Адриана Ли - Сгорая дотла

- Нет, не в порядке, - я не мог ей больше лгать. Я жалел об одном из того, что случилось этим летом – о собственном молчании, и это чувство преследовало меня.

- Что происходит? - Нотки страха проявились в ее голосе.

- Можешь приехать?

Оберн появилась у моей двери менее чем через два часа. Она обнимала меня, пока мы вместе плакали у меня на диване. Гладя ее по спине, я рассказал обо всем, включая сроки лечения и прогнозы. Наконец, я признался, что летом уже проходил через это.

- Почему ты не сказал мне? - Ее ресницы отяжелели от слез.

- Я не знал, каким будет результат, Оберн. И все еще не знаю. Я не могу обещать тебе вечность, - тихо сказал я.

- Рид, - выдохнула она, и слезы снова полились у нее из глаз. Она взяла мое небритое лицо в ладони. - Мне плевать на вечность. Вечность относительна. Я останусь с тобой, потому что я люблю тебя. - Она нежно поцеловала меня в пересохшие губы, и мое сердце болезненно сжалось.

- Ты не можешь остаться, - прошептал я, и эти слова разрывали меня на части.

- Очень жаль, потому что ты застрял тут со мной, - улыбнулась она, вытирая слезы.

- Я не позволю тебе. Рак это ужасно. Химия разрушает тебя. Мне приходится принимать пищевые добавки, потому что большую часть времени не могу удержать в себе что-либо! Не хочу, чтобы ты это видела. Не позволю. - Отстранившись, я встал и стал расхаживать по комнате, но быстро понял, что это не лучшая идея. Мышцы запротестовали, и комната поплыла у меня перед глазами. Подойдя к французской двери, я облокотился о прохладное стекло.

- Ты должна уйти, - прошептал я, снова злясь из-за того, что рак забирал все, что мне дорого. Зрение затуманилось и все вокруг потемнело, когда я взглянул на слепящее солнце.

- Рид! – это последнее, что я услышал, прежде чем провалиться в темноту.

Оберн осталась со мной до конца химиотерапии. Она ходила со мной на каждую процедуру, держала меня за руку, когда дрожь сотрясала мое тело, и успокаивала, когда я задыхался, лежа на полу ванной комнаты в три часа утра, даже если это означало для нее пропустить занятия. Мы часто спорили об этом, но видя любовь и заботу в ее глазах, я сдавался. Она все лето заботилась о своей бабушке, и в душе была сиделкой. Поэтому я позволил ей заботиться обо мне.

Наступил апрель, и на мой двадцать девятый день рожденья мы побрили мне голову и устроились перед телевизором, чтобы посмотреть бейсбол и попробовать морковный пирог, приготовленный Оберн. Мне едва удалось проглотить кусочек, прежде чем мой желудок запротестовал. И все же, это был мой самый лучший день рожденья.

В мае Оберн официально переехала ко мне. Она, наконец, призналась, что история, над которой она работает, была о нас. Несмотря на то, что она так и не позволила мне прочесть ее, я всячески поощрял Оберн. Временами мы работали вместе, веселясь. Я умолял ее опубликоваться, но в ответ она лишь пожимала плечами, говоря, что это слишком личное. Каждый день я не уставал повторять ей, как надеюсь, что однажды она передумает.

Мел появилась у нас на пороге на последних неделях моего лечения, в день, когда нас официально развели. Ей хватило одного взгляда на мою лысую голову, чтобы разрыдаться. Она просила прощения за то, что не пришла раньше, и несла всякий вздор на подобии: “Я не бы вынесла, видеть тебя таким, это душераздирающе”. Когда она ушла, мы с Оберн закатили глаза и рассмеялись, благодарные судьбе за то, что Мел и ее неиссякаемый негатив остались позади.

За маем пришел июнь, принеся с собой очередные радостные события. Последний этап лечения подошел к концу. Мои волосы стали отрастать, а энергия возвращалась. Я чувствовал себя хорошо. Чувствовал себя живым. Оберн жила у меня, часто навещая свою бабушку. Она работала в маленьком бутике в центре и продолжала писать. Жизнь била ключом. Мы были счастливы, и начали говорить о будущем.

Четвертого июля я попросил ее встретиться со мной на берегу. Приехав, она посмотрела на недавно вычищенный участок на вершине холма с видом на залив и перевела на меня вопросительный взгляд.

- Я решил построить нам дом, - сказал я, усмехнувшись, и достал из заднего кармана план дома, развернув его. Ее рот открылся, и она устремилась ко мне.

- Ты с ума сошел? - Взяв мое лицо, Оберн поцеловала меня.

