— Когда она придет в себя?

Руслан идет напролом. Спрашивает, интересуется и видно, что нервничает. Напряжен вплоть до того, что наседает на врача, рычит, злится, не в состоянии говорить спокойно. Оно и понятно. Далеко не ежедневно мы попадаем в подобные ситуации и часто ведем себя неадекватно.

— Возможно, завтра, а может и через неделю. Вы поймите, к перелому добавляется черепно-мозговая травма, тоже непростая. Когда пациент придет в себя никто не знает. Бывает, что человек умирает, так и не успев попрощаться с родственниками, — доктор констатирует сухие факты, но Руслану они не нужны. Он взрывается.

— Она будет жить, ты понял? — он хватает врача за грудки и прижимает к стене реанимации.

Доктор явно обескуражен и шокирован. Вряд ли у них каждый второй столь эмоционально реагирует.

Я пытаюсь оттащить Руслана, успокоить, но он никак не реагирует, а когда приходит в себя, убирает руки от белоснежного халата и даже успевает попросить прощения. Говорит, что был не в себе. Охрана прибегает почти сразу, Руслана скручивают, но доктор дает распоряжение отпустить его и говорит, что разберется сам. Я в который раз понимаю, что нам достался адекватный специалист, который не только профессионал своего дела. Ему не чужды эмоции!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Руслан снова не смотрит на меня. Отводит взгляд, а после и вовсе роняет голову на ладони и сидит так, ожидая непонятно чего.

Я укладываюсь рядом, кладу руку ему на спину и поглаживаю плечо. Хочу, чтобы он знал — я рядом. Мне искренне жаль Олю. И больше всего я желаю, чтобы она поправилась. Выкарабкалась, пришла в себя и все рассказала, ведь если она этого не сделает, всё оставшееся время Руслан будет винить себя. И меня.

Я не считаю, что виновна. Это жизнь, случается всякое, но понимаю, что не дай бог случись что с моей дочерью, я бы винила себя. Прокручивала в голове моменты, что можно сделать. Оля Руслану, разумеется, не дочка. Однако он переживает за нее. И я не в праве требовать другого.

Мы сидим так, наверное, час. К нам приходит медсестра и говорит, что мы не можем здесь находиться.

— Я никуда не поеду! — заявляет Руслан. — Я буду ждать, когда она придет в себя.

— Ты не можешь здесь оставаться, — пытаюсь достучаться до него. — Идем домой, там Ксюша ждет. Пожалуйста…

— Да что ты заладила, — он грубо отталкивает меня и встает. — Я сказал, что никуда не поеду.

— Своим присутствием ты ей не поможешь.

Я знаю, что не достучусь до него, но все же пытаюсь, пусть и безрезультатно. Ему тоже нужен отдых, а ведь у нас у обоих здесь есть работа.

— Зато я буду знать, что сделал все возможное, — отвечает. — Уходи, Аня. Пожалуйста. Ты разве не понимаешь, что мы виноваты? И ты, и я. Мы оба. Я ей не ответил из-за тебя!!!

Я отшатываюсь, сглатываю, мир перед глазами почти меркнет. Поверить не могу, что он это говорит. Медленно встаю с дивана, безжизненно опускаю руки вниз и смотрю на него. Он зол, раздражен и обижен, только вот я ни в чем не виновата! И никогда не пожелала бы даже врагу того, что случилось с Олей.

— Это жизнь, Руслан, и такое случается, — отвечаю ему. — Жаль, что ты этого не понимаешь.

Я остаюсь. Жду, что он что-то скажет, раскается, посмотрит с сожалением, но нет. Он делает вид, что меня в коридоре и вовсе нет. Ходит туда-сюда, спрашивает у медсестер о состоянии Оли. Увы, ничего нового нам естественно не сообщают. Врач ведь сказал, что как только будут изменения, мы узнаем о них первыми.

В повешенном состоянии проходит несколько часов. Я не пытаюсь утешить Руслана и как-то поддержать. Даю ему возможность побыть одному. Пусть перебесится, побудет наедине с собой и подумает. Меня он не слышит, какой смысл говорить?

Врач выходит из операционной после очередной попытки спасти жизни и, заметив нас, удивляется.

— Вы не ушли?

— Я намерен подождать, когда Оля придет в себя, — Руслан стоит на своем.

Доктор понимающе кивает и проводит нас в небольшую палату.

— Здесь можете переночевать. Видно, сильно дорога вам пациентка, раз вы боитесь уйти домой.

Когда доктор уходит я расстилаю кровати и упрашиваю Руслана лечь отдохнуть, чтобы набраться сил. Даже в этом он меня отказывается слушать. Молчит. Сидит на кровати, сложив руки на коленях, и смотрит в одну точку.

