Придворные Людовика XIV жили, руководствуясь мотивами, которые понять очень сложно. Известнейший моралист Жан де Лабрюйер, о котором я столько слышала от Розена, и с которым просто мечтала познакомиться, так описал однажды жизнь простого придворного при дворе короля: «Этот человек может жить в своём дворце, где есть летнее и зимнее помещение, но он предпочитает ночевать на антресолях в Лувре и Версале; побуждает его к этому отнюдь не скромность. Покинуть двор хотя бы на короткое время – значит навсегда отказаться от него. Придворный, побывавший при дворе утром, снова возвращается туда вечером из боязни, что к утру там всё переменится и о нём забудут.

В этой своеобразной атмосфере, пронизанной блеском, страхом и благоговением перед своим августейшим господином, они проводят всю свою жизнь. Ничего другого для них не существует. И они готовы терпеть любые лишения, невыносимую жару и пронизывающий до костей холод, лишь бы не лишаться того, без чего попросту не смогли бы жить– лицезреть облик своего господина".


Представление и бал, должны были быть последними версальскими торжествами, прежде чем весь королевский двор переехал бы на зимовье в Тюильри или в Сен-Жермен-ан-Ле.

Разумеется, что ни о каком возвращении в дом маркиза, после воссоединения с бабушкой, не могло быть и речи. Мадам, так прямо ему об этом и заявила. Смирившись с тем, что не является больше для меня опекуном, Розен любезно согласился быть мне просто другом и наставником в дворцовых этикетах, чтобы максимально уберечь от большинства неловких ситуаций, в которые я по незнанию дворцового регламента, вполне могу вляпаться.

Он всё ещё дулся на меня за то, что я столько времени водила его за нос, скрывая то, кем являюсь на самом деле. Однако, мои внезапно улучшившиеся манеры, всё же не могли его не радовать. Их успех, как ни странно, он без лишней скромности приписывал исключительно себе, как обычно беззаботно отметая тот факт, что я могла получить их ранее, во время своей жизни в монастыре.

Избегая встреч с настойчиво ищущим его внимания Клермонтом, он, с разрешения герцогини Одемар, вместе с верными Клодом и Арно, также переехали жить в её дом.


* * * * *


– Вы уже определились с выбором невесты, мой друг, – в последнее время, графиня ежедневно спускалась к завтраку именно с этой фразой. Ренард болезненно поморщился. Избегать неприятной темы никак не удавалось. С трудом подавив желание разбить стоявший рядом хрустальный графин на четверть наполненный хересом, он, не поднимая глаз от тарелки, на которой до этого разделывал аппетитного на вид каплуна, ответил:

– Нет, но, как я вижу, вам доставляет удовольствие, мне об этом ежедневно напоминать.

– Это лишь для вашего блага, Ренард, поверьте. Возможно, сейчас, вы и не в состоянии понять всей серьёзности ситуации, но уверяю вас, иного пути нет.

– Пуля в висок, – чуть слышно пробормотал юный граф, потянувшись к графину.

– Вы что-то сказали? – мать удивлённо– насмешливо приподняла брови. Похоже, она не воспринимала всерьёз угрозы сына, принимая их лишь как проявление ребячества.

– Ничего, мадам. Ровным счётом ничего из того, что вам следовало знать, – Ренард отбросил в сторону белоснежную салфетку и поднялся, – через два дня, состоится завершение сезона. По такому случаю, его величество, как вам известно даёт бал. Уверен, что ни холод, ни смертельные болезни, не удержат от столь знаменательного события ни одной охотницы за графским титулом. Там, я и сделаю свой окончательный выбор, мадам. Надеюсь, этого обещания достаточно для того, чтобы в ближайшие два дня, вы не отравляли моего существования излишними напоминаниями о том, о чём я уже давно принял решение?

– Вполне достаточно, мой мальчик, – графиня была более, чем довольна. Осталось подождать всего два дня, и больше никто из прежних кумушек не посмеет глядеть свысока ни на неё, ни на её беспутного сына.

Пнув носком башмака ни в чём не повинный пуфик, случайно лежащий на его пути, Ренард де Сежен, выругался. Проклятье! Все его надежды и чаяния, в последнее время разбивались в прах. Плевать на постылый брак, с ним, он ещё как-то мог смириться, но отсутствие вестей от хорошенькой служанки трижды проклятого маркиза де Бульона, просто выводили из себя. Как могло такое случиться, что никто в целом Париже о них и слыхом не слыхивал? У кого бы он ни интересовался, вплоть до девушек из салона Нинон де Ланкло, никто ничего о них не знал. Все лишь насмешливо пожимали плечами и глядели на него, как на помешенного, когда он пытался описывать невероятную красоту простой служанки, с таким нежным и поэтическим именем-Роза.

