Присаживаюсь подле нее на корточки и беру за подбородок.

— Конечно, нет. Он сбежал.

Иначе я не могу, может когда-то я и пожалею о свих словах, но точно не сейчас…

ГЛАВА 6

АЛИНА


У меня внутри все переворачивается. Я смотрю в его глаза, они, как лед. Такие же холодные, не выражают ничего кроме чего-то звериного. Мне до ужаса страшно. Какие собаки? Что с Тимом? Его рука соскальзывает с подбородка, он отпускает, по телу волна мурашек. Я отодвигаюсь, мне тяжело дышать.

— Он сбежал, как трус, бросил тебя.

Я почему-то не верю, хотя он смотрит мне прямо в глаза.

— Он не мог, — одними губами шепчу я. — Я вам не верю.

Алан приподнимается с корточек, выжидательно смотрит на меня, взгляд такой пронзительный. Меня всю трясет от него. На меня так никогда не влияли мужчины раньше.

— Мог. Алина. Еще как мог. Если мужчина берет беременную женщину с собой на дело, он все может.

Я отодвигаюсь, поджимаю ноги и кладу руку на живот, меня всю трясет. Он скользит по мне равнодушным взглядом, а потом его взгляд задерживается на мне, на моих глазах.

— Какой срок у тебя, Алина?

В том, как он произносит мое имя Алина, звучит что-то странное, что-то безрассудное. Я вся сжимаюсь.

— Два месяца.

Вру, сама не знаю, но ему вру, сама не зная зачем.

Он прицокивает языком, а смотрю на его сильные мускулистые руки. Неужели он не врет и Тим и вправду сбежал? Внутри образуется пустота, мрачная и холодная. Становится очень страшно. Что будет дальше… Как хорошо, что мы не успели ничего украсть.

— Вы убьете меня? — внезапно спрашиваю я, поднимая на него голову.

Он усмехается, в его холодных глазах что-то мелькает.

— А ты, как сама думаешь?

Я замираю, я не знаю, как мне думать.

— А родители твои где?

Отпивает виски и выжидающе смотрит на меня.

— Мы давно не общаемся. Как отчим из дома выгнал.

Алан прищуривает глаза.

— А отец?

Я пожимаю плечами.

— Я не знаю его, вроде его убили.

Он молчит и смотрит на меня, от его молчания еще хуже. Все сжимается внутри. Я не понимаю, что со мной, страх нарастает с каждой секундой.

— Плохо тебе, — внезапно произносит он и ставит виски на стол. — Вставай.

Я с трудом поднимаюсь, за себя не боюсь, больше за ребенка.

— Пойдем.

Тянет меня за руку, наши руки соприкасаются и меня словно бьет током, я не могу поверить, что вообще такое испытала. Отшатываюсь и смотрю на него. Красивый мужественный мужчина, сильный. В нем есть что-то особенное, не то, что в слащавом Тиме, который в итоге меня еще и бросил.

— Пошли, — голос властный грубый, заставляет непроизвольно подчиняться.

Хватает меня за запястье и тащит, у меня все сжимается вновь. Твою же мать, что с нами будет, со мной и ребенком…

* * *

АЛАН


Член пульсирует, встает словно каменный. Вот никогда не хотел так бабу, как ее. Аж крышу сносит, вроде она не девчонка, взгляд умный, взрослый. Ей далеко не двадцать, да и не двадцать пять, по глазам старше, хотя и выглядит так, что у гея на нее встанет. В моей жизни много женщин было и есть, но вот чтобы так не было. Подумать только, какая-то воровка, а я так ее хочу. Тяну за собой, мысленно ненавидя ее пляжного пуделя, что за мужик… А она по ходу его любит. Завожу в одну из комнат и закрываю дверь. Сука… У нее такой испуг в глазах, еще и ребенок от другого. Жадно всматриваюсь в ее красивое лицо. Я даже Наташу так не хотел. Девчонка прижимается к двери, такого страха я еще не видел.

— Ты че, зассала? — быть приветливым не получается. — Вот кровать, ложись спать. На окнах решетки, внизу собаки. Сбежать попытаешься — не пожалею. Иди.

Она испуганно кивает, на ватных ногах идет к кровати, я любуюсь изгибами ее тела. Как она вообще могла дать такому ублюдку? А он не растерялся, бросил ее. Какая-то непонятная злость накатывает все сильнее. Мужик должен быть сильнее женщины, а он на нее все валить начал, а она наоборот, защищала его.

Алина садится на кровать и смотрит в стену. Я не двигаюсь с места. Желание овладеть ей сейчас, несмотря на ее беременность, становится лишь сильнее. Судорожно втягиваю воздух. Какого черта Гаспаров? У тебя столько женщин, а ты на эту воровку смотришь. Ведь могу трахнуть, но что-то сдерживает. Телефон звонит в кармане брюк, достаю и вижу номер Майкла.

