Мы еще совсем немного понежились на том диване, в той квартире с разрывающим мозг дверным звонком. Потом Довженко легонько хлопнул меня по попке, поцеловал крепко до головокружения в губы и потянул вставать вслед за собой.

— Все, моя хорошая, пора действовать, меняя наши жизни.

Потом я поехала домой. Стас, как всегда, был молчалив и предупредителен, а мне с каждым метром, приближающим меня к особняку и отдаляющим от силы Довженко, становилось все страшнее. Я разрушаю свою семью ради мужчины, с которым, если не считать того вечера шестнадцать лет назад, знакома чуть больше года, из него близко, максимально интимно, всего месяц. Причем за этот месяц он вел себя, прямо скажем, совсем не по-джентельменски. Сумасшедшая! Контуженная страстью на все тело! Никто из знакомых меня не поймет, такой идеальной семьей мы казались с Горяиновым. Мама тоже будет против. Даже зная правду о бесчисленных Сережиных изменах, она считает, что мне очень повезло с мужем. В болото такое везение! Нет, Ира, семьи давно нет, есть только идеальная картинка, ширма, которую ты в угоду своему супругу, в силу своей слабости, зачем-то продолжала поддерживать. Сначала думала, что пациент, то есть наш брак, не совсем мертв, его еще можно реанимировать, потом привыкла, а затем пришел страх. Митька поймет, может, не сразу, но поймет, он ведь у меня, несмотря на юный возраст, такой рассудительный. А Валера?! Валера, Валера, хочу быть для тебя нежной и верной. Только от звука этого имени все сжималось внутри. Сейчас кажется, что он моя судьба, с которой меня по глупости, отеческой жестокости, разлучили в прошлом. Валера прав, нужно перестать плыть по течению, я еще достаточно молода, чтобы ставить крест на своей жизни.

Следуя инструкциям Довженко, вещей взяла самый минимум, себе пижаму и пару трусиков, Митьке пижаму, носочки и плавки. Все должно выглядеть так, будто я собираюсь отвести сына на тренировку. Остальное купим, на непредвиденные расходы у нас с Валерой есть полтора миллиона рублей. Ирония судьбы, но получается даже хорошо, что Довженко когда-то меня шантажировал. Будем считать это моей компенсацией за сломанные ребра, долгие годы счастливого в кавычках брака и бесчисленные слезы в подушку. Конечно, можно было еще в качестве моральной компенсации забрать из сейфа драгоценности. Их у меня много, Сережа щедрый сукин сын, с огромным самомнением, считающий ниже своего достоинства дарить жене дешевые подарки. Но как-то неправильно, уходя к другому мужчине, забирать украшения, подаренные предыдущим. Совесть не позволяла быть такой мелочной. В качестве приданого у меня только пара трусиков, восьмилетний сын и полтора миллиона моральной компенсации. Ах, да, еще я красивая… но совершенно ничего не умею делать по дому. Надеюсь, Валера не передумает забирать меня у Горяинова.

На секундочку зашла в свою мастерскую, не могу уйти в новую жизнь, не сказав до свиданья своим куколкам. Они тоже мое приданое. Так что я не такая уж и бедная невеста. Зачарованно стала ходить между стеллажами, любовно водя пальчиками по стеклу. Любого другого за такую оплошность я бы с потрохами съела, ведь от пальцев остаются следы, бросающие небрежную тень на мои прекрасные творенья.

Вот полки с экспозициями, посвященные героям различных книг и фильмов. Здесь в последней попытке кокетства застыла моя Скарлетт О,Хара в знаменитом зеленом бархатном платье. По книге она сшила его из занавески, а мне пришлось долго ездить по магазинам тканей, пытаясь подобрать желаемый цвет и дорогую фактуру. Чуть поодаль, в уютной гостиной с камином, уселась пить чай целая семья викторианской эпохи: седовласый сэр с пышными бакенбардами, его жена в чепчике, на лице которой застыло извечное любопытство, и пятеро дочек. На центральной полке «Неизвестная» Крамского, по моей воле сошедшая с кареты и обзаведшаяся кавалером себе под стать.

Следующий стеллаж посвящен сказочным персонажам. Вот спешит на бал наряженная феей-крестной Золушка, чуть ниже застыла посреди леса чарующе улыбающаяся Белоснежка с кожей светлой, как снег, губами яркими, словно кровь, и черными, будто дерево оконной рамы, волосами. На следующей полке блистает моя фантазия — полуобнаженная языческая принцесса Африки. Сколько времени и сил я потратила, пытаясь придать фарфору требуемый темный цвет.

