— Какой интересный мужчина!

— Погодите, вы его еще в деле не видели. Вот там он может и разонравиться. — Дала я клятвенное заявление. — Хотя лучше в деле, а не на деле.

— О чем ты? — Настена подалась вперед.

— Если он разонравится на самом деле, это будет уже не то.

— Успела хорошо его узнать? — Ольга развернула подсвечник на столе.

— Нет, но общее представление имеется.

— И какие же девушки его привлекают? — рыжик даже под дождем внимательно осмотрела виллу и прилегавший к ней сад, теперь явно намечала план по захвату территории. Я Шагену желаю добра, но смутное чувство осады моих крепостей, привело к тому, что я сдала нашей самой опасной воительнице, где находятся его крепости.

— Миловидные славянской внешности, русые волосы или темнее, большие глаза. Стройные, но чтобы было за что ухватиться. — По мере моих слов плечи Леси расправились.

— Откуда такие сведения? — Настена оставив разбор коробок, заинтересовано на меня взглянула.

— Я бы задала вопрос иначе: Анна, а чем вы с Шагеном занимались? — Ольга подошла ближе.

— Выбирали актрис на ролики.

— Да?

— Да. — Не люблю, когда Оля берет на себя роль сыщика. Она не умеет вести допрос, но как истинный скорпион жалит в самые больные места. — Как думаете, какой типаж он выделял?

Леся тут же вклинилась в допрос:

— Что значит: чтобы было за что ухватиться? — оправила свое декольте, как это делали бимбо из фильма «Красотки».

— Стройные, но пышечки?

— Не меньше четвертого или пятого. — Напомнила я. И Рыжик закусила губу. — Не отчаивайтесь, за прошедшие три дня он мог снизить планку до полноценного третьего.

— Может быстренько увеличить? — плотоядно улыбнулась рыжик.

— И ты на это пойдешь? Не верится.

— А ты? — Настена совсем отошла от коробок и с интересом посмотрела на меня. Вспомнит о декоре завтра, если вспомнит.

— Что я?

— На что ты готова пойти ради Шагена?

— На что бы я пошла ради такого мужчины как Шах? — я думала, кокетливо наматывая локон на пальчик. — На третью серию Шрека.

— Анна, ты хоть иногда бываешь серьезной?

— Я? Да, конечно. Когда я в пастели.

— Что?! — их глаза загорелись в предвкушении подробностей.

— Серьезной бываю, когда я в пастели. И мой пастельный портрет тому подтверждение.

— Это не выносимо! — усмехнулась рыжик и Настена вторила ей, отошла от коробок, в задумчивости потянулась за только что расставленными подсвечниками.

— Смотря куда нужно вынести.

— Да выноси куда хочешь. Почему Шах? — прищурилась Ольга, и я пожимаю плечами. — Ань ты просто так прозвища не даешь.

— Точно! Почему ты его назвала Шахом?

— Да, ну! Быть такого не может! Да что бы и Шагена Хореновича «Шахом» назвала! Никогда.

— Я не ослышалась? — вмешалась Оля и прищурила глаза. — Шаген Хоренович? А фамилия какая?

— Авдалян.

— Теперь ясно. Ясно откуда Шах — из ФИО. А я-то думаю, почему вас Фельдмаршал сладкой парочкой кличет, а тебя так вообще Матом.

Ну, здравствуйте! Приплыли, только бы не укоренилось. Делаю печальное лицо, поясняю:

— Матой. От Мата Харри.

— Колоритная дама. — Согласились девушки.

— Очень. Он мне мстит за Фельдмаршала.

— И что, только за него? — лукаво спросила Ольга.

У кого-то сегодня точно день укусов! Я только повела плечом, и принялась распаковывать вазу:

— Куда же ее поставить? — а в голове проносится тысяча и один вопрос: почему меня бьют? Потому что кажусь сильной? Я мысленно отгородилась от их голосов и дала себе минут пять на восстановление. Это она мне что, сейчас об Иришке напоминает? Или мою троюродную, что некогда была ему женой? Или…? Да ответ очевиден — она напомнить о давнем захотела. Настроение медленно, но верно скатилось к нулю. Еще сдерживая улыбку, дала команду к сборам:

— Все, девушки, собирайтесь и топайте отсюда. День закончен.

