Я подношу стакан с виски к губам и замечаю, что моя рука чуть подрагивает. Не удивительно — все мои нервы напряжены.

За последние пару месяцев мне удавалось подавлять мысли об этой сучке. Я был занят в мастерской, предпочитая вникать в каждую деталь во время усовершенствования моего сток-кара. Джерри, пожилой механик, с которым мы работали с самого начала моей карьеры, сам собрал для меня его несколько лет назад. Принял участие в очередной гонке сезона, взяв первое место.

Я даже успел забыть о том, что подписал контракт с Аберкромби, пока Саймон не напомнил мне, что я обязан участвовать в презентации.

Это означало вновь увидеть Блисс Винтер, чего я хотел меньше всего.

Я провожу рукой по волосам, удерживая себя от того, чтобы не оглянуться и не посмотреть, высунул ли этот урод свой язык из ее глотки.

Ладно, я полный придурок, если эта херня заботит меня. Но, бл*дь, сегодня, когда я ее увидел, на какой-то миг, короткий гребаный миг испытал что-то похожее на радость.

А потом увидел его, по-хозяйски держащего свою лапу на ее заднице, и мой разум мигом прояснился.

Интересно, с сенатором уже покончено, или она двоих обслуживает? И как Пекстон относится к ее новому увлечению?

Она меня едва взглядом удостоила. Больше книг на сайте кnigochei.net Много думающая о себе сука. Красовалась перед объективами фотокамер, выставив свои сиськи вперед. Гордиться особо нечем. Да и вообще, кто сказал, что она красивая?

Я сделал знак бармену повторить, и огляделся по сторонам. Вечеринка была в самом разгаре, заряженный алкоголем народ толкался под треки приглашенного ди-джея из Европы.

Сейчас допью и поднимусь к себе в номер. Радующиеся люди вокруг только раздражали, потому что мое настроение было на нуле.

— Скучаешь?

Фигуристая куколка с рыжими локонами с соблазнительной улыбкой подсаживается ко мне. Ее грудь едва не вываливается из низкого выреза платья, и я задерживаю на ней свой взгляд. Потом смотрю на лицо и, присмотревшись, понимаю, что слишком молодая. Едва за двадцать.

— Не особо. — Я приподнимаю свой стакан — у меня есть отличный, правда молчаливый собеседник. Смотрю прямо перед собой, делая глоток Маккалана. Даю понять, что не заинтересован в ней — надеюсь, малышка окажется сообразительной и отвалит.

— Ты здесь вроде без подружки. — Понятно — придется объяснять. — Я наблюдала за тобой.

Она наклоняется ко мне, перекрикивая музыку. Сладкий запах ее духов проникает в ноздри, и я чуть отстраняюсь.

— Сколько тебе лет? — повернув голову в ее сторону, устало спрашиваю я.

— Двадцать один. — В ее голосе звучит вызов.

— Не верю, — усмехаюсь я.

— Девятнадцать.

Я смеюсь, и она непонимающе хмурится.

— Я мог бы быть твоим отцом. Слишком стар для тебя.

— Ты придурок.

Она встает с табурета и удаляется. Я провожаю ее взглядом, рассматривая хорошенькую попку.

Я мог бы провести с ней ночь, даже просто поиметь пару раз и выставить за дверь, но думая об этом, я не испытываю энтузиазма, а только скуку.

Встаю из-за стойки, собираясь уйти. Но мой взгляд случайно выхватывает ее среди всех остальных. Мои ноги словно примерзают к полу, и я стою, вперившись в нее взглядом. Она тоже смотрит прямо на меня — я знаю это, хотя между нами весь зал, но когда мерцающий свет на мгновение освещает ее лицо, я вижу ее глаза, которые встречаются с моими.

Тварь трахается с ублюдком прямо здесь и сейчас, и пока он засаживает ей, она наблюдает за мной.

Они сидят на диване, и их скрывает стол. Со стороны может показаться, что она просто устроилась у него на руках, повернувшись к нему спиной, но я знаю, что они делают. Его глаза прикрыты, и лицо искажено, будто он собирается сейчас кончить. Она поднимается и опускается на нем, кусая свои губы.

И я не знаю, какого хрена продолжаю делать это, но я стою и слежу за ними. За ней, потому что она определенно хочет, чтобы я видел.

Она кайфует от этого? От того, что в нее засаживают, когда я смотрю на нее?

Мое дыхание учащается, на глаза наползает красная пелена. Я охереть как сильно хочу вытащить этого уебка из нее, а потом бить его мордой об пол до тех пор, пока она не превратиться в месиво.