— Да.

Трубка едва не падает из рук, на том конце рыдает его жена, машину моего лучшего друга вместе с ним и охраной, расстреляли час назад.

— Еду, — коротко бросаю я и положив телефон, смотрю на нее.

Наши взгляды сталкиваются, я не знаю, что со мной. Мы с ним с детства, с самого детства, сидели тоже вместе, все вместе, а сейчас его нет. Никто не хлопнет по плечу, не с кем выпить коньяк и вообще. Все кончено. Телефон хрустит в руках, нервно сжимаю зубы. Его больше нет… Еще одного близкого мне человека нет. Просто нет…

— Что-то случилось? — внезапно тихо, спрашивает она.

Я отхожу к двери, случилось… Да случилось… С яростью ударяю кулаком в стенку, да так, что сыпется штукатурка, Алина закрывает лицо руками, а я теряю над собой полностью контроль. Подхожу к ней, рывком поднимаю с кровати и смотрю в глаза. Она вся дрожит.

— Откуда у тебя на запястье эти родинки?

Хватаю ее за тонкую руку. Она дергается, но я не отпускаю, мне рвет крышу. Смотрю на этот узор и понимаю, что такие я видел у Акелы, только у этой твари, сломавшей всю мою семью.

— Я не знаю, — едва не заикается она.

— Не ври мне сука.

Даю ей оглушительную пощечину. Она едва не падает, я удерживаю ее и замираю, с ее глаз текут слезы.

— Пожалуйста, не надо.

Мое сердце бешено стучит, ненавижу мужиков, которые бью баб, а сам это сейчас сделал. Урод… Мысленно считаю до десяти и смотрю на ее губы, такие пухлые, красивые. Знаю, что не сдержусь. Прижимаю ее к себе и яростно, словно голодный зверь, впиваюсь в них. В ее губы, твою мать… Она особенная, не такая, как все. Не могу. Взрослый мужик, а теряю голову на секунду. Губы такие мягкие нежные… Особенные… Я окончательно теряю над собой контроль, как она резко вырывается и дает мне по щеке. Я замираю, со злостью смотрю на нее. Девчонка отходит от меня, сжимая кулачки.

— Не смейте меня трогать. Лучше сразу убейте, — шепчет она.

Я грубо выругиваюсь и, как пацан кидаюсь к двери, хлопая ей. Чертова сука… Дотрагиваюсь до щеки, она еще пожалеет, что сделала это. Очень сильно пожалеет… Так, что сама будет умолять меня трахнуть, умолять, но вот только пощады не будет… Это могу ей пообещать.

ГЛАВА 7

АЛИНА


Меня всю трясет, хватаюсь за горящую щеку, он с такой ненавистью на меня смотрит. Я сама не ожидала от себя, что ударю его, но себя трогать никому не позволю, никогда. Хватит, итак столько унижений вытерпела, больше никому не позволю себя трогать. Тим столько унижал… Тим. Где он, что он с ним сделал? К горлу подкатывает ком, я отодвигаюсь еще дальше, этот монстр сужает глаза.

— Только дернись отсюда хоть куда. Собакам скормлю и не пожалею. С тобой позже разберусь.

Разворачивается и выходит. Я остаюсь одна, меня всю трясет, прижимаю ладони к горящим щекам, сажусь на кровать и чувствую, как по щекам, текут слезы. Что со мной будет дальше? Нужно бежать, бежать… Он, правда, скормит меня собакам и ребенка. Прикладываю руку к животу. А нужен ли он мне? Зачем? Меня либо посадят, либо убьют. Как он будет расти без меня? Нужно делать аборт, нужно немедленно. Ложусь на кровать, поджимаю ноги, нет так нельзя, что я за монстр бесчеловечная… Нельзя так говорить про ребенка, детей убивать нельзя. Один аборт я уже сделала и сейчас судом забеременела, не смогу, хватит больше. Я должна родить, должна стать матерью. Ведь ребенок нужен в первую очередь женщине, она мать, надеюсь я никогда не стану такой матерью, как моя. Самый настоящий монстр, чудовище, сука… Ненавижу ее. Бросила меня, вытолкала руками отчима, не узнала за все это время, как я живу, что со мной… Сотрясаюсь в беззвучных рыданиях, сама себе говорю: Алина так нельзя. Ты же сильная. Хватит реветь, ты не одна, ты должна спасти ребенка, своего будущего ребенка…

* * *

АЛАН


Больно? Не то слово… Когда ты теряешь близких тебе людей, тебе словно вырывают сердце. Вырывают часть тебя, и ты не знаешь, как жить дальше. Я итак потерял всех, брата, любимую женщину, сейчас еще лишился и друга. Я сижу за овальным столом, напротив Марина — его жена, точнее уже вдова. Она рыдает, не выпускает из тонких пальцев, украшенных кольцами пальцев, коньяк и сигарету. На красивом лице размазана тушь, ее всю трясет.

