Ольга Дашкевич - Шаман

— Погоди! Она звонила?.. Что она сказала? Где она?..

— Она ничего не сказала. Она… кричала и… выла. Скорее, Иван, миленький. Я тут с Тошкой. Мне сказали, что он принял убойную дозу наркотиков… Он в реанимации. Скорее, Иван. Ищи Нэнси.

Он отключился, я спрятала телефон и, стараясь твердо держаться на ногах, кивнула медсестре. Она молча повела меня к лифту, потом по длинному коридору вдоль остекленных отсеков с высокими кроватями, окруженными медицинской аппаратурой.

За стеклом одного из них — не знаю, которого по счету, — я увидела Тошку.

Я подошла поближе и прижалась к стеклу. Наверное, этого нельзя было делать. Наверное, медперсонал не одобрял таких жестов, потому что ладони оставляют на стекле следы, которые потом приходится вытирать салфетками. Но я прижалась к стеклу ладонями и лбом, потому что прижаться к Тошке не могла, — и сестра Вейнмар мне ничего не сказала. Я стояла там и смотрела на своего мальчика, наверное, год, или два, а он меня не видел. Потом я отняла ладони от стекла, к которому прилипла намертво, и ушла, хотя никогда бы не поверила, если бы мне сказали, что я смогу это сделать.

— Вера!

Иван просигналил мне из своего «крайслера», не заглушая мотора. Он только что подъехал к самому входу в госпиталь и уже открывал для меня переднюю дверцу. Лицо у него было бледное и измученное, волосы обвисли тусклыми прядями, но в глубине глаз горел злой огонек.

— Садись. Курить будешь?

Я кивнула. Сигареты у меня кончились два часа назад, и я вытащила одну из протянутой пачки, щелкнула зажигалкой и с жадностью затянулась.

— Ну, что?

Иван хмуро качнул головой и стал выруливать к воротам.

— Ничего. Телефон, с которого она звонила, принадлежит какому-то Кевину Томпсону из Ламбертсвиля. Копы с ним связались, и он заявил, что телефон забыл вчера в баре. Ну и все. У них нет к нему претензий. Они даже отказались дать мне его адрес. Адрес я все равно узнал… в телефонной книге Томпсонов в Ламбертсвиле аж восемь штук, но этого Кевина там нет, я проверял. Зато, отираясь в участке, я успел заглянуть в компьютер, когда они пробивали телефонный номер. Адрес там был, и я его запомнил. Копы даже не заметили — может, думали, что ничтожный иммигрантишка компьютера в глаза никогда не видел… В общем, адрес у меня есть, и я уже наведался в Ламбертсвиль к этому Кевину Томпсону.

— Ты с ним встретился? Кто он вообще такой? — я нервно стряхнула пепел.

Иван пожал плечами.

— Богатенький буратина. Самого Томпсона я не видел — ломиться в дверь в четыре часа утра все-таки не стал, побоялся, что он в полицию позвонит. А вокруг походил, пригляделся. Старый дом, ухоженный, большой участок, профессионально оформленный ландшафт. Подвал. Отдельный гараж. Все, как надо, короче. Не похоже, чтобы такой респектабельный придурок занимался похищениями красоток, но кто его знает…

— Едем туда. Сейчас уже не так рано. Не до церемоний. Я не знаю, что они там с ней делали… но голос у нее был такой, точно ее живьем расчленяют. И этот порез у Тошки на руке…

— Ты думаешь, это связано? — Иван мрачно смотрел на дорогу, его пальцы на руле побелели.

— Еще как думаю, — я с силой затушила окурок в пепельнице и отвернулась к окну, глядя на пролетающие мимо невинные усадебки и одинаковые жилищные комплексы.

Мы уже подъезжали к Ламбертсвилю. Иван притормозил на заправочной станции, и, пока он заливал бензин, я вошла в стеклянную коробку сервисного центра и купила два стаканчика относительно свежего, горячего, и даже довольно крепкого кофе. Было около семи утра, посетителей в центре почти не наблюдалось, только у стенда с картами для путешественников стояла тощенькая блондинка в розовых шортах и листала глянцевый атлас дорог. Она мельком взглянула на меня и отвернулась, а мне вдруг почудилось нечто неуловимо знакомое в ее лице, и я взглянула попристальней. Где я видела этот характерный поворот головы, эти сложенные сердечком губы, эту высушенную диетами и тренажерным залом фигуру не слишком молодой, но очень ухоженной женщины?.. У меня прекрасная память на лица, но после стресса и бессонной ночи, полной беспросветного отчаяния, я все-таки соображала довольно туго, поэтому так и не вспомнила.