- Да, сошел. Из-за тебя, - пробормотал я между поцелуями. Покусывая губы Оберн, я исследовал руками плавные изгибы ее тела, желая по-настоящему почувствовать ее после истощения последних шестнадцати недель. Опустившись на колени, я потянул ее за собой, не прерывая поцелуя. Мне было плевать на слабость мышц и усталость, плевать на потерю тринадцати фунтов и болезненную реакцию на солнце. Каждый раз оказываясь под яркими лучами, я чувствовал, как тысячи иголок вонзаются в мое истощенное тело, несмотря на слой солнцезащитного крема и рубашку с длинными рукавами.

- Рид? - спросила она, когда я толкнулся своей эрекцией ей между ног.

- Ты нужна мне, - пробормотал я, целуя ее шею.

- Ты готов? - произнесла она, гладя меня по голове.

- Я был готов еще семь месяцев назад, - прорычал я, просовывая руку между нами и дотягиваясь до шва ее шорт. Отстранившись, она посмотрела мне в глаза, ища в них что-то, и очевидно найдя, подарила мне поцелуй и выскользнула из под меня.

- Ложись, - промурлыкала она, снимая майку и демонстрируя свою полную грудь, скрытую под красным кружевом лифчика. Мой член болезненно дернулся, когда ее соски, обдуваемые легким ветерком, напряглись под прозрачной тканью.

Я лег на траву, и Оберн подползла ко мне с горящими похотью глазами, которую скрывала от меня последние месяцы для моего же блага. Каждый раз, выходя из душа в одном полотенце, она убивала меня, в то время как мой член был слишком слаб, чтобы даже мечтать о чем-то большем. Но теперь я был готов.

Оберн скользнула вверх по моему телу, расстегивая ширинку, и запустила руку под грубую ткань моих джинсов. Когда она коснулась члена, мое тело взорвалось смесью отчаянного удовольствия и пульсирующей боли. Я протянул к ней руки, расстегивая пуговицу на ее шортах и спуская их вниз по бедрам. Никаких трусиков.

- Как красиво, - простонал я, скользя руками вниз-вверх по ее шелковистой коже. Скинув шорты, она стянула с меня джинсы и освободила твердую, как камень, эрекцию. С улыбкой на губах Оберн ласкала мой член, наблюдая, как он отвечает на ее прикосновения. Оставив нежный поцелуй на головке, она дотянулась до моих губ. Я запустил руки ей в волосы и крепко прижал к себе, исследуя языком ее рот. Расположив мой член у себя между бедер, она целовала меня, едва опускаясь на него и потираясь клитором о головку. Эти дразнящие прикосновения сводили меня с ума.

- Ты взял презерватив? - прошептала она между поцелуями, упираясь своим горячим входом в мою плоть.

Я покачал головой, задыхаясь от того, что все может прекратиться, когда я так отчаянно желал соединиться с ней.

- Доктор сказал, что химия снижает количество жизнеспособных сперматозоидов. - Я выгнулся, толкаясь в нее бедрами. - Думаю, мы в безопасности.

- Ммм... - простонала Оберн, продолжая скользить бедрами взад и вперед, пока я не поймал ее, заставляя остановиться, чтобы, наконец, войти в нее. Моя голова откинулась назад, а из горла вырвался низкий стон. Эндорфины атаковали мой мозг, пока она двигалась сверху, ее руки обвились вокруг моей шеи, а губы скользили вдоль горла. Намотав на кулак ее волосы, я заставил Оберн откинуться назад, чтобы заполучить вид на обнаженное тело, по которому так сильно скучал. Мои бедра двигались в карающем ритме, трахая ее быстро и жестко и делая с ней то же, что и всегда. Положив руки мне на грудь, она наклонилась к моему уху.

- Ты в порядке? – прошептала она. Я готов был бросить собственное сердце к ее ногам. Она волновалась, что мое тело может не выдержать таких нагрузок после химии. Я же волновался, что мое тело не выдержит и дня без нее.

- Лучше не бывает. - Я провел губами по ее уху, опустив руки ей на талию. Мои ладони прошлись по ее спине и остановились на бедрах. Она стала двигаться медленнее, и, почувствовав напряжение в мышцах от такой интенсивной нагрузки впервые за долгое время, замедлился и я. Она кружила мягкими губами вокруг моих сосков, обводя пальцами заметно выступающие бедренные косточки. Моя рука скользнула ей между ног, и я принялся массировать маленький бугорок, пока она целовала меня, двигаясь в чувственном ритме. Вскоре ее ноги напряглись, руки сжались в кулаки, и она стала сжиматься вокруг моего члена медленными сладкими волнами, приближая меня к собственному оргазму. Со слезами на глазах, я излил всю любовь, пульсирующую в моем теле, в ее лоно. Она вдохнула в меня жизнь, и наконец я мог ответить ей тем же. Сейчас мои надежды на совместное будущее с Оберн были сильнее, чем когда либо.

