалось строить новые дома. Дорога и здания располагались чуть в стороне, и от этого казалось, что это место пустынно и безлюдно. А Нику и Нике только того и требовалось – любой человек, окажись он сейчас рядом с ними, оказался бы лишним в их бессловесной идиллии.

– Здесь почти ничего нет, – продолжал Никита, все так же за руку заводя свою светловолосую гостью в комнату, где стоял лишь большой угловой диван нежного кораллового цвета с яркими мандариновыми подушками – под стать молочно-оранжевым стенам. Перед ним на стене висел телевизор. В этой квартире Кларский был всего лишь во второй раз. И здесь действительно почти ничего не было. Нику некогда было обставлять квартиру. Девушку, впрочем, это не смутило, и она тут же решила побывать на лоджии – правда, руку парня она так и не отпустила, а потянула его за собой.

– В следующий раз я приведу тебя в другое место, – пообещал Никита, положив обе руки на ее талию и прижимая спиной к своей груди. На далеком западе, где-то очень далеко, занимался рассвет.

– Какое? – спросила, любуясь им, Ника. Тот факт, что Кларский выглядел несколько иначе, ее не очень-то и смутил. Еще в машине она, конечно, спросила, что с ним, на что он просто улыбнулся и стянул с себя идиотский парик.

– Где тебе понравится. – Ему вспомнилась уютная квартира Карловых.

– Мне и тут нравится, – вздохнула девушка.

Ник чуть не зарычал – в глазах Ники вновь появились проклятые слезы. Из-за них ее голубые глаза казались почти синими.

– Прекрати, – попросил парень, любуясь глазами Ники.

Вскоре свет в тихой квартире погас.

Никита и не думал, что так сильно соскучился по ней, девчонке с малиновыми губами, неожиданно повзрослевшей и невероятно теплой, а еще очень требовательной.

Он все же смог сделать так, чтобы его спутница окончательно прекратила плакать, отдавшись совершенно другим, куда более приятным ощущениям.

Это было похоже на сумасшествие, и впервые за все время пребывания в родном городе Ник смог отпустить воспоминания и жить настоящим.

Одежда слетала на пол, поцелуи становились смазанными, дыхание – неровным, прерывистым, а прикосновения – все более нежными и настойчивыми.

Эта ночь прошла для них под девизом: «Без тормозов и до умопомрачения».

Эти двое так давно ждали друг друга, так много думали друг о друге, что обоим казалось, будто все эти три года они провели вместе, и нет ничего удивительного в том, что сейчас происходит.

Казалось, они забыли обо всем на свете.

Ника, укрытая только одной тонкой белоснежной простыней, уснула лишь под утро, прижимаясь щекой к груди любимого человека. Она слышала, как стучит его сердце, и, как бы странно это ни казалось, наслаждалась им, как любимой музыкой.

Она заставила биться это сердце сильнее.

Девушка и раньше понимала, что может быть настолько счастливой, и не думала, что счастье делает людей глупыми и, что самое интересное, равнодушными к собственной глупости – приятной глупости, ради которой и хочется жить.

Она заснула всего на пару часиков, боясь, что ее Никита куда-нибудь денется, вновь оставит ее одну, потому даже во сне не отпускала его.

А Ник, хоть и лежал неподвижно с закрытыми глазами, не засыпал. Девушка спала, уткнувшись ему в плечо, а он изредка гладил ее по теплой коже. Верный нож привычно лежал неподалеку, хотя его хозяин очень надеялся, что однажды он сможет заснуть спокойно – без оружия.

В эти часы Кларский как-то точно понял, что его выбор был верный.

Гнев, ненависть, ярость – все ушло на задний план, уступив место саднящему чувству любви, но голова его теперь, как ни странно, была холодна.

Он был рад, что после двух шагов вперед он сделал три назад.

* * *

Там, на перекрестке трех дорог, Никита все же смог победить в себе зверя, требующего крови и мести, и пошел против ветра – так, как и хотел его умерший брат.

Далось это решение нелегко – до боли в мышцах напрягшихся рук и до жжения в глазах, внимательно оглядывающих проезжую часть.

«Отступишь? – шипел, плюясь ядом, зверь внутри его, пытаясь вырваться наружу. – Они убьют тебя, избавятся от Насти и от ее ребенка. Так же легко, как уничтожили Марта. И во всем будешь виноват только ты, слабак. Только ты. У тебя есть такая шикарная возможность отомстить, спасти – так сделай это, или ты так сильно боишься? Или хочешь остаться чистеньким? Так почему же я до сих пор не вижу тебя в келье монаха, если ты такой добренький и беленький?».

Никита, чувствуя, что начинает сходить с ума, именно в это время и сделал роковые три шага назад – небольших, неуверенных, но все же сделал. Наверняка со стороны он казался или пьяным, или обкуренным.

«Быть таким, как Март или Макс – не так уж и плохо, – теперь насмешка из голоса зверя почти исчезла, и в нем появились льстивые нотки, – они – сильные. У них есть власть. Почет. Деньги. Их боятся и уважают. Твой братишка делал то, что хотел и…».

«И умер, оставив любимую женщину одну воспитывать их ребенка», – усмехнулся Кларский с обжигающей горечью. Тиски чувств, наконец, стали отпускать, дав возможность мыслить логически и отстраненно. – «Андрей был сумасшедшим. Психом. Иногда он жалел об этом».

«Я смогу убить человека?», – вдруг задал сам себе вопрос Ник. Раньше он не думал об этом. Просто принял как аксиому – да, сможет.

«Легко», – прошептал зверь.

«Я смогу жить с этим?», – всплыл сам собою следующий вопрос.

«Другие же могут», – пожал плечами зверь, пытаясь закрыться от пронизывающего ветра.

Другие… Те, на которых он не хотел быть похожим.

«А долго? И как?».

«Как сможешь», – прошептал зверь тихо.

Ник перевел взгляд серых глаз в высокое безмятежное небо и вдруг подумал, что должны быть какие-то другие способы защитить Настю и Полину и себя самого заодно, раз уж Макс и его люди знают, что он в городе.

Наверняка есть. Просто он еще не думал о них.