Стискиваю кулаки и дышу через нос. Мне лучше немедленно убраться отсюда, пока я и правда не совершил то, о чем кричит все внутри меня.

Я выхожу из клуба отеля Сент-Реджис, глубоко и размеренно дыша.

Твою мать, готов поклясться, что та гадость, которая кислотой сейчас расползается по моим венам — это и есть ревность.

Глава 5

Сара

Десять лет назад


— Лиа опять звонила, — тихо говорит Сэм, в нерешительности переминаясь в проеме моей комнаты.

Вообще-то, это ее комната, как и вся квартира. Просто последние три месяца я сделала ее дом своим фортом затворничества.

Я отрываю взгляд от окна, за которым льет дождь, хотя сезон дождей уже закончился. Безучастно смотрю на сестру, но тут же отворачиваюсь и вновь пялюсь в окно, за которым все стало размытым и серым.

Я ничего не вижу.

Ничего не чувствую.

— Она не теряет надежду, что ты еще вернешься в агентство, — нервничая, вздыхает Сэм, делая несмелый шаг внутрь. — Как и я, — добавляет чуть слышно.

— Я не вернусь. — Я едва открываю рот — слова вылетают сквозь губы, но мне кажется, что они мне не принадлежат. Кажется, что я в теле незнакомки, все чужое для меня. Чужое тело, чужие мысли, чужая жизнь.

Я в ловушке и я не знаю, как в нее попала.

— Сара, — с сожалением, с безграничным сочувствием произносит сестра, и мое имя — это все, что она говорит. Просто имя, но эти два коротких слога выражают всю боль и муку, которую я доставляю Сэм.

Сэм жалеет меня. Сэм больно из-за меня. Сэм грустит по моей вине.

Я наклоняю голову и кладу ее на колени. Комок застревает в горле. Я чувствую себя виноватой, потому что моя сестра страдает из-за меня. Я заставляю чувствовать ее так плохо. И я не знаю, как это остановить. Я не знаю, как стать прежней, чтобы все исправить и не делать жизнь своей сестры такой безрадостной и унылой.

Я не знаю, как исправить себя. Это невозможно. Я сломана и не подлежу восстановлению.

— Я подумала, что если дождь прекратится, когда я вернусь с работы, мы могли бы прогуляться.

Сэм садится напротив меня, предпринимая попытку улыбнуться. Похоже, что каждый раз, когда она улыбается, это заставляет ее чувствовать себя виноватой. Будто она больше не может испытывать радость от жизни после того, что случилось со мной.

Это отстойно.

— Я не хочу никуда идти, — шепчу я, крепче обхватывая колени руками.

Мне кажется, я должна поддерживать себя каждую минуту своей жизни. Словно если я не буду делать этого, то просто рассыплюсь. Меня ударили, и удар был такой силы, что вся я пошла трещинами. Каждый раз, делая новый шаг, я ожидаю, что вот-вот рассыплюсь, и от меня больше ничего не останется.

Иногда я хочу, чтобы так и случилось.

— Ты не выходила из квартиры уже три месяца, — напоминает Сэм, и я слышу неодобрение в ее голосе.

Сэм старается. Старается изо всех сил ради меня. Она единственная знает о том, что произошло. Но я вижу разочарование в ее глазах, когда наступает новый день, а я остаюсь все такой же и не желаю покидать свою раковину.

Но только здесь, в этих четырёх стенах я чувствую подобие безопасности.

— Я не готова выйти сейчас, — с упрямством отзываюсь я. — Возможно, я никогда не буду готова.

Со стороны Сэм раздается резкий вздох, и она поднимается, направляясь к выходу. Оборачивается возле двери и произносит:

— Ты живая, Сара. Прекрати вести себя будто это не так.

Я смотрю в глаза Сэм. Мне хочется закричать во всю силу своих легких, что она ошибается. Я не живая. Я умерла. И я не знаю ту девушку, которая продолжает жить, словно зомби в теле Сары. Двигается, дышит, говорит, но при этом ничего не чувствует.

Я хочу закричать, что три подонка отняли у меня мою жизнь, полную надежд и радости. Что в тот момент, когда они решили, что могут сделать со мной то, что они сделали, невзирая на мое сопротивление, они убили меня. Вырвали все изнутри и превратили в ничто.

Но я не издаю ни звука. Мои губы запечатаны, мой язык прирос к нёбу.

Я смотрю на свою сестру, будто сквозь нее до тех пор, пока она не уходит.

***

Я жалкая. Хуже, чем жалеть себя самому, это когда кто-то жалеет тебя.

Сэм потребовалось две недели ежедневных уговоров, чтобы я согласилась выйти на улицу.