Я бесконечно любил ее. И эта любовь заполняла каждый уголок моего окрыленного сердца. Она научила меня ценить каждое мгновение, наполняя его жизненным смыслом.

Эта мысль привела меня в ювелирный магазин неделю спустя. Именно по этой причине я купил ей кольцо.

Наконец-то, наше время пришло.

Одним влажным августовским утром мы с Оберн с нетерпением ждали подрядчика, который должен был вспахать наш небольшой уютный участок в форме треугольника. На часах было девять утра, когда мы, затаив дыхание, смотрели на экскаватор, готовый вырыть первую траншею. Зубы массивного механизма вгрызлись в мягкую землю под наши радостные возгласы и аплодисменты. Оберн провела рукой по моей колючей голове, целуя меня и улыбаясь сквозь слезы. Я крепко обнял ее в ответ, слегка покачнувшись.

- Ты в порядке? - Она схватила меня за руку, пронзительно глядя мне в глаза.

- Лучше не бывает. - Я поцеловал ее в кончик носа. - Просто нужно немного воды. Эта влажность меня убивает, - сказал я, вытирая пот со лба.

- Вот. - Она протянула мне бутылку с водой. - Выпей все, у тебя должно быть обезвоживание.

Я улыбнулся, открыв крышку.

- Чему ты улыбаешься? – спросила она, упираясь рукой в бедро.

- Просто подумал, что ты однажды станешь прекрасной мамой. – Я подмигнул ей, поднося к губам бутылку с прохладной водой.

- Оу, - удивилась Оберн, и ее рот очаровательно округлился. Я пил большими глотками, наблюдая, как она отворачивается, склонив голову. - Значит... дети, ты хотел бы детей? - Она медленно перевела на меня взгляд своих глаз.

Допив, я сделал шаг к ней, сокращая дистанцию между нами.

- Я жду не дождусь, когда у нас появятся дети, - прошептал я, кладя руку на ее плоский живот. Она на мгновение опустила глаза, прежде чем медленная улыбка озарила ее лицо. Ноющая боль появилась в моей груди, но я продолжал с растущей улыбкой смотреть, как солнце омывает загорелые щеки Оберн, заключая ее шелковистые волосы в радужный нимб.

Мир вокруг покачнулся и завораживающие карие глаза Оберн с ужасом распахнулись, когда тишину взорвал треск пластиковой бутылки в моем кулаке. Упав на колени, я схватился за грудь, и мое сердце охватило адское пламя.

- Рид! - Она упала следом за мной, держа мое лицо в ладонях и вглядываясь мне в глаза.

- Вызови скорую, - прошептал я, и мое сердце замедлилось до неестественного ритма.

- Дыши, просто дыши, - повторяла она, ища телефон. - Просто дыши. Я так сильно люблю тебя, пожалуйста, дыши. Просто дыши. - Это были последние слова, которые я услышал, прежде чем мои мышцы расслабились, и я понял, что падаю. Но это было не то чувство легкости, что я испытал, когда она снова вернулась в мою жизнь, это было падение в никуда.

Оберн

Рид умер жарким августовским днем, упав на колени в нашем вишневом саду.

Патология сердца, сказали они. Химиотерапия причинила вред, сказали они. Но это не имело значения, он ушел, забрав мое сердце с собой. Однако, он оставил мне нечто большее в замен. Его любовь была со мной каждый день.

История, над которой я работала тем летом, стала больше историей о нем, чем обо мне.

Мне оставалось лишь писать, изливая душу, и каждая страница моего романа была пропитана нашей любовью. Это были мы, в каждом слове. Оглядываясь назад, я понимаю, что эта история помогла мне лучше понять его, помогла любить его сквозь боль и сомнения. Рид часто говорил о моем огромном терпении, и теперь я понимаю, что именно работа помогала мне его сохранить. Моя книга спасала меня. Спасала нас.

Когда я приняла мучительное решение опубликовать “Сгорая дотла”, я взяла бразды правления в свои руки и направила собственную жизнь в то русло, по которому я хотела ее развивать. Я повзрослела, выучилась, прошла исцеление от собственных страданий и спустя два года превратилась в сильную независимую женщину. Я стала более уверена в себе и своих силах. Поначалу я часто думала о том, не предала ли Рида этой публикацией, но вспоминая те моменты, когда он умолял меня выпустить эту историю в свет, я пришла к выводу, что большим предательством было бы держать ее взаперти, позволяя пылиться на полке. Эта публикация стала значимым шагом к исцелению той дыры, что он оставил в моем сердце.