Дальше шкаф с образами, не имеющими под собой каких-либо реальных прототипов. Тут у меня расположилась стильная девушка примерно шестидесятых годов прошлого века, волосы которой были повязаны косынкой в горошек, а глаза закрыты большими солнцезащитными очками. Создать куклу было намного легче, чем ее примечательные очки. Еще здесь на полках: спешащая куда-то современная бизнес-леди в плаще и с портфелем в руках, сексуально извивающаяся танцовщица, повисшая на пилоне, девушка-гимнастка, поднявшая мяч высоко над головой, и много других женщин, девушек и девочек.

Мужчин в моей обширной коллекции кукол меньше, но тоже имеются. Вот красавец-гусар. Сколько времени я потратила, пытаясь воссоздать его экипировку! Кажется, даже Золушку меньше обшивала. Ниже полкой застыл в кресле представитель сицилийской мафии в показном богатом костюме, с сигарой в зубах и в примечательных лакированных ботинках. По одну руку — красотка в мехах, в пальцах другой руки — пистолет. Странно, только сейчас обратила внимание, а ведь он очень походил на Валеру, во всяком случае, разворот плеч такой же внушительный.

На втором крутящемся стеллаже разместились мои исторические личности. Их у меня немного: несравненная, до сих пор сводящая мужчин с ума, Клеопатра, не зря же ее образ постоянно пытаются воссоздать во всё новых и новых фильмах, и рыжеволосая Елизавета Тюдор, которой, по словам Довженко, я безбожно польстила.

— Королева-девственница, мое почтение! — Даже сделала реверанс перед царственной особой.

Слезы побежали по щекам… Они ведь тоже мои дети… Внешность каждой я детально продумала, сидела, часами рисуя или просматривая интернет, в каждую вложила все свои способности и умения, которыми обладала на тот момент времени.

— До свиданья, мои хорошие… Обещаю, я обязательно вас заберу, — шептала я, продолжая любовно водить пальцами по стеклу, — только вас. Все остальное оставлю Горяинову, мне от него больше ничего не нужно.

Уже у перегородки, ведущей в библиотеку, оглянулась. Как больно в груди, меня всю ломает и кромсает, как ножами, будто я предавала, навсегда бросала любящих, безоглядно доверяющих мне питомцев.

— Родные мои, потерпите, пожалуйста, так надо. Я потом обязательно вас заберу.

Валере придется постараться, чтобы разместить такую ораву.

На первом этаже меня перехватила домработница.

— Ирина Владимировна, подскажите, пожалуйста, что сегодня на ужин приготовить.

Ха, мне абсолютно все равно! Плевать! Ужинать я собиралась совсем в другом месте.

— Ирина Владимировна, у вас слезы… Что-то случилось?

— О нет, нет… — поспешила я успокоить Тамару Ивановну, — просто соринка в глаз попала.

В оба глаза.

— Так что с ужином? — допытывалась домработница.

— Приготовьте все, что нравится Сергею Викторовичу, мясные рулетики с сыром, салат с крабовым мясом и обязательно поставьте бутылочку его любимого красного вина.

— Будете что-то праздновать? — уточнила Тамара Ивановна.

— Возможно, — загадочно сказала я и вышла из семейного склепа.

Удивительно, такое чувство, словно с груди тяжеленный камень упал.

***

Прежде чем ехать к Митьке в школу, попросила Стаса завезти меня в комплекс «Здоровье плюс красота». Нужно было забрать оттуда телефон, с помощью которого мы связываемся с частным детективом. Мое исчезновение было назначено на послезавтра, теперь, с учетом ситуации, планы требовали корректировки.

В машине по пути к школе внимательно присмотрелась к Стасу. Он хоть и двоюродный племянник, но у них с Довженко, пожалуй, было что-то общее, причем не только широкие плечи, какая-то внутренняя мужская сила и некоторая харизма надежной каменной стены, за которую так хотелось спрятаться.

— Стас, как ты думаешь, Валера правда меня любит?!

Внимательный взгляд в мою сторону.

— Любит, — криво усмехнулся Стас, — даже больше, он на вас помешался.

Разве помешательство и любовь одно и то же?! Сердце сжалось в приступе необъяснимой тревоги. «Ирочка, — пыталась я успокоить саму себя, — Валера твой человек, ведь нам даже молчать вместе хорошо».

А вот и Митькина школа показалась. В груди опять боль, сейчас мне предстоит самое трудное — разрушить счастливое детство своего сына.