Роза! Где же ты? Вспоминаешь ли о той встрече? Клянусь, что переверну весь этот проклятый город вверх дном, но найду тебя! Ты – единственная, кто сможет облегчить моё и без того нелёгкое существование, и ты нужна мне!


* * * * *


Он стоял на капитанском мостике, и держа перед глазами раскрытую подзорную трубу, тревожно всматривался вдаль. Письмо, что заставило совершить столь безумный и опасный путь, не давало ему покоя. По прошествии стольких лет, мечта вернуть себе всё, чего его обманом лишили, заставляла раз за разом бросаться вперёд.

Не единожды, находясь на волосок от смерти, он молил Господа о том, чтобы тот даровал ему жизнь, чтобы поквитаться со своими врагами, и каждый раз, благодаря Божьему провидение, виртуозно избегал все расставленные на пути ловушки. Всё это не просто так. Выходит, Создателю угодно, чтобы он по какой-то ему одному ведомой причине оставался жив.

А теперь это письмо… Сам господин суперинтендант Кольбер призывал его в столицу, которую он спешно покинул пять с лишним долгих лет. Что могло понадобиться второму по могуществу человеку во Франции от него, простого пирата, бороздящего ныне просторы Средиземного моря? Что скрывается за вежливым приглашением на тайную встречу и обещанием полнейшей безопасности и сохранности его жизни?

– Земля, капитан! Мы приближаемся. Велите вести судно прямо в порт?

– Нет, Саид, – свернув трубу, он спустился с мостика и похлопал своего помощника по плечу, – в порт мы не пойдем. Есть здесь неподалёку крошечная рыбацкая деревушка. Бросим якорь недалеко от неё и будем ждать. До тех пор, пока не получим соответствующего подтверждения, пусть никто из команды не покидает судна

– Будет исполнено, капитан! – Саид щёлкнул каблуками, – только скажите, вы уверены, что человеку, писавшему то письмо можно доверять? Не окажется ли это ловушкой, чтобы вернуть вас на Родину и повесить?

– Не знаю, – кобальтово-синие, как и у всех представителей рода Сежен, глаза Патриса блеснули, – Кольбер – птица слишком высокого полёта, славящийся своими невероятными сделками. Ему, наверняка, что-то понадобилось от меня, раз он намекнул, что готов выбить помилование от имени короля и возвращение титула графа Ламмер.

– Тогда в путь, капитан, – Саид улыбнулся человеку, которому был обязан всем, – не будем заставлять этого большого человека ждать.

– В путь, Саид. Сердце подсказывает, что произойдёт что-то очень важное. Поспешим.


Глава 33


Версаль! Разве может что-то в мире сравниться по своей утонченной красоте с этой бесценной жемчужиной в короне великого французского монарха? Строящийся долгие годы, в течение которых королю, равно как и его придворным приходилось жить в буквальном смысле посреди огромной стройки, сей шедевр архитектурного искусства поражал воображение каждого, кому когда-либо посчастливилось побывать в нём.

Министры и государственные секретари, в один голос уговаривали короля отменить приказ о переселении, поскольку это поначалу влекло за собой определённые неудобства. Но Людовик был непреклонен, он слишком долго шёл к своей мечте.

А всё началось с того злосчастного приёма, который устроил в своём новом роскошном дворце Во-ле-Виконт, тогдашний суперинтендант финансов, всесильный и могущественный, как всем казалось, мессир Николя Фуке. Хвастаясь баснословным богатством, министр и представить себе не мог, что сможет вызвать жгучую зависть у своего государя.

Решив, что негоже министру жить роскошнее короля, Людовик решил возвести для себя новый дворец. Он нанял ту же команду мастеров, что занималась строительством Во-ле-Виконт: архитектора Луи Лево, художника Шарля Лебрена и ландшафтного архитектора Андре Ленотра, и приказал им возвести нечто такое, что должно было превзойти по роскоши и размеру дворец Во-ле-Виконт в добрую сотню раз. По завершении строительства, Версальский дворец стал апофеозом потворства прихотям короля, возвеличившего и сравнивающего себя с небесным светилом– солнцем.

