* * *

— Поднимай эту шкуру.

Меня резко поднимают чьи-то руки и бьют наотмашь по щеке, я едва не падаю, но вторые руки удерживают.

— Ни хрена, какая девочка. Что женишок бросил тебя?

Я вырываюсь, ударяю одного коленом между ног, тот взвыв от боли, выпускает меня, бью локтем второго и несусь к забору.

— А ну стоять сука. Я выстрелю.

Медленно оборачиваюсь, третий стоит и направляет на меня ствол, я интуитивно кладу руку на живот. Внутри все замирает.

— Не трогайте ее. Отведем ее к Зверю, пусть решает, что делать.

— Ты сдурел Степа? — второй больно хватает меня за волосы, через все его лицо идет уродливый шрам. — Трахнем шкуру да выбросим.

— Я сказал к Зверю ее. Он пусть решает.

Он подходи ко мне и приставляет к ребру ствол.

— Без глупостей подруга, иначе выстрелю.

Я лишь моргаю, мне больше ничего не остается делать, покорно передвигаю ноги в сторону ворот и с ужасом понимаю, что не тогда, а сейчас для меня наступает конец. Самый настоящий конец и спасения уже нет, и не будет.

* * *

АЛАН


Яростно пинаю ногой декоративный пуфик, да что за день сегодня такой. Еще какие-то черти хотели ограбить дачный домик. Правда для меня там нет ничего ценного, но они много чем могли бы поживиться, и сей факт, что все знали кто я такой, не остановил их, приводит меня в ярость. Пинаю его еще сильнее, охрана сообщила, что их нашли местные сторожи, одному из тварей удалось сбежать, ну ничего, сейчас-то я сорву всю свою злость. Подхожу к стойке и выпиваю еще. В ушах звенят слова Ани: Чтоб, ты сдох.

Я знаю, что многие конкуренты желают мне смерти, все это хорошо знаю, но на всех плюю, а ее слова стали роковыми. Хожу туда сюда, понимая, что ненавижу, просто ненавижу самого себя, что не могу поставить на место 16-летнюю девчонку, ставил на место таких, о которых не раз самые влиятельные авторитеты ломали зубы, а здесь, как мальчишка, ничего сделать не могу.

— Зверь. Вот эта тварина.

Резко оборачиваюсь и замираю, меня словно бьет током, вечно полупьяные сторожи заходят в компании охраны и… Несколько раз моргаю, думая, что на меня так влияет водка. Рядом с ними стоит девчонка, ей на вид лет 25, но какая девчонка. Губа немного припухла и разбита, но это все равно не портит ее красивого идеального лица, большие глаза смотрят не испуганно, а даже как-то с вызовом. Нежная персиковая кожа так и манит прикоснуться к себе, полурастегнутая кофта открывающая лифчик, а под ним идеальную грудь, размера третьего, длинные стройные ноги, хрупкая стройная модельных параметров фигура. Я не сразу соображаю, кого они мне привели.

— Оставьте нас.

Сторожи, явно надеявшиеся поразвлекаться с девчонкой, недовольно кивают, я машу головой охране, чтобы выпроводили их и расплатились. Через минуты мы остаемся одни, она стоит все там же, не моргая смотрит на меня, ее тонкие аристократические пальцы, лежат на плоском животе.

— Я тебя слушаю, — я опираюсь на стойку, продолжая рассматривать ее.

Она прекрасна, это без преувеличений, она даже красивее Наташи, которую я до сих пор так и не могу забыть, которую так любил. Положа руку на сердце могу сказать, что эта горе воровка, самая настоящая красавица, таких красивых редко встретишь. На ее лице нет ни грамма косметики, губы, ресницы, все свое. Она настоящая…

— Ты говорить то будешь?

Хочу отвести от нее взгляд, но не могу, меня словно загипнотизировали, злюсь на себя и, стряхнув с себя оцепенение, встаю и подхожу к ней. Она дергается и отступает на шаг, кровь с ее губы сочится, провожу пальцем по разбитой губе.

— Если не скажешь, что делала на моей территории, отдам им. Поняла?

Девчонка взмахивает длинными ресницами, в ее глазах можно утонуть, так смотрит, что кровь в жилах. Я понимаю, что она старше чем 25, глаза всегда выдают возраст, в ее, читается, что она видела жизнь и причем с разных сторон медали.

— Ну так что?

Сжимаю ее руку в локте, вижу, что ей больно, но продолжаю сжимать, пытаюсь отвести взгляд от груди не думать, каковы ее соски и ее идеальные формы на вкус. Твою мать, это начинает меня злить.

— Я тебе сказал, отвечай, сука, — я теряю над собой контроль, мне это не нравится, меня не заводила так ни одна, тем более она ничего такого не делала, хочется сорвать на ней всю свою злость.