— Мама! — радостно приветствовал меня Митька, выбегая из ворот школы.

Опять шапку позабыл надеть, сорванец.

— Я думал, меня сегодня на тренировку Стас отвезет.

— Нет, милый, ты пропустишь сегодняшнюю тренировку, мы поедем в другое место…

Точнее, в другую жизнь.

— Куда?! — полюбопытствовал сын.

— Давай сядем в машину, я хочу с тобой поговорить.

Предупредительный племянник Довженко распахнул услужливо автомобильную дверь. Сели с Митькой на заднее сиденье Mercedes-Benz GL-класса, тоже подарок мужа, который я не стану забирать.

— Стас?

Он меня понял с полуслова.

— Если что, я рядом.

Автомобильная дверь захлопнулась, отделяя меня и сына от остального мира.

— Митя, я хочу поговорить с тобой о серьезных вещах.

Сынок невольно насупился.

— Да, мам, я слушаю. Но ты не верь Ларисе Алексеевне, я с Грачевым первым не начинал драку. Он просто опять Дашку обижал. Я пробовал сначала с ним поговорить, правда, предупредил, только он слов не понимает.

О, боже мой! У ребенка тоже свои любовные трагедии, постоянно за эту девочку воюет… Надо будет еще раз связаться с мамой Грачева, обсудить ситуацию.

— Этот разговор по другому поводу, милый.

Темные глаза сына пытливо с любопытством смотрели на меня. Чувство такое, будто стою на краю высоченной горы без всякой защиты, голова кружится от страха. Я ведь такая трусиха… Не зная, как начать разговор, принялась ломать пальцы.

— Мама, что-то случилось?!

— Митя, ты ведь большой мальчик и знаешь — люди иногда расстаются.

— Вы с папой все-таки разводитесь?! — захлопал своими большими глазенками сын.

Настало время прыгнуть с высокой горы в новую жизнь. Глядишь, не разобьюсь.

— Да, я хочу уйти от твоего папы… и подать на развод.

— Это из-за тех голых теть, с которыми папа плавал в нашем бассейне, когда ты была в санатории?

Скотина! А ведь Сережа обещал не приводить домой шлюх… Скотина! Как он мог допустить, чтобы эту пошлость увидел ребенок?! Бедный Митька, наверное, очень переживал, но, боясь расстроить маму, не сказал ни слова.

— И поэтому тоже милый. Я разлюбила твоего папу, так бывает… Да и папа тоже меня не любит.

— Нет, мама, любит. Папа сказал, что эти тети всего лишь маленькие мужские шалости, а любит он только тебя… — доверчиво откровенничал Митька.

Господи, мне надо разводиться с Сергеем хотя бы ради сына! Иначе он воспитает из него такого же морального урода, каким является сам.

— Значит, мне недостаточно той любви, которую дает твой папа… Я хочу по-другому, милый, без чужих голых теть в нашей жизни.

— Как в сказке?

Растянула губы в грустной улыбке.

— Нет, сыночек. Как в нормальных семьях, когда люди друг друга ценят, уважают и не доставляют любимым людям боль.

Растерянный Митька сосредоточенно хмурил брови.

— Этого я и боялся, — совсем как взрослый, произнес сын. — Значит, все-таки разводитесь?

— Я не могу так больше жить, милый! Понимаешь, в нашем доме я все время чувствую себя так, словно у меня рана на теле. Будто мне что-то мешает дышать свободно.

— Папа будет злиться…

Митька тоже знаком со взрывоопасным, не терпящим возражений характером мужа. Злиться — это мягко сказано. Горяинову, с его непомерным самомнением, будет трудно принять, что его водили за нос, словно доверчивого простака. Он ведь мнит себя умным, расчетливым, считает, что у него все схвачено и до мелочей продумано. В этом они с Довженко похожи, только последний не бахвалится, как Сергей, просто ставит перед фактом. С одной стороны, мстительница во мне ликовала, ей давно хотелось возмездия, хорошенько обломать мужнино разжиревшее эго. Но более разумная часть меня боялась неконтролируемой агрессии, которая обязательно последует с его стороны. Возможно, более безопасно было просто уйти, а не уйти к кому-то, и уж тем более не к начальнику службы безопасности его собственной фирмы. Но предлагать такой вариант Валере даже не стала. Он не из тех людей, кто прячется за спинами других, у него тоже эго, ему важно пометить свою территорию.

— Будет злиться, будет рвать и метать, но я надеюсь, со временем успокоится, и мы сможем общаться вполне цивилизованно.