Не выдержав, Юля набрала номер свекрови.

– Не можешь дозвониться? – злобно уточнила Евгения Михайловна. – А почему ты вообще не там? Почему бросила мужа в какой-то дыре и ускакала в город? Я тебе своего сына доверила, а ты что?

– Так получилось, – промямлила Юлька. – У меня работа срочная. Нам же надо деньги зарабатывать. Я всего-то на пару дней. Так вы с ним в последнее время не разговаривали?

– Интересно, как корреспондируется твоя «пара дней» с «последним временем»? – ехидствовала Евгения Михайловна. – Такое чувство, что ты у Димочки уже неделю не была!

Чувство у нее было более чем правильным. Юлька даже ужаснулась, что так надолго оставила Митю в обществе неизвестно кого, да еще проинструктировав «неизвестно кого», как лучше его соблазнить.

– Я с ним утром общалась, – сообщила свекровь. – Все в порядке. И не надейся, что с ним что-нибудь случится.

– Типун вам на язык! – крикнула Юлька и разрыдалась.

Вот, значит, как! Он не отвечал только на ее звонки. Это означало одно: муж не знал, как и что ей говорить. Если джентльмен повел себя не по-джентльменски, он страдает и сморкается в манишку, корчась от стыда и мук совести! Итак, все запланированное свершилось. Пущенная Юлькой ядовитая стрела не только долетела до цели, но и перевыполнила план, потравив вокруг все живое. Да, она первая все испортила, а потом сама же подготовила почву для адекватного ответа и подтолкнула мужа к пропасти. Но как же это оказалось больно!

Побегав по квартире, Юля лихорадочно покидала вещи в сумку и бросилась на вокзал.


Мити дома не оказалось. Непередаваемое ощущение – приехать вечером в область и уткнуться носом в закрытую дверь, от которой у тебя нет ключей. Вокруг царила умиротворяющая тишина. Изредка погавкивали собаки, мычала корова, стрекотали кузнечики. Юльке стало страшно. Так страшно, что у нее даже начали отниматься ноги от ужаса, от предчувствия беды. Словно в этом благостном вечере сию секунду должно было материализоваться нечто чудовищное, как в фильме ужасов, когда играет тягостная, напряженная музыка.

Потоптавшись во дворе и позаглядывав в окна, она рискнула пойти к соседям. Разумеется, сначала заглянула к Вадиму. Его дом тоже был закрыт. Представив, как Митя где-то зажигает с неизвестной блондинкой, подсунутой Караваевой, Юлька сжала в бессильной злобе кулаки. И это еще хорошо, если они к вечеру вернутся. А если парочка вообще уехала?

Пришлось отправиться к соседям через дорогу.

– На речку они ушли, – с готовностью доложила общительная тетка в старомодной панаме и с сорочьим любопытством уставилась на Юльку. – И мужчина, и девица эта бесстыжая.

– Почему бесстыжая?

– Так какая же еще? Бегает к нему голая, ночует там…

– Ночует? – охнула Юлька, задохнувшись от отчаяния.

– Ага, – воодушевилась рассказчица. – Несколько дней уж. Ходят по деревне, за ручку держатся… Вон они возвращаются!

Тетка налипла на забор в ожидании грандиозного скандала. Лето в деревне – скучный отрезок жизни, поэтому семейные сцены, разыгрываемые соседями, – единственное развлечение в период отсутствия глобаль-ных новостей.

– Спасибо, – буркнула Юлька и метнулась домой. Уж что-что, а радовать постороннюю дачницу спектаклем она не планировала.

Митя ввалился во двор, уставившись в пространство бессмысленно счастливым взглядом. Недавно Юлька точно так же возвращалась после своих отлучек. Это воспоминание обожгло ее пощечиной, и снова захотелось зареветь.

Жене он не обрадовался. Причем не обрадовался так явно и откровенно, что Юлька даже очнулась от обуявшего ее чувства утраты и ощутила желание дать супругу по башке. Наверное, она тоже возвращалась к Диме с такой же физиономией, выражавшей крайнее недоумении, мол, а это еще кто тут?

Митя таращился на гостью, словно на крылечке стояла не Юлька, а оркестр шотландских волынщиков в национальной одежде.

– Что? – прищурилась супруга. – Не ждал?

– Не ждал, – честно ответил Митя.

И так серьезно взглянул на нее, что Юльке снова поплохело. Такое лицо может быть у человека, который уже принял важное решение. Интуиция подсказывала ей, что лучше оставаться в счастливом неведении, нежели услышать, что ждет их дальше.

– Давай, открывай, – попыталась улыбнуться Юля, чувствуя, как предательски подгибаются и пружинят ноги. – Я замерзла и есть хочу!