— А как же декорации? — возмутилась Настена, хотя о коробках забыла давно.

— Идите уже. — Легко забрала у нее подсвечник. — Я забыла, что у вас водная прогулка намечалась, как раз до 24:00 успеете вернуться.

Рыжик и Настена вышли, Ольга же задержалась. Правильно, вот сейчас она будет изображать незнайку, этакая мисс «Прости, я не знала, что тебе еще больно».

— Извини. Я не думала, что тебя это так заденет… — да, интерпретация присутствует, но смысл тот же.

— Что заденет? — вопросительно вскинула брови. А на ее лице ни тени улыбки. Вот у кого стоит поучиться держать лицо. Радуется, но не показывает — молодчина!

— Ань, я не…

— Оля, когда за плечами три года, а не три дня все забывается легко и просто. И еще проще, если осведомленные не напоминают. Ясно?

— Да.

— Вот и славненько! — повеселела я. — Как думаешь, эту вазу поставить на пол или лучше на стол? Лучше на стол. — Провозглашаю и водворяю стеклянное творение на поверхность столика.

— Я… пойду…?

— Иди.

Она вышла в двери, а я через минуту на террасу. Прислушиваясь, дождалась ее значительного удаления от виллы и расслабилась. Когда-то Федор был очень зол на меня, когда-то оценив по достоинству, пытался ухаживать. Когда-то получив жесткое «нет» хотел опоить… и ничего не получилось. После я удержала отношения на уровне профессиональных панибратских, но до того пожаловавшись ей — основательно сглупила.

— Спасибо, Оля…

Через час я завершила с расстановкой в этом «павильоне» и все еще негодуя, взялась за второй. Через двадцать минут, когда распакованы были все детали, и расставлена лишь треть в помещение вошел Шах. Вошел со спины, так что первая его фраза порядком напугала. Я вздрогнула.

— Извините… не хотел.

— Извинила.

— Что вы здесь делаете?

— Убираюсь, то есть я работаю. — Окинув взглядом пространство, заваленное коробками, улыбнулась. — Решила убраться.

— В доме вольготно сидит ваша группа. — Нахмурился Шах, развернулся и уже был на полпути к двери, когда до меня дошло происходящее. Видимо его не удивило, что час не урочный и группа имеет право отдыхать.

— Стойте! Я не подумала, что вы так… все это… То есть… — подошла ближе. — Мне просто нужно было развести кипучую деятельность, выплеснуть накопившееся, а тут такая удача и кавардак. Вот и взялась.

— То есть как?

— То есть нашу группу я сама отослала куда подальше, как пыталась сделать это и с вами.

— Ясно. — Он снял пуловер и оправил на себе футболку. Так быстро при мне раздевались лишь в определенном случае, последующий вопрос был закономерен:

— Что вы делаете?

— Хочу составить вам компанию.

— Но…

— Вы устали, группу распустили, а с этим стоит закончить сегодня.

— Но как же… Подождите, как же ваш статус и все такое, это же… ну «грязная» работа.

— Да. И как вы ею занимаетесь?

— У меня от нее корона не упадет, она там, — я указала на голову, — сидит крепко и такая мелочь ее с места не сдвинет.

— Моя корона в том же состоянии, если не в лучшем.

— То есть как?

— Прибита намертво.

Работать взялись слаженно, он двигал крупные габариты, я занималась мелочью, как-то быстро это происходило и в гробовом молчании. Только Шах изредка вспоминая о своей привычке руководителя, давал некоторые распоряжения и пытался управлять процессом, в то же время, не выходя из работы. Стоя за стеклянной перегородкой и отдавая указы с другой стороны, пытался скорректировать положение фарфоровых статуй.

— Сдвиньте, вправо. Вправо говорю.

— Я и двигаю вправо.

— Это лево. — Усмехнулся он мягко.

— Так уточняйте вправо от вас или от меня?

— Влево от вас.

Сравнительно недолго мы пребывали в молчании, прежде чем он вновь подал голос и опять-таки с командными нотками:

— И еще немного… — и без перехода спросил. — Анна, а что вы сказали ответственной за грим и прически?

Так, это он о рыжике сейчас. Неужели она уже дала первый залп по его стенам и башням?

— Я, ничего. — Прищурился. — Шаген вынуждена признаться, что это целиком и полностью ваша вина.

— Почему?