– Шанталь, будьте благоразумны, перестаньте вести себя, как неразумное дитя, и закройте, наконец створки. От ледяного воздуха, у меня все кости разболелись, – я улыбнулась на ворчание бабушки, и еле заставила себя оторваться от окна.

Множество террас, понижающихся по мере удаления от дворца, клумбы, газоны, оранжереи, бассейны, а также многочисленные скульптуры представляли из себя невероятно гармоничное продолжение дворцовой архитектуры. Знаменитые версальские фонтаны – создания Франсуа Франсина: фонтан Латоны, бассейн Аполлона, Водяная аллея, Обелиск, Колоннада – видя их издалека, я еле заставляла себя усидеть на месте и не броситься рассматривать вблизи. После того, как Розен рассказал мне забавную историю, связанную с ними, мне просто не терпелось увидеть всё собственными глазами.

А дело было в том, что в Париже, как многим известно, были весьма скудные запасы пресной воды. Так, как наличие огромных фонтанов подразумевало просто невероятные расходы воды, проектировщики решили проблему дефицита несколько своеобразным способом.

Собственно, речь шла о таком способе подачи воды, чтобы у царственного хозяина создавалось впечатление бесперебойной работы фонтанов. "Если Его Величество появится со стороны пруда, воду следует подать в Пирамиду, на Водяную аллею и в Дракона. Необходимо принять все меры, чтобы они били наилучшим образом, доколе находятся в поле зрения короля".

Убедившись, что Его Величество скрылся из виду, мальчик, что дежурил у Пирамиды, должен был оставить здесь лишь столько воды, чтобы ее хватило на „водяное полотнище". Когда король из нижнего парка, поднимаясь по аллее вдоль „Зеленого ковра“, идет ко дворцу, должны бить все струи от фонтана Аполлона до фонтана Латоны». Причем настоятельно рекомендовалось «начать пускать воду раньше, чем он может это увидеть, и не останавливать ее, даже если он уже прошел; закрыть все краны следует лишь тогда, когда он вернулся в замок».

Интересно, догадывался ли его Величество об уловках придворных? Не думаю, ибо стал бы монарх так издеваться над несчастным людом.

Чем ближе становился дворец, тем большее восхищение вызывал. Внутреннее убранство дворца ни в чём не уступало его внешнему виду, приводя всякого, кто впервые здесь появлялся в неописуемый восторг: картины и зеркала, хрусталь баккара и венецианское стекло, китайский фарфор и персидские ковры, величественные колонны и золотая лепнина – челюсть просто не выдерживала созерцания подобной роскоши, ежесекундно грозя окончательно съехать вниз.

Следуя программе, сначала была назначена официальная часть приёма. Сидя на троне, великий монарх принимал верительные грамоты от иностранных послов, и богатейшие дары со всех уголков света, что они привозили ему в дар от своих повелителей. Не смеющие сидеть в присутствии короля, придворные часами вынуждены были простаивать вдоль колонн, терпеливо ожидая завершения приёма.

По личному распоряжению короля, мне не следовало появляться на людях без его высочайшего на то позволения. Закутавшись с головы до ног в плотную накидку, надёжно укрывающую меня от посторонних глаз, я, укрывшись за одной из дальних колонн, пыталась получше осмотреться.

По случаю приёма, во дворце собралось такое количество гостей, что очень скоро практически нечем стало дышать. Капельки пота выступили на висках. Убедившись, что никто на меня не смотрит, я со вздохом облегчения сорвала с себя превратившуюся в пытку ткань.

Рядом послышался ехидный смешок. Это плут Арно, исполняющий сегодня роль моего пажа, который должен был нести за мной шлейф, развеселился при виде того, как бесцеремонно я поступила с роскошной вещицей, которая наверняка обошлась моим опекунам в кругленькую сумму.

Разглядеть сквозь толпу ничего не удавалось. Придворные выстроились вокруг своего сюзерена столь плотной стеной, что спинами загораживали мне весь обзор. Лишь по некоторым звукам и голосам, доносящимся до меня, можно было предположить, что происходит на другом конце залы.

Каждый раз, прежде, чем представить королю очередного иностранного гостя, щедро украшенный бантами и лентами церемониймейстер, с нелепыми, подкрашенными кармином алыми губами, трижды ударял в пол специальным жезлом распорядителя, и зычным голосом провозглашал имя прибывшего, под охи и ахи собравшихся придворных, шумно восхищающихся пёстрыми одеждами или богатейшими украшениями счастливчиков, удостоившихся приёма у короля.