— Знаешь, а ты ведь радовалась, что я не ответил.

Его слова ранят. Попадают в самое сердце и оседают там малюсенькими холодными осколками. По спине прокатывается озноб. Я не хочу, чтобы разговор уходил не в то русло.

— Я видел радость в твоих глазах. Ты ведь ненавидела ее, да? И притворялась, — он усмехается и, подняв голову, смотрит на меня затуманенным взглядом. — И что ты чувствуешь сейчас? Радость?

Жесткая усмешка искажает красивые черты лица, руки сжимаются в кулаки, а сам Руслан становится напряженным комком нервов.

— А знаешь, да! — выдаю громко и четко. — Я рада, что все так сложилось, ведь благодаря аварии я поняла — тебе нужна она, Руслан. Не я и не дочь.

Он молчит. Смотрит на меня растерянно.

Наверное, я ждала, что он извинится. И опровергнет мои слова. Что-то скажет, как-то обоснует то, что сказал. Раскается! Да хоть что-то сделает, в конце концов!!!

Мне требуется еще пара мгновений, чтобы развернуться и выйти за дверь. Стереть со щек дорожки слез, что появились будто из ниоткуда и решительно направиться к лифту.

Всё кончено! Между нами всё кончено, набатом бьет в голове.

Глава 36

— Ты уверена, что сможешь работать над проектом дальше? — переспрашивает Леонид, будто не понял с первого раза. — Руслан уже написал заявление.

После последней фразы я делаю глубокий вдох и пытаюсь не показать, что мне больно. Не дать собеседнику понять, что внутри заживо сгораю.

Руслан нас бросил. Меня, дочь, работу. Всех! Ради нее.

— Уверена! — произношу чересчур громко.

Не думать! Даже не мыслить о том, что случилось, иначе попросту сорвусь и не смогу. Ни работать, ни…

— Как с дочкой поступишь?

— Отправлю к сестре. С ней будет сложнее, особенно теперь, когда… нужно объяснять, где он.

Леонид трет переносицу и тяжело на меня смотрит. Молчит. Видимо, понимает, что пытаться учить меня жизни сейчас — не самая лучшая идея. Я и так осознаю, что сглупила. В первую очередь тогда, когда согласилась съехаться. Нужно было подумать, взвесить все за и против, убедиться, что Руслан повзрослел. Я должна была думать о чувствах дочери после того, как он наиграется и уйдет. Как она отреагирует, что мне ей говорить потом.

— Ты ни в чем не виновата, просто он слишком зависим от нее.

— Зачем тогда мы? — непроизвольно вырывается, и я тут же пытаюсь перевести тему. — Забудь. Это неважно.

— Он ее не любит, — успокаивает Леонид. — Вообще не чувствует ничего как к женщине. Как сестра она ему важна. Он инстинктивно хочет о ней заботиться. Это нормально, потому что она ему ближе вас. Олю он знает дольше, понимает, что никого кроме него у нее нет. Вы же…

Леонид замолкает, будто думает, стоит ли вообще продолжать разговор. Я же молчу, не пытаясь его прервать, несмотря на то, что не хотела ничего слышать. Пусть говорит. Мне нужно знать. Оправдать его, как-то… нужно, чтобы не сойти с ума.

— Ты сильная женщина, Аня. Куда сильнее его. Ты выжила, когда он ушел, вырастила дочь и заработала на квартиру в столице. За каких-то шесть лет. Ты не сломалась.

— Откуда ты все знаешь? — пораженно спрашиваю.

— Нетрудно сложить дважды два.

— Он что, всем рассказал о случившемся?

— Он упомянул о девушке, которая разбила ему сердце. Мы выпивали, оба разговорились, поэтому когда появилась ты, я сразу понял, о какой женщине речь.

Новость о том, что он все это время знал нашу историю, немного выбивает меня из колеи. Потому что несмотря на знание, Леонид все равно проявлял ко мне интерес. И это обескураживало. В его глазах я должна была быть предательницей.

— У меня никак не вязался твой образ с предательницей. Все же было не так на самом деле?

Он спрашивает, а значит, Руслан не спешил рассказать Леониду, что я оказалась не такой уж и ужасной.

— Не так, но это уже не имеет значения.

— Ты родила ему дочь, этого достаточно, чтобы исключить тебя из разряда предателей.

— Когда я должна быть в Абу-Даби?

Хочу увести разговор подальше. Копаться в прошлом, тем более сейчас, когда между нами все еще больше усложнилось, не хочется.

— Тут съемку закончили, фотографии на удивление получились хорошими. Тебе на пользу работа с другим человеком.

—  С ним не нужно думать, — отшучиваюсь. — Так когда мне приехать?

— Мы будем дней через пять. В идеале через три, но… я выбью для тебя пару дней. Успеешь?

— Да, конечно. Мне только дочь отвезти и можно обратно.

— У тебя пара дней будет провести с сестрой. Поговори с кем-то, сейчас тебе это нужно.

Я благодарю Леонида и спешу в номер, чтобы собраться. Марина ни о чем не спрашивает, когда я оплачиваю ей деньги за работу. Говорит, что ей очень понравилось сотрудничать и если вдруг она понадобится в будущем, мы всегда можем ее набрать. Когда она уходит, мы с Ксюшей остаемся наедине. Я собираю чемоданы под веселые игры дочери и думаю о том, что дальше.

Он так и останется с ней? За три дня, что я провела в отеле и на съемках, он даже не появился. Не вернулся за сменной одеждой, карточками, не собрал чемодан. Находится в больнице и ждет, когда Оля придет в себя?

Не думать, Аня!

— Я не хочу к тете Соне, мама, — капризничает дочка, когда я прошу ее собираться.

— Нужно, малышка. Мы с папой уезжаем в другую страну, куда детишек не пускают.

— Совсем?

— Мы бы обязательно взяли тебя с собой.

Когда я научилась так врать собственной дочери? Когда я вообще стала говорить ей неправду?

— А папа? Он придет со мной попрощаться?

— Нет, малыш… С тетей Олей беда, папа с ней.

— Он нас бросил?

Я чувствую острое желание сказать ей правду. Она взрослая и наверняка поймет, возненавидит отца, возможно, но зато перестанет задавать вопросы, которые и так не дают мне покоя. Несмотря на желание, я все же не выставляю его в плохом свете. Потому что он отец. И потому что он тоже имеет право на ошибку.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Нет, не бросил, конечно. Просто он не может приехать. Я обещаю тебе, что мы вернемся вместе, и вы с папой обязательно еще поиграете.

Себе же даю обещание, что именно так и сделаю. Нужно будет — насильно привезу Руслана к Ксюше и заставлю объясниться! Если откажется — потребую дать мне расписку, по которой он обязуется не приближаться к дочке. Я не позволю делать ей больно. И врать малышке тоже больше не буду.

Перелет дается нам непросто. Я не могу отдохнуть, потому что рядом Ксюша, а она, будто чувствует, что что-то не так — нервничает и крутится, а еще задает кучу вопросов. Часть моего багажа я передала Леониду. Не вижу смысла тащить с собой одежду вначале в Россию, а потом и в Эмираты.

— Мам, а как же море? — разочарованно спрашивает Ксюша. — Папа обещал, что в одной из стран я искупаюсь.

Папа обещал, а маме расхлебывать. Прикрывать его задницу перед дочкой и чувствовать себя так, будто именно я лишаю ее этого отдыха.

— Никто не ожидал проблем, Ксюш. Мы обязательно поедем с тобой на море. Обещаю.

— С папой?

— С ним или сами, но поедем. Ксюш… прекрати пожалуйста, я тоже жутко устала.

Чувствую себя ужасной матерью, поэтому после посадки выдыхаю, а в аэропорту с энтузиазмом высматриваю Соню. Она должна была приехать за нами.

— Аня!

Сестра стоит чуть поодаль в теплой куртке и светлых джинсах. Рядом Олег и Пашка, которые при виде нас, тут же бросаются помогать. Забирают чемодан, обнимаю по очереди и подхватывают Ксюшу на руки. Дочка начинает визжать и смеяться, хохотать, позабыв о плохом настроении. Хоть одна проблема решена, думаю про себя.

Вместе с Ксюшей забираемся в автомобиль к Соне. Я сажусь на переднее сиденье, а дети размещаются в автокреслах сзади. По сестре вижу, что она не против расспросить о случившемся, но молчит, дабы не говорить при детях.

— Ты надолго?

— Пару дней. Послезавтра в обед у меня самолет.

Сестра замолкает и молча ведет машину. Я же внезапно чувствую прилив ностальгии. Наконец-то я дома. Среди привычных декораций, знакомых магазинов, названий, людей, разговаривающих на родном языке.

До квартиры добираемся быстро. Я хочу забрать Ксюшу домой, но она упрямо мотает головой и говорит, что соскучилась за братьями. Конечно, тащить ее насильно не собираюсь, поэтому соглашаюсь и собираюсь уйти сама. Соня перехватывает меня на лестничной площадке.