— Вы такой интересный мужчина! — и пока не пришел в себя от первого заявления тут же задаю вопрос. — Скажите, вы были женаты?

— Именно с этого ваша коллега и начала… — возможно, он хотел сказать «начала допрос», но я договорить не дала.

— Да, это ее стиль. Но мы-то с вами давно знакомы. — Он расценил такой оборот, улыбнулся и кивнул.

— Я был женат. По молодости и по глупости.

— Не верится…, а долго были в…? — у него появилась такая странная улыбка, что я вопроса завершить не смогла. — Просто у вас есть, то есть было стойкое мнение, что…

— Я и сейчас уверен в том, что развод — это проигрыш мужчины.

— Ага.

— И тогда тоже был, поэтому тянул до последнего.

— Этот брак многому вас научил?

— Скорее моя бывшая многому меня научила — необдуманным поступкам.

— И даче необдуманных обещаний. Перед алтарем, например?

— Можно и так сказать. Я вовремя одумался. С опозданием и все же вовремя.

— То есть как?

— Мы часто ссорились. Знаете, есть выражение, мужчина после свадьбы думает: «Только бы она не менялась!», а женщина: «Только попробуй не измениться!». Так вот… я оценил верность этого выражения. И понял, что хочу проиграть.

— Другими словами — развестись.

— Я знал, что не идеален. — Просто признался он. — И мне было над чем работать.

— Поэтому терпели?

— Поэтому работал над собой. — В его голосе слышалась усмешка. — К тому же я не красив…

Я вовремя отодвинула от себя статуэтку. Меня как холодом прошибло, и такая буря эмоций возникла внутри, что оборвала его на полуслове и не заметила.

— У вас что, пунктик на эту тему или комплекс? — молчит. — Вам должно быть известно, что внешность не главное… и вообще как это может говорить человек с образованием психолога, даже таким скоростным как у вас?!

— Вы меня защищаете? Не согласны?

— Нет. Я удивлена. Почему вы себя не защищаете?

— Допустим, хотел узнать ваше искреннее мнение на мой счет.

— Зря. — Сдвинув статуэтку, продолжила. — Я искренне взялась защищать вас перед вами же. Потому что допускать подобное низкое мнение глупо. И не экспериментируйте больше.

— Хорошо. Тогда что делать, если я хочу узнать ваше личное мнение?

— Задавайте вопрос прямо. — Только сейчас я на происходящее соизволила посмотреть со стороны. Двое в темной комнате, в тишине ночи раскрывают друг друга. Опять психологические выверты, из-за которых я с опозданием поняла, что только что сказала. Шах не преминул этим воспользоваться.

— Считайте, я его уже задал. Прямой вопрос. — И лицо такое заинтересованное с прищуром черных глаз.

— Кстати, о внешности, — развернулась и сделала тактическое отступление. — Наша ответственная по костюмам уверена, что шатену не подойдут те черные брюки, настаивает на белых.

— Для начала проведите примерку. — Тут же деловым тоном ответил он.

— Так и сделаем. Вам прошлые эскизы нужны?

— Нет.

— Хорошо, я их заберу. — Оглядываю пространство с улыбкой, и не смотрю на него. — Думаю, здесь мы завершили.

— Да.

— Идемте. — Встала и направилась в сторону двери. — Завтра приезжает наш режиссер. А с ней будет и горестно и весело всем.

— Вот видите, вы ушли от прямого ответа. — Прозвучало мне вслед.

— Вижу.

23

Борис Колодецкий белый как первый снег сидел в приемной босса. Расположив перебитую руку в перевязке, второй он взбалтывал хмельной напиток и прислушивался к раскатам голоса Акчурина. В этот вечер, распекая кого-то из вторых помощников, Алексей Владимирович был в ударе:

— Что значит, уже приступил к исполнению?!

— Ты мать твою, понимаешь, что это значит!? У меня нет наживки на Варяга, она сорвалась с крючка!

Далее он, еле сдерживаясь, вслушивался в ответ абонента. В кабинете наступила тишина, прерываемая лишь тяжелым сопением Акчурина.

— Нет! — видимо он сопроводил отказ привычкой вспышки гнева гасить метанием предметов. В большинстве случаев это не помогало. Что-то громоздкое полетело на пол и разлетелось на куски, а он все еще продолжал орать: