— Я смотрю, у вас… изменения в штабе помощниц, — кивнула в сторону девушек, что прислуживали Хорсту.

— А, да, — смеется. — Не без твоей помощи.

Обмерла я в удивлении. Молча подначиваю продолжить.

— Слишком много споров стало. Приводили в доводы опыт, полученный в работе с тобой. А это… сама знаешь, как доводит нашего Лекаря. Вот он и решился… изгнать полусестер, полностью заменив на монахинь.

(невольно поморщилась я от злости)

— Всё равно, — задумчиво шепчу, изучая незнакомок взглядом. — Как-то слишком… много их, что ли, стало.

— А… это да. А ты что… так воодушевленно на них смотришь? Небось, есть помыслы примкнуть к ним?

— Не-е-ет, — взревела я, заливаясь смущенным смехом, и лихорадочно закачала головой. Но еще миг — и обмерла, замыслившись. — Не знаю…

* * *

— Ладно, Фреджа… С тобой хорошо, но… долг завет. Надеюсь, на днях еще увидимся.

— Давай. Заходи. Знаешь как мы здесь тебе рады!

Улыбаюсь. Взгляд на Хорста.

— О, да. Особенно он.

Хохочет женщина.

— Ну, его доводить… — это исключительное удовольствие… для нас обеих, так что… тоже хороший повод.

Не сдержалась я — и, поморщившись от стыда, залилась звонким смехом.

Услыхал. Бросил колкий взгляд через весь зал на нас, но еще миг — и натянул маску непринужденности и равнодушия, разворот — да пошагал прочь.

* * *

И уже же направлялась на выход, и уже же, практически, была за пределами крепости, как вдруг… странный, напряженный знакомый голос заставил обмереть на месте. Еще мгновение — и осознание того, кому он принадлежит, вынудило прижаться к стене и застыть, внимать каждому слову, ловить каждый звук.

— Не переживайте. Всё, что от меня зависит, и даже больше, я непременно свершу. Сначала уберу этого мерзкого пса Менделя, дискредитируя его, а затем и Рихтенберга придет очередь. Оба Генриха к власти отныне не подступятся ни на руту. Прошло их время. Прошло. И теперь править будут достойные, а там где я — и Вам место найдется.

— Но ждать некогда. Не сегодня-завтра они оба прибудут в крепость, и тогда будет поздно уже о чем-то думать.

— И торопиться нельзя. Малейшая прореха — и мы сами скатимся с горы. Доверьтесь мне. Кто, как не я, знается в этом деле…

Заледенела я от ужаса прозрения. Резвый шаг в сторону, но вмиг раздалось за моей спиной.

— Анна?

* * *

— После всего… Бауэр. После всего, что я для Вас сделала, о чём… мы договаривались… В-вы… идете на такое, — путаюсь в словах, буквах, заикаюсь от ужаса и шока.

— Анна, — едва слышно шепнул, сильнее сжав за локоть. Мерзко сплевывает, гневно шепчет на ухо. — То, что Вы слышали — враз подписало Вам смертный приговор. Но вместо… загнанного клинка в сердце, я всё еще с Вами церемонюсь. Наш договор это никак не нарушает. То, что касается дел здесь, отнюдь не имеет к Вам никакого прямого отношения. А все Ваши… чертовы темные помыслы мне недоступны, и мне на них плевать. Я Вас отпущу… но если хоть одна живая душа узнает о том, что здесь произошло, что услышали, или сами попытаетесь помешать — не погляжу на добрые заслуги. Сам лично прикончу. Всё ясно? — гневно встряхнул меня, словно тряпичную куклу.

Ядовитый, пронзительный взгляд в глаза — поддаюсь.

Несмело, едва различимо шепчу:

— Ясно.

— То-то же.

Резвое, грубое движение — и пнул меня от себя, словно гнусность.

— И чтобы я Вас здесь больше не видел, иначе тотчас же приму сие за измену.

* * *

Едва ли не прожогом добраться, домчать до Цинтена. С глазами бешеного зверя, отыскать в коморке Беату, замереть около нее. Шумно, взволнованно дышать.

— Анна? Что-то произошло? — оторопела та от внезапности.

Несмелое движение на выход, но, тут же, преграждаю ей путь. Глаза в глаза.

— Мне нужна твоя помощь.

— Моя?

— Что угодно, но их надо остановить.

— Кого их?

Взгляд около, за дверь, убедиться, что никто не подслушивает, и едва слышно… выдать всё как на духу.

— И какие идеи? — удивилась та.

— Я думала, ты мне подскажешь.

Пожала плечами девушка. Опустила виновато голову.

— Ну, всех же их со свету не свести?

И вновь глаза в глаза. С вызовом.

— Знала бы я кто второй…

— Анна? — удивленно. — Ты же не серьезно?

Шумный вздох. Шаг в сторону. Пройтись вместе в ней на кухню. Сесть в углу, рядом с какой-то кучей то ли сена, то ли еще чего-то непонятного.

— А ты что предлагаешь?

— Надо думать. Но… то не выход. Будут вопросы, и будут искать виноватых. Да и… только Богу известно, насколько эта паутина расплелась. Их явно не двое.

— Да понятно, — нервно рычу. Взгляд около.

Присесть на лаву.

Невольно, отчасти неосмысленно, бесцельно пялиться на то, чем занимается Беата. Однако, еще миг — и страной дымкой в голове восстает во мне воспоминания из какого-то старого, местами глупого, фильма-ужаса про древние времена.

— А что это у тебя? — кивнула я на ее руки.

— Это? — ткнула мне ближе, разворачивая плетение. — Конский волос.

— Зачем он тебе?

Смеется, сгорая в недоумении.

— Шнурки и нитки делаю. Что в полотно пойдет, поясницу в зиму греть, а что так — по хозяйству. Да и раны хорошо ими зашивать. А что?

Шумный вздох, издавая волнительный писк. Нервы натянутой струной, а страх с разбуженным безумием пустились в бесовской пляс.

— Да есть тут одна идея. Как подобраться к нему… Ну, а там — одно из двух.

— Анна, — рычит, с опаской оглядываясь по сторонам.

— Не страшись. Жить будет, — шепчу. — Но вот чего… современный человек боится больше всего на свете, сильнее даже чем саму смерть? А уж тем более… монах?

— Чего?

— Того, что не сможет ни оправдать, ни объяснить, — многозначительно, злокозненно ухмыляюсь. — А если во всем этом еще будет замешана женщина, рыжеволосая женщина.

— Ведьма, — едва внятно, задумчиво шепчет Знахарка.

Киваю головой.

Шумный вздох подруги. Еще миг настороженного, серьезного вида, взгляда — и коварно (молча) ухмыльнулась мне в ответ.

— Он хотел дискредитации? — продолжаю. — Ну что ж. Он ее и получит. У меня тут как раз, — наклоняюсь к ней ближе (отвечает тем же), шепчу, — чепчик подходящий есть. Не хватает только деталей. Поделишься со мной этим твоим… бесценным добром? — метаю взгляд на кипу конских волос.

Покорно кивает та головой. Пристальный, изучающий взгляд мне в очи.

— А еще нужна хна и наша мазь… А также, помнишь, ты как-то говорила, что некоторые масла не только могут всколыхнуть огонь, но и вызвать целый пожар, едва до них доберется искра?

Болезненно рассмеялась девушка, закачала головой в негодовании.

Но еще миг — и вновь кивает одобрительно. Закусила на мгновение губу.

— Ты только не попадись им, — шепчет Беата.

Ухмыляюсь.

— У меня отличные учителя.

Удивленно вздергивает та бровями.

— Что ты, что Жизнь.

Смеется, пристыжено заливаясь краской. Молча кивает головой, обреченно прикрыв веки.

* * *

Если вдали от Бальги всё это казалось безумием, то сейчас — просто-напросто, неисполнимой придурью. Но… увы, и долгом.

А потому глубокий вдох — и смело ступить на деревянный помост. Добродушно улыбнуться встречающим.

— Анна? — обмерла Фреджа.

— Не ждали так скоро? — язвлю.

Смеется. Улыбаюсь и я.

— Не знаешь, где можно отыскать кое-кого? — продолжаю.

— Кого?

* * *

Вступая в бой… разумно иметь при себе не только оружие, но и… какие-никакие, доспехи. На удивление, символично вышло: за защитой мой взор обратился к приспешникам Бога.

— Анна, вы хорошо обдумали свое решение?

Немного помедлить, но буквально еще один вдох — и уверенно, живо закивать головой, вглядываясь в глаза монахине.

— Да. Бесспорно. Только… можно Вас попросить… заключительный этап отложить до возвращения моего духовного наставника, брата-рыцаря Генриха Фон-Менделя, дабы получить на всё это прямое его благословение?

* * *

Теперь оставалось самое сложное.

Однако, надеюсь…. сегодня Вселенная мне вновь будет благоволить.

Дождаться поздних сумерек. Буквально сразу отыскать мерзкого Бауэра и загнать его в ловушку.

— Анна? — обомлел в ужасе Фон-Нейман, едва за мной громко захлопнулась дверь.

Коварный, похотливый (мой) взгляд, легкое, непринужденное движение — и сбросила с себя на пол рубаху.

Заледенел. Взор прикипел к обнаженным формам. Не дышит.

Плавное движение кошки — и нагло, уверенно коснуться рукой его лица, обнять за шею и притянуть к себе. Дерзкий, пылкий шепот, обжигая дыханием кожу, и вмиг впиться откровенным поцелуем в губы. Пытается противостоять, оттолкнуть меня, но напор слишком слабый, чтоб хоть как-то сойти за правду.

— Анна, что Вы задумали? — рычит, едва оторвалась я от его уст, делая вдох.

Но (тут же) грубо хватает меня за грудь, сладострастно сжимая ее, не желая спугнуть распутную игру.

— Вы же, Бауэр, четко дали понять, кто теперь правит балом. Так почему бы мне не примкнуть к победителям?

Коварный взгляд в глаза — и медленно начинаю оголять его, стягивая одежины. Нервно дышит, дрожит, взволнованно метает взгляды, то в очи, то на уста.

Облизать свои губы — и дерзко улыбнуться.

Еще миг — и подхватил меня себе на руки. Шаги вслепую к кровати. Не сопротивляюсь. Лишь страстно впиваюсь пальцами, острыми когтями дикой рыси, в кожу, раздирая плоть до крови, разливая по грешному рассудку терпкий яд дурмана.

Еще вдох, еще движение похотливых, жадных поцелуев — и наконец-то обмер, запнувшись. Испуганный взгляд мне за спину.

— Дым! — попытка вырваться, но сдерживаю его силой. — Анна! — рычит, уткнув бешенный взор мне в глаза.

А в голове его уже начинает мутнеть. Морщится гад, кривится; нервически моргает, пытаясь из последних сил удержать разум при себе.

Шум в короидоре. Нервный стук, крики, возгласы. Вот-вот выбьют дверь.

Живо освобождаю его, пьяного, из своей хватки и тотчас срываюсь на ноги.

Распахнулось дверное полотно, обреченно впуская клубни дыма внутрь.

Выскочить через противоположный выход, оставляя в ужасе крестящихся монахинь, нарочно уловивших мой отдаляющийся силуэт.

— Брат Фон-Нейман? — испуганный визг, доходящий луной.

* * *

— Это всё она! Это всё Анна! Ведьма Цинтеновская!

— Побойтесь Бога! И прикройте его, — скомандовала матушка, скривившись от ужаса.

— О, Господи! — побледнела молодая монахиня и отбросила рубаху прочь.

— Что там?

— Она вся в крови.

— Это всё… Анна, — едва уже различимо, отрешенно пробормотал Бауэр.

— А еще… у него вся спина разодрана, — едва слышно, стыдливо прикрывая рот рукой, шепнула другая.

* * *

К следующему же вечеру Фон-Нейман, практически полностью, пришел в себя, хотя с постели так и не встал.

И вновь по настоятельной просьбе ублюдка матушка у его кровати.

— Вы ее нашли? Ее заключили под стражу? Где она?

— Успокойтесь, прошу, брат Бауэр. Вы были не в себе, и могли… что-то напутать.

— Как? Да что Вы!

— Это не может быть Анна, — продолжает (хоть и сдержанно, но с напором) монахиня. — Мы вчера сами видели… ту женщину. Вернее ее силуэт.

— Это был дьявол, — едва слышно кто-то шепнул за нашими спинами. Отчего живо многие перекрестились.

Поморщилась матушка, но не отреагировала. Продолжила речь.

— И ни своим видом, ни поведением она никак не может быть нашей Анной: рыжие, длинные волосы, что едва скрывали постыдную наготу. А ведь Анна еще вчера днем приняла постриг для вступления в монастырь, и ее русые пряди покорно превратились в тонзуру. Можете сами убедиться. Анна?

Шаг вперед, пробираясь промеж столпившихся у двери монахинь, — и смиренно склонила голову я перед своими судьями.

Лихорадочно перекрестился Фон-Нейман, взволнованный бешенный взгляд по сторонам.

Шумные, нервные вздохи, запинаясь в невысказанных речах.

(… а я с последних сил едва сдерживаю свою ликующую ухмылку)

— А…а ногти?! Под ногтями моя кровь!

— Анна, — и вновь повелительное матушки.

Подчиняюсь. Покорно протягиваю вперед руки.