Когда я расплатилась, получила сдачу и вышла на улицу, Иван уже сидел в машине. Я села рядом с ним и сунула его кофе в подставку для стаканов. Он молча вырулил на дорогу, и я краем глаза заметила, как давешняя блондинка торопится от сервисного центра к серебристой «ауди», за рулем которой тоже кто-то сидел. Водителя я не разглядела сквозь тонированные стекла. «Ауди» выехала со стоянки и двинулась за нами следом. Иван не обратил на это внимания, а я почему-то решила на всякий случай поглядывать, не увяжется ли за нами блондинка. Однако «ауди», ловко обогнав нас, унеслась вперед, и я подумала, что у меня, кажется, начинается паранойя.

Дом Томпсона царил в конце тенистой улицы, застроенной старинными особняками, — именно царил, потому что его участок был больше и красивее прочих, да и сам дом по размерам и архитектуре напоминал небольшой замок. К тому же, он был выстроен так, что на нем улица городка заканчивалась — позади не было никаких домов и виднелась зелень запущенного парка, а фасадом он был обращен к основанию улицы, так что остальные усадьбы находились от него на некотором отдалении, и дорога обрывалась как раз у старинных кованых ворот. На обочине было достаточно места для парковки, и Иван пристроил машину у тротуара, заглушил мотор, вышел и окинул взглядом дом, приветливо сиявший чисто промытыми окнами.

— Хорошо живут буржуи, — заметил он не слишком радостно и оглядел свою помятую и несвежую белую рубашку. — Хотелось бы, конечно, в дом попасть. Но, чует мое сердце, нас дальше порога не пустят.

— Посмотрим. — Я решительно направилась ко входу.

Невысокая каменная стена, обрамлявшая усадьбу, венчалась декоративным кованым ограждением, выполненным в том же стиле, что и въездные ворота, сбоку от ворот в стене виднелась изящная калитка. Калитка была заперта, и я нажала на кнопку звонка.

— Да?.. Чем могу быть полезен? — раздался из переговорного устройства приятный мужской голос, чуть искаженный техникой, и я, кашлянув, вежливо сказала:

— С добрым утром. Простите за беспокойство, но мы хотели бы поговорить с мистером Томпсоном. По очень важному делу.

— Входите, прошу вас, — голос был вполне любезен. В замке зажужжало, потом щелкнуло, я нажала ручку и, не раздумывая, шагнула на вымощенную красноватой плиткой дорожку к дому. Иван вошел следом за мной, и калитка за нами захлопнулась, точно вежливый капкан.

Дорожка вела вдоль подъездной аллеи, вкруговую огибавшей пышный цветник, прямо к центральному крыльцу. Дубовая дверь, обрамленная витражными стеклами, была чуть приоткрыта, и мы, не задерживаясь, вошли в просторный, изящно обставленный холл. В конце холла виднелась распахнутая французская дверь в залитую солнцем гостиную и угол белого рояля с откинутой крышкой.

— Доброе утро, — из боковой двери навстречу нам вышел невысокий сухощавый и подтянутый человек в летних бежевых брюках и легкой, по виду очень дорогой рубашке. Он стоял на сверкающем медовом паркете босиком, слегка шевелил пальцами ног и приветливо улыбался, держа в руке красивую керамическую чашку с дымящимся кофе. Его редеющие светлые волосы, еще влажные после душа, были тщательно причесаны, но чуть топорщились надо лбом, светло-голубые глаза за стеклами очков в тонкой металлической оправе смеялись. Он производил удивительно приятное впечатление, ему хотелось улыбаться в ответ и болтать о разных пустяках. Но нам было не до пустяков.

— Здравствуйте, — Иван чуть отодвинул меня в сторону легким успокаивающим движением. — Вы мистер Томпсон? Меня зовут Иван Латышев, а это Вера Воронцова. Можно просто Иван и просто Вера. Мы к вам по делу… — он запнулся, но взял себя в руки и продолжил: — Вчера вечером пропала моя жена Анна, а ночью она позвонила Вере на мобильный с вашего телефона…

— Да-да, — голубые глаза посерьезнели. — Мне звонили из полиции около трех часов утра. Я вам очень сочувствую. Но, видите ли… к сожалению, я ничем не смогу вам помочь. Как раз именно вчерашний вечер я провел в баре… Я иногда выбираюсь туда по выходным, и вчера был как раз такой случай. И, поскольку я невероятно рассеян, я, кажется, забыл там свой телефон. И даже ни разу не вспомнил о нем, можете себе представить? Только когда мне позвонили из полиции, я спохватился, осмотрел все карманы и пришел к выводу, что, скорее всего, оставил телефон еще вечером на стойке. Его мог взять кто угодно. Это невероятно прискорбный случай, и мне очень жаль. Может быть, я могу предложить вам чего-нибудь выпить? Для спиртного сейчас, конечно, еще рановато, но вы не спали всю ночь, так что, может быть, кофе?.. Я варю довольно приличный кофе, научился, когда был в экспедиции в Африке. Арабы готовят этот напиток совершенно изумительно, только нужно правильно поджарить зерна…

Он слишком много говорил. Но его глаза светились таким неподдельным сочувствием, что мы с Иваном как-то размякли и согласились выпить кофе. Просторная кухня, отделенная от столовой неширокой барной стойкой, вся пропахла этим кофе, и запах был действительно умопомрачительный. Томпсон усадил нас в уютные плетеные кресла у маленького круглого стола и вручил каждому по чашке. На стол были поставлены серебряная корзинка с кексами, такой же изящный молочник и сахарница. Хозяин устроился на высоком стуле у стойки и, слегка болтая, точно мальчишка, босой ногой, принялся участливо и деликатно расспрашивать нас о подробностях вчерашнего вечера. Его любопытство, как ни странно, не выглядело неуместным. Он явно искренне сопереживал Ивану, потерявшему жену, и старался его успокоить. Но, несмотря на симпатию, которую вызывал хозяин особняка, несмотря на кофе и кексы, мы с Иваном, не сговариваясь, помалкивали о подробностях. Мы ничего не рассказали, например, о странном случае с оплаченным столиком в ресторане, а о Тошке Иван упомянул вскользь, сказав только, что нашему другу внезапно стало плохо и его увезли в госпиталь.

— Может быть, вы хотите позвонить в госпиталь и узнать, как он себя чувствует? — участливо спросил Томпсон, машинально набивая ароматным табаком небольшую деревянную трубку. — Ах, да, вы можете курить, пепельницы справа на полке. У меня есть сигары и сигарильи, если вы предпочитаете их.

— Спасибо, — отказался Иван, — если вы не возражаете, мы покурим свои… знаете, так привычнее. А в госпиталь мы подъедем попозже, мы ведь только что оттуда, так что ничего нового нам не скажут.

Томпсон не стал выяснять, что именно нам сказали врачи, и я подумала, что он, возможно, вовсе не так любопытен, как мне показалось. Вообще-то, его неожиданное гостеприимство должно было бы нас насторожить, но оно почему-то не настораживало. Рассеянно оглядывая кухню и думая о том, как хозяину удается сочетать в ней безупречный стиль, уют и респектабельность, я бросила взгляд в наполовину занавешенное окно-фонарь за спиной Ивана. Это окно выходило на задний двор и там, за деревьями…

— Что это? — Я не удержалась от возгласа, увидев вдали над пышными кустами роз мраморную крышу чего-то, весьма напоминавшего склеп.

— Что, простите?.. — Хозяин удивленно приподнял бровь и перегнулся на своем стуле вперед, чтобы выглянуть в окно. — А, вы, должно быть, имеете в виду кладбище?.. Я давно привык, не замечаю… Оно очень старое, на нем уже давным-давно никого не хоронят.

— А вам не бывает неуютно от такого соседства? — спросила я, не отрывая глаз от мраморной крыши. — По ночам… Или осенью, когда тут все голое, и деревья не скрывают могил?

— Да нет, — Томпсон пожал плечами. — Я же говорю — я привык. Вы знаете, это даже поэтично выглядит, особенно при полной луне. Начинаешь чувствовать себя персонажем готического романа.

Он рассмеялся и подмигнул мне. Я улыбнулась в ответ и подумала, что наш хозяин, похоже, обладает легким бесстрашным характером и с ним, наверное, хорошо водить дружбу, лазать по горам и опасным ущельям и предпринимать рискованные путешествия в разные экзотические страны. Впрочем, он ведь и упоминал экспедицию в Африку… Наверное, он ученый.

— Вера, нам пора. — Иван поставил на стол опустевшую чашку и потушил сигарету в пепельнице, вырезанной из цельного куска какого-то темного камня. — Было очень приятно с вами познакомиться, — он пожал руку хозяину, легко спрыгнувшему со своего насеста. — Извините нас за беспокойство и большое спасибо за гостеприимство.