И сейчас, когда мы выходим из квартиры, я нервничаю. Я так сильно нервничаю, что мои ладони начинают потеть, хотя воздух прохладный.

— Мы ненадолго, просто пройдемся вокруг комплекса, — бодро информирует Сэм, оглядываясь на меня с улыбкой. Я плетусь позади нее, потому что в коридоре слишком мало места для двоих.

— Мне все равно, я просто хочу поскорее вернуться, — бормочу я, делая глубокие вдохи, потому что я почти готова развернуться и сбежать в успокаивающую безопасность квартиры.

Двери лифта открываются, и молодой парень выходит в коридор. Он двигается по направлению к нам и улыбается, завидев Сэм.

Я в панике. Сердце бьется с перебоями, дыхание ускоряется. Я втягиваю голову в плечи и опускаю взгляд. Руки прячу в длинные рукава зеленой толстовки.

Хочу стать невидимой.

Хочу исчезнуть.

— Привет, Сэм.

— Чейз. — Моя сестра кивает парню, и хотя я не вижу, но слышу в ее голосе довольную улыбку.

Чейз, который кажется, хорошо знаком моей сестре, но которого я вижу впервые, проходит мимо меня, и колебание воздуха от того, что он так близко почти заставляет меня кричать. Не вижу, но чувствую, что он бросает на меня взгляд, прежде чем отойти достаточно, чтобы оказаться вне моего личного пространства.

Я сжимаю и разжимаю мокрые ладони, пытаясь унять лихорадочное биение сердца.

Дыши, Сара. Дыши.

Просто дыши.

— Ты в порядке? Ты побледнела.

Сэм обеспокоенно хмурится, когда мы заходим в лифт. Я вжимаюсь в заднюю стенку кабины и нервно сцепляю ледяные пальцы.

— Со мной все… нормально, — ложь не дается легко, но я хочу успокоить сестру. Я не могу всякий раз приносить ей беспокойство. Я и так лишаю Сэм личной жизни. Все ее время распределено между работой и мной.

Не думаю, что Сэм верит мне, но она ничего не говорит. Только поглядывает на меня настороженно, будто ожидает, что я могу не выдержать и впасть в истерику. Последняя случилась почти два месяца назад, но сестра все равно боится.

Солнце только клонится к закату, когда мы в молчании проходимся по территории жилого комплекса. Воздух прохладный, хотя безветренный. Я смотрю себе под ноги, на свои старые, потрепанные кроссовки и удивляюсь, как они оказались на моих ногах.

Не помню, чтобы надевала их.

Раньше сама мысль выйти в таком небрежном виде была бы мне отвратительна. А теперь я хочу стать как можно более отталкивающей, чтобы ни один мужчина не посчитал меня объектом своих грязных фантазий, решив, что можно их осуществить и без моего согласия.

— Давай зайдем на заправку. Я хочу конфет. — Сэм указывает в сторону автозаправки на противоположной стороне улицы и, не дожидаясь моей реакции, направляется к воротам, ведущим из комплекса.

Я не хочу выходить, но я не могу быть вечным балластом для Сэм, поэтому я кусаю губу до крови и, ссутулив плечи, плетусь за ней.

Войти в магазин при заправке оказывается настоящим испытанием. Я чувствую себя некомфортно и хочу сбежать, пока Сэм выбирает конфеты. Она сладкоежка, но даже для нее слишком то количество пакетов, которые она бросает в корзину.

Продавец за кассой долговязый, худощавый парень с жидкой косичкой на затылке. Он похож на школьника, который подрабатывает после уроков и, в общем, выглядит безобидно. Но он мужчина — а мужчины причиняют боль. И они опасны. Этот парень может выглядеть мирно, но быть опасным.

Я испытываю облегчение, когда Сэм готова расплатиться, потому что хочу вернуться в квартиру. Когда мы стоим на кассе, дверной колокольчик над дверью звенит, и входят три парня. Они похожи на тех, кто создают проблемы. Их бейсболки перевернуты козырьками назад, джинсы болтаются в районе коленей, и нахальные ухмылки появляются на их губах, когда они смотрят на нас с Сэм.

Сестра делает вид, что не замечает их, а я готова сойти с ума от страха. Двое из них уходят в проходы между стеллажами, а третий, невысокого роста и с наколкой на правой щеке становится прямо за мной.

Я перестаю дышать. Я не знаю, как сделать, чёртов вдох! Волна удушающей паники захлестывает меня.

Пожалуйста. Пожалуйста, не трогай меня. Пожалуйста, не смотри на меня. Не делай мне больно, потому что я больше не выдержу.