— Зверь. Мы там еще одного пассажира нашли, — в гостиную входит один из охранников Костя. — Парень. Куда его?

— Тащи в подвал, я сейчас подойду.

Костя кивает и скрывается за дверью, а я смотрю на девчонку, она меняется в лице.

— Парень твой? Что ж сбежал тебя и бросил?

Она бледнеет, но продолжает молчать, под моей рукой, чувствую, как дрожит ее рука, как вся она напрягается. Смотрю на нее и ощущаю злость, она переживает, переживает за своего парня, несмотря на то, что он ее бросил…

— Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому. Я его собакам скормлю.

Отпускаю ее иду к двери, тяну за ручку…

— Стойте. Он ни в чем не виноват. Не надо.

Оборачиваюсь, ее голос дрожит, она во все глаза смотрит на меня, подходит ближе, что-то хочет сказать, но у меня, как будто отключается разум, никогда не было недостатка в женщинах, а тут словно с цепи сорвался. Хватаю ее и прижимаю к стене, закрываю своим телом, прижимаю к себе… Словно обезумевший, смотрю в ее глаза.

— Пожалуйста, не трогайте его, — шепчет она одними губами. — У нас будет ребенок.

В этот момент, во мне что-то взрывается, словно какая-то раскаленная игла… У нас будет ребенок…

ГЛАВА 5

АЛИНА


У меня начинается паника, я изо всех сил пытаюсь ее подавить, этот мужчина смотрит прямо на меня, мне в глаза. Он, красив, даже очень, мужественной холодной красотой, совсем не такой, как Тим. Крепкого спортивного телосложения, такие сильные властные руки, так прижимает к себе. Я вся дрожу, как школьниц забыв обо всем на свете, мне так страшно. Белая рубашка расстегнута, обнажает крепкое мужское тело, запах дорогого парфюма въедается в кожу, мне становится не по себе. Он убьет нас, попросту скормит собакам и все. Фраза о моей беременности его точно не останавливает.

— Да что ты, — усмехается он, обнажая идеально ровные белые зубы. — А ко мне полезли от отчаяния, чтобы памперсами закупиться?

Сердце отбивает удары все сильнее и сильнее. Я дергаюсь, но мне не вырваться из его сильных рук, и я это прекрасно понимаю.

— Не трогайте его, пожалуйста. Это я виновата.

Сама не знаю, зачем это говорю, ведь он бросил меня, подставил, угрожал тюрьмой, а я, как дура. Глаза мужчины скользят по мне, он как-то странно смотрит и усмехается.

— Он за тебя так не побоялся, когда бросил и побежал. Ну что ж.

Крепко хватает за руку и тащит, я нервно кусаю губы. Что, со мной будет, что будет с нами… Тащит к лестнице, распахивает дверь какой-то кладовки и швыряет словно вещь, я, не удержавшись, падаю и ударяюсь о бетонный пол.

— Полежи здесь красавица подумай, а я пока твоего милого с женщинами научу обращаться, — усмехнулся он.

Я не успела даже дернуться, как дверь захлопнулась. Я осталась в небольшом помещении типа кладовой, оно отапливалось, и не было холодным, но холод шел изнутри. Мне было очень страшно, я встала, держась за живот, и прижалась к стене. Все будет хорошо, все обязательно будет хорошо.

* * *

АЛАН


Я сжал руки в кулаки, направляясь в подвал. Мне было плевать на эту пристройку, и даже что они полезли ко мне, какая-то непонятная злость, как она его защищала, а этот ублюдок взял беременную жену, или кем она ему была, на дело. Я ненавидел таких мужиков, это были не мужики, а тряпки, я их даже за мужиков не считал. Спускаюсь вниз по лестнице, толкаю ногой дверь, на стуле с разбитым лицом и фонарем под глазом сидит он. Рядом двое моих парней. С ненавистью и презрением смотрю на ублюдка. Он испуганно смотрит на меня, я опираюсь о стену и закуриваю. Подлая мразь… Ну ничего, я сейчас научу тебя, как обращаться с женщинами.

— Ты знаешь кто я? — нарочито медленно спрашиваю его я глядя ему в глаза.

Он судорожно кивает, один из парней бьет его прямо в челюсть, второй придерживает, чтобы не свалился, а я в этот момент вспоминаю ее большие глаза и фразу, что она беременна.

— Зачем беременную на дело взял? — я выпускаю дым.

Из его губы течет кровь, в глазах самая настоящая паника, точно природа ошиблась, пара лишних деталей и вышла бы красивая девочка, а тут мужик, хотя его так назвать трудно. Одно презрение к нему.

— Я не хотел, так вышло, у нас денег совсем нет, — лепечет он.

Я отшвыриваю окурок к его ногам и подхожу ближе.

— Так заработай. Зачем ребенок тогда, раз семью обеспечить не можешь?

— Это все она, — поднимает он на меня голубые глаза. — Она, Алинка придумала. Я ничего не знал. Отпустите.

У меня на секунду темнеет в глазах, я вырос совсем в другое время, у нас непринято было прятаться за бабу. Да и вообще в любое время непринято. Даже Валет не такое дерьмо, повеса, гуляка, но не такой.

— Уверен в своих словах, что она тебя подбила? — еле сдерживая ярость, спрашиваю я.

Дурачок испуганно кивает, а я размахиваюсь и бью его так, что он падает вместе со стулом, может быть я и пощадил, но эти слова про нее точно его погубили. Да, меня называют Зверь. Я полностью оправдываю это, но звери они разумнее в чем-то даже людей. Самку свою до последнего защищать будут и детенышей никогда не бросят, в беде не оставят и в обиду не дадут.

— Тащите его к собакам, — равнодушно отвечаю.

Парни начинают его поднимать, а он начинает орать, как телка. Я разворачиваюсь и иду к двери, надеюсь, мои собаки не отравятся его гнилью.

* * *

Я поднимаюсь наверх, иду к двери и, взявшись за ручку, достаю ключи. В голове столько мыслей. Простит ли меня, когда-либо его ребенок? Я об этом не узнаю, но такой отец ублюдок ему точно не нужен. Захожу и вижу ее, она стоит, прижавшись к стене, такая хрупкая, испуганная, по щекам текут слезы. Закрываю за собой дверь и продолжаю ей любоваться, она прекрасна, это могу сказать без преувеличения. Я красивее баб еще не встречал, а их у меня было вагон и маленькая тележка.

— Где он? — одними губами спрашивает она.

Подхожу к ней ближе, она даже с места не сдвигается.

— Как тебя зовут? — подхожу к ней вплотную.

Хочется быть ближе, сам не понимаю почему, пахнет она как-то по-особенному, никак все. Не дорогими духами, а именно какой-то свежестью, чем-то непонятным. Но запах такой притягательный, как и глаза, хоть и заплаканные, но не менее красивые.

— Алина.

— Я Алан, — представляюсь я и продолжаю ей любоваться, как мальчишка. Дебил, злюсь сам на себя. Уже давно не мальчик, баб столько имею, могу любую самую красивую позволить себе, а тут воровка какая-то и все крышу снесло. Не могу оторваться от нее, словно пацан. Злюсь еще сильнее и грубо хватаю ее за руку.

— Будешь делать, как я скажу, иначе вслед за любимым пойдешь.

В ее глазах отражается ужас, а я в этот момент себя ненавижу. Она же беременна, нахрена я это ей сказал. Тяну ее за руку к двери, вывожу и веду в гостиную, у нее рука такая теплая и кожа нежная. Гаспаров все прекрати. Ты просто хочешь ее трахнуть, это все не серьезно.

— Села.

Алина послушно садится, а я беру вискарь и сажусь рядом, на ее красивом лице сейчас нет никаких эмоций, кроме отчаяния.

— Муж он твой, или кто?

Она поворачивает голову ко мне, какая же она красавица, этот взгляд, он любого мужчину с ума сведет, что она нашла в этом придурке? Хочу придвинуть ее к себе ближе, касаться ее кожи, зарыться в ее волосы. Хочу любить ее до утра не отпускать от себя, слышать ее стоны… Решительно трясу головой. Какого хрена вообще со мной происходит? Да что со мной твою мать.

— Там это. Собаки то что не дожрали. Куда девать?

Появившийся охранник Костя, как нельзя кстати. Алина с секунду смотрит мне в глаза, а потом без сознания съезжает с дивана, я еле успеваю ее подхватить и поднимаю на руки… Твою же мать, только бы с ней и ребенком ничего не случилось после заявления этого идиота. Внимательно смотрю на ее, запястье и вижу родинки узором, они мне что-то очень напоминают. Такие я видел только у одного человека, но это невозможно, этого просто не может быть…

Кладу ее на диван и жестом приказываю идиоту убраться, не нахожу ничего умнее, как прикладываю виски к ее носу, чуть-чуть залив. Она резко дергается и садится, я удерживаю ее.

— Все. Тихо.

— Вы что его собакам скормили? — в голосе такое отчаяние, что я ощущаю себя монстром. Я никогда не врал, ни себе, ни блатным на сходках и разборках, никому, а тут смотря в ее огромные глаза, просто понимал: иначе нельзя, я не могу первый раз сказать правду.