Муж молча моргал, собираясь с мыслями. И Юлька поняла, что если сию же секунду эти мысли не перебить, то можно услышать такое, после чего и жить-то не захочется.

– Как ты тут без меня? Соскучился?

Неправильный вопрос. Она мгновенно осознала ошибку, но было поздно.

– Юль, – тревожно произнес Дима. – Нам надо поговорить.

– А я соскучилась, – с отчаянием попыталась хихикнуть она и даже потянула мужа к дверям.

Но он высвободил руку и отступил, понуро ссутулившись.

– Мне что, уехать? – не выдержала Юлька, сорвавшись. – Уехать?!

– Нет, ну что ты, можешь остаться, – промямлил муж.

Юлька молча ринулась прочь со двора, давясь рыданиями и глотая злые слезы. Она неслась, не разбирая дороги, и непременно заблудилась бы в лесу, если бы Дима не догнал ее, ориентируясь на тоскливый вой, издаваемый обманутой супругой. Он выволок ее из-под куста, куда спятившая от переживаний Юлька забилась, видимо, планируя там и заночевать, и на руках отнес домой.


Разговора не получилось. И не потому, что кто-то из них не отважился сказать правду. Просто Юлька впала в болезненную невменяемость и всю ночь металась в постели с высоченной температурой. Утром ей легче не стало. Дима, причитая и ругаясь, суетился рядом, выкроив лишь несколько минут, чтобы забежать к Катерине и объяснить ей, что случилась неприятность в виде внезапно вернувшейся жены.

– Да не вопрос, – утешила его бесконфликтная Катюша. – Конечно, разбирайтесь там.

Заботливо вытолкав кавалера, Катерина снова набрала номер телефона Караваевой. Та как сквозь землю провалилась. И было непонятно, можно считать миссию выполненной или Татьяна потребует чего-то еще. Ведь в идеале Митина жена должна была их застукать. А эта курица приволоклась и слегла с температурой. Болела бы дома! Или лучше сначала застукала голубков, а потом бы уже болела. И как теперь быть? Лето-то не резиновое.


Весело напевая, Валентина крутилась перед зеркалом. Новая укладка, делать которую она научилась, начитавшись статей в Интернете, была великолепна.

Когда женщина себе нравится, она хорошеет. Валя сияла.

– Куда собралась? – нахмурился Роман.

В последнее время он вел себя агрессивно, ревновал супругу даже к глухому деду из соседнего подъезда и продавцам в магазине.

Сначала Валентине это нравилось. А как же: муж, который в упор ее не замечал, вдруг стал метить территорию и отгонять соперников истерическим рыком. Так берегут и охраняют только то, что дорого. Приятно быть чем-то дорогим. Особенно женщине с комплексами, не избалованной особыми проявлениями любви. Но то, что муж впал в мрачную задумчивость и часто орал на нее по пустякам, Валентину не устраивало. И его вопрос, заданный сварливым тоном, не предвещал позитивного продолжения беседы.

– Куда собралась? – повторила Валя. – Никуда. В поликлинику с Настей пойду. Прививку делать.

– Какую прививку? – заиграл желваками Роман. – А нарядилась зачем? Прическу сделала! Для кого? У нас там врач небось мужик?

Вспомнив дряхлую старушку-участкового, Валентина выразительно покрутила пальцем у виска.

– Все ноги наружу! Брюки надень! – крикнул супруг.

– Рома! Какие брюки? У меня их нет! Ты глянь, какая у меня корма! Совсем спятил.

– Юбка короткая, – не унимался он. – Длиннее нет, что ли?

– Если тебе приспичило обновить мой гардероб, то я не возражаю. Поехали, прикупим мне паранджу и хламиду до пола, чтобы наверняка на меня никто не позарился.

– При чем тут гардероб? Я просто спросил, к кому идешь!

– К педиатру. – Настроение испортилось.

– Я так и знал, что это мужик!

– Рома, мне, безусловно, приятно, что ты начал меня активно ревновать, но не перегибай, пожалуйста! – вспылила Валентина. – Если хочешь, пошли с нами! Заодно коляску постережешь, чтобы не сперли!

– Мне на работу надо, – помрачнел супруг.

– Какая трагедия! И педиатру-то в глаз не дашь! – засмеялась Валя, наблюдая, как муж нервно одевается. – Кстати, почему ты носишь с костюмом бейсболку? У тебя нет ощущения, что это даже хуже, чем моя короткая юбка? Ты похож то ли на престарелого мачо, то ли на голубоватого модельера с придурью.

Из всего сказанного Рома, как и следовало ожидать, уловил лишь про «престарелого». А бейсболка, прикрывающая плешь, вообще являлась больной темой.

– Голову берегу, – пояснил он. – Чтобы не напекло.

– Ага, мозг прикрываешь. Это правильно. Умные мозги чем не прикрой, все равно просвечивают.

Уловив в незамысловатом замечании намек на плешь, Рома снова взвился и запсиховал:

– Ничего у меня не просвечивает!

– Ладно, ладно, – пробормотала Валентина и опрометчиво добавила, решив оставить последнее слово за собой: – Если только плешь…

Немая сцена в «Ревизоре» не шла ни в какое сравнение с тем, что изобразил Роман. Он не просто замер, раскрыв в изумлении рот. Он даже дышать перестал!

– Ты знала?

– О чем?

Валя стала собираться быстрее. Поликлиника – такое место, куда опоздав на пару минут, потратишь пару лишних часов. У дверей нужного кабинета постоянно возникают всякие личности с репликами «Я к медсестре», «Я только спросить» и «Я на секунду». И это не считая тех, кто уже ввинтился туда в порядке очереди и, дорвавшись до вожделенного доктора, желал выяснить все в подробностях: почему прыщи, какого цвета должны быть анализы, чем кормить, как поить, сколько спать, гулять и играть… Да мало ли вопросов возникает у молодой, неопытной мамаши? Поэтому Рома с его странными репликами мог стоить потерянного на поликлиническую борьбу дня.

– Ты знала, что я лысею? – трагически воскликнул муж, преградив Вале путь. Для него это был вопрос жизни и смерти. Ведь Валентина, узнав про столь страшный дефект, могла задуматься: а не поменять ли супруга на более свежего, молодого и волосатого!

– А ты лысеешь? – рассеянно проговорила она, норовя обойти препятствие в виде горестно скособочившегося Романа и помчаться к вожделенному педиатру.

– Но ты же сама сказала про плешь!

– Ром, чего ты привязался? Мы опаздываем! Что там с твоей плешью? Она у тебя уже столько лет, что подождет до вечера! А за ужином мы ее непременно обсудим и разглядим в деталях!

– Так она у меня давно? – прохрипел деморализованный Роман. Это был удар под дых. Он, оказывается, не просто дефективный, а дефективный со стажем!

– Да сто лет уже. Уйди с дороги, любимый! Не зли!

– И тебе… тебе… не противно? – осторожно выдавил Рома, ужасаясь собственному униженному тону. – Ты же ничего не говорила!

– Было бы противно, замуж бы не вышла. А не говорила, потому что мне безразлично. Это вам, мужикам, важно, чтобы баба рядом была, как иномарка, гладкая, красивая и дорогая! А мы вас, дураков, не за тюнинг любим!

– Валь, а пошли сегодня куда-нибудь вечером? – предложил муж. – В ресторан, например. А Настю соседке оставим.

– Лучше я тебя соседке оставлю, – усмехнулась она. – Но предложение оценила. Все, пока!

На работу Роман уходил с твердым намерением купить Вальке хотя бы букет цветов. Жизнь налаживалась. Плешь – это не так страшно. И тема женского пола была не закрыта.


Солнце кололо жаркими лучами сухие щеки. Юлька открыла глаза и бессмысленно посмотрела в потолок. Дальше изображать больную не имело смысла. Зуб надо рвать сразу и резко, а не тянуть за ниточку медленно и аккуратно. Так будет только больнее. По логике получалось, что и мужа из своей жизни тоже нужно вырывать резко. Но Юлька этого сделать не могла. Вдруг оказалось, что она любит. И если эту любовь как-то от нее оторвать, то появится такая страшная дырка, в которую быстро утечет вся жизнь. И останется пустая, нежизнеспособная оболочка.

– Что я наделала, – пробормотала она и зажмурилась.

– Юль, ты проснулась? – отреагировал на звуки ее голоса Митя.

– Да.

– Как самочувствие?

– Нормально.

– Юль, я понимаю, что сейчас не очень подходящее время, но я должен сказать… – проговорил Митя.

Перебивать его не имело смысла. И признаваться в чем-то самой – тоже. Юлька лежала и думала, что когда сильно-сильно любишь, можно простить все, что угодно. Во всяком случае, сейчас она могла простить. И не потому, что сама была виновата. Просто хотела любить его дальше. Жить долго и счастливо. И умереть в один день.

А без Мити это будет делать не с кем и незачем. Его нельзя заменить. Дурацкое слово «заменить» застряло в сознании и крутилось там, пока муж сбивчиво признавался в измене. И надежды никакой не было, потому что он не просто каялся. Он уходил. Юлька поняла это еще тогда, в первый вечер, увидев его пустые глаза.