— Я не верю, — шепчет она. — Слышишь Алан, не верю, что его нет. Что мне сказать детям?

Я молчу, сжимаю руку, хрущу пальцами. У людей, которые скрывают все чувства, за маской безразличия, все свои чувства, они самые сильные. Просто люди эти самые сильные. Они не впадают в панику, не крушат мебель, хотя очень хочется. Просто переживают всю боль в себе, все терпят и носят в себе. Боль… Сильное слово, оно ломает изнутри, оно убивает, но не дает сломаться до конца, оно словно подталкивает куда-то, вперед…

— Я найду того, кто его заказал, — кручу в руках бокал с коньяком.

Вспоминаю все, как вместе росли, зону, всегда вместе. А теперь его нет, нет еще одного того, кому я был нужен, даже самому сильному порой нужно быть необходимо кому-то быть нужным.

— Алан.

Марина роняет голову на стол, я смотрю на ее белокурые рассыпанные волосы и немного завидую ей, она умеет плакать, а я нет. Я держу все внутри, лишь сжимаю бокал так, что он едва не трескается, отпиваю до дна. Вот и все… Я пережил еще одну смерть, еще одного, того кто значил для меня что-то. Больше кроме Ани у меня не осталось никого, кроме Ани. Ставлю бокал, подхожу к Марине, кладу ей руки на плече и чувствую, как она вся дрожит. Она только что потеряла любимого человека, когда-то я тоже потерял так Наташу. Прошло столько лет, а я не забыл ее. Я до сих пор помню, что со мной было, когда я узнал то, что больше нет смысла моей жизни, той, ради которой готов был на все — больше нет, и уже никогда не будет.

* * *

Пустота, накрывает все сильнее. Еду сам за рулем, отпустил охрану. Хочу побыть один. Когда-то этот город мне был так дорог, мы росли тут пацанами, мы выживали, а потом… Потом все пошло наперекосяк, до сих пор помню ее глаза, когда меня принимали менты. Ее глаза… Любила? Наверное. У нее не было выбора, хотя выбор есть всегда, но как ни крути, она стала женой моего старшего брата. Простил ли я? Скорее да, чем нет, ведь в погоне за лучшей жизнью, за деньгами, мы порой забываем о том, что мы нужны близким нам людям не за деньги, а за то, что, мы просто есть. За то, что у нас есть возможность быть рядом с тем, кому мы так нужны. Подъезжаю к дому, выхожу из машины и иду в сторону гаража. У него стоят двое охранников.

— Оклемался? — равнодушно спрашиваю я.

Один из парней кивает. Толкаю дверь ногой и вхожу внутрь. Зрелище конечно не для слабонервных, не спорю. Красавчик без руки, весь в крови, но живой, местный лепила постарался. При виде меня, его глаза выражают такой ужас, что я усмехаюсь.

— Ну что ты такой ублюдок? — встаю напротив и закуриваю. — Вот молодой пацан, а остался без руки. Самому-то как?

Он нервно сглатывает.

— Слушай, ты такого Френсиса знаешь? Думаю, слышал, если не хочешь второй руки лишиться, знаю, говорить можешь? А то собачки проголодались, они у меня нервные.

Тот кивает. Красавчик… Ни грамма мужественности. Почему-то в подсознании сравниваю их. Ее образ… Представляю их вместе, и меня сразу же передергивает. Она и он… Это чмо…

— Так что, мне повторить вопрос?

Красавчик отрицательно мотает головой.

— Знаю. Отпустите меня.

Я усмехаюсь.

— А ее можно себе оставить?

На его лице что-то мелькает, то что вызывает у меня отвращение.

— Да. Только меня отпустите.

Я с презрением смотрю на него. Вот это чмо… Хочется не то что собакам его скормить, а руки с ногами ему повырывать.

— Она же беременна.

Тот молчит, а я сплевываю и иду к двери, сжимая кулаки, ну ничего, я на тебе еще отыграюсь тварь.


АЛИНА

* * *

Я как в бреду, меня всю трясет, прижимаю коленки к груди и тут же отпускаю ноги. Нельзя, внутри меня зарождение новой жизни. Закрываю глаза, прокручиваю всю свою жизнь, и почему-то понимаю, что думаю о нем. Ни о, Тиме с которым прожила, делила кровать, еду, а о нем, об этом Звере. Сильный резкий мужчина… Не похожий на других, литые мышцы, волевое мужественное лицо. Внизу живота что-то тянет, я сама не понимаю, что это. Истома? Да что с тобой Алина? Он убил Тима или сделал с ним что-то еще похуже, ведь он не мог сбежать, не мог… Резкий толчок двери и я закрываю глаза. Страшно, становится невыносимо страшно, но я делаю вид, что сплю. Я должна, я не слабая, а наоборот я сильная.