– По-моему, нет, – ответил Разумей Занудович. – Возможно, он искренне верит, что «Ротемит» для собак – истинное лакомство. Сам-то он его не ел.

– Ты его, скажем, тоже не ел, – ехидно заметила Внутренняя Богиня.

– Но видел и нюхал, – ответил Занудович. – Sapienti sat[11], не может быть нормальная еда такого кислотного цвета.


– Спасибо, не откажусь, – искренне улыбнулся Волк, подхватывая пакет. – Желаю вашей компании успехов и процветания, а вам лично – всего самого доброго!

– Спасибо, и вам того же, – ответил мужчина, энергично пожимая волчью лапу.


– Вовчик, ты как себя чувствуешь? – с тревогой спросила Красная Шапочка, когда они вышли на улицу.

– Прекрасно чувствую, – заверил Волк. – А что случилось-то?

– Ты не приболел случайно? – продолжала тревожиться девушка.

– Нет вроде, – ответил Волк. – Слушай, в чем дело-то? Скажи уже, что тебя так беспокоит? У меня вид болезненный, что ли?

– Вид у тебя самый обычный, – заверила Красная Шапочка. – Но зачем тебе эти консервы?

– Так ведь наши-то закончились.

Они как раз заворачивали за угол, и Красная Шапочка внезапно остановилась:

– Но… я думала, ты только мечтаешь от них избавиться!

– Ага, – ответил Волк. – Ты даже не представляешь, как я рад, что больше не будет никакого «Ротемита».

– Зачем же тогда консервы? – не понимала Красная Шапочка.

– Сейчас увидишь, – подмигнул ей Волк. – Идем же, у нас еще много дел.

Он буквально потащил Оленьку за собой, подальше от офиса «Hastle». Пройдя с полквартала, они нырнули под арку в какой-то дворик, где Волк остановился и принюхался, а затем решительно отправился в дальнюю часть оного. Там, под зеленым ондулиновым навесом, стояли два открытых мусорных бака. Не доходя до них, Волк вытащил из пакета одну из подаренных ему банок и сказал:

– Ах, тунец! – после чего прицельно метнул ее в один из баков. Банка громко ударилась о стенки.

Красная Шапочка захихикала.

– О, благословенный лосось, – продолжил Волк, зашвыривая вторую банку во чрево второго бака. – К сожалению, вы такая гадость, что даже дворовых кошек я вами кормить не буду. Я ж не какой-нибудь догхантер.

– Догхантеры вообще-то на собак охотятся, – уточнила Оленька.

– Все равно они скоты, – ответил Волк. – Подсыпают отраву бродячим псам, которые и чугунный лом переварят, что им тот яд? А дохнут от их отравы домашние животные. Так что я даже вскрывать эту отраву не буду. Отправляйтесь на помойку как есть, запечатанными.

И метнул банку в бак через спину по диагонали, что характерно, не попав. А затем втянул носом воздух, чихнул и добавил:

– Кстати, я понял, что мне по запаху напоминает «Ротемит». Мусорку.

– Эй, мужик! – заорал поднимающийся из-за контейнера мужчина бомжеватого вида, держащийся за голову. – Ты чего это деликатесами разбрасываешься? И не вскрывай их, не то на запах сейчас приползут все местные…

– Вы можете это есть? – поразился Волк, рассматривая мужчину крысиной наружности.

– Да мы каждый день сидим во дворе склада фирмы «Ротемит», он здесь недалеко, и ждем, когда они начнут выбрасывать погнутые или вскрывшиеся банки. – Крысиный бомжара запахнул на груди легкую куртку, не стиранную года полтора. – Деликатеснейшая закуска!

– Вот, – Волк поставил на асфальт пакет с логотипом ненавистного «Ротемита». – Наслаждайся.

Пока бомж быстро забирал пакет, с дерева спикировала ворона, попытавшись утащить вскрытую банку. Но возмущенно каркнула и умчалась обратно на дерево, когда бомж первым нырнул за добычей.

* * *

Запах натуральных отбивных Красная Шапочка почувствовала уже в лифте (а Волк, будь он здоров, уловил бы еще возле метро, за несколько кварталов от дома), а на лестничной клетке Волк неожиданно остановился как вкопанный и втянул носом воздух, после чего внезапно улыбнулся:

– Свиные отбивнушечки!

Войдя в квартиру, Волк, не расшнуровывая, сбросил кроссовки и метнулся на кухню, едва не сбив с ног выходящую оттуда бабушку в очередном платье из художественного салона. Сегодня оно было из шелковых лент.

– Что это с ним? – поинтересовалась Мария Ивановна.

– Ой, ба, не спрашивай, – махнула рукой Красная Шапочка. – Он сам тебе расскажет.

А Волк стоял у плиты, подняв крышку сковороды, нюхал ее содержимое, чувствуя, как к нему возвращается сила былинного Ильи Муромца от кваса, принесенного каликами перехожими[12] прибывает обоняние и мужская силушка.

Закончив свою терапию, он прикрыл отбивнушки крышкой, встал посреди комнаты и принюхался:

– А мы что, не весь «Ротемит» выбросили? – Затем, заглянув в мусорное ведро, сказал: – Да уж, не весь, вон, полбанки осталось. Пойду выкину, чтобы и духу его здесь не было. А уж потом отдам должное вашим целительным яствам.

– Слава богу, восстановление продолжилось, – Красная Шапочка облегченно вздохнула.

– Кто восстановился? – не поняла старушка.

– Обоняние у Волка, – ушла от ответа девушка и даже не покраснела.

– Вот и хорошо, а ты скушала бы отбивнушку-то, – уговаривала бабушка внучку, с тоской глядя на убогий, но, по словам самой Красной Шапочки, невероятно полезный для здоровья салатик, который та настрогала себе на синюю тарелку, цвет которой, по справкам диетологов, снижает аппетит. – Мясо, оно целебное. Видишь, и Вовчика нашего вылечило.

– А как же бедные животные, зверски умерщвляемые на бойнях? – возражала Красная Шапочка, с сожалением глядя на прекрасную, словно с иллюстрации в какой-то дореволюционной кулинарной книге для дворянства, отбивную, которую бабушка как раз выкладывала Волку на тарелку, на листья салата.

– Не знаю, как там на бойнях, – заверил Волк, с нетерпением приступая к трапезе, – но видел я в своей жизни, как колют свинью на селе. Хозяин, который ее кормил, которого она с поросячьего возраста знает, садится рядом с ней и начинает чесать за ушками, ласково что-то ей приговаривая. Свинка хрюкает от удовольствия, закрывает глаза, кладет голову ему на колено – и тогда он быстро, одним ударом, отправляет ее на тот свет. Она даже почувствовать ничего при этом не успевает.

– Да ну, – недоверчиво протянула Красная Шапочка, провожая жадным взглядом бабушкину сковородку, переставляемую на плиту с оставшейся отбивной.

– Ты просто у нас отродясь на рынке не была, – подтвердила волчьи слова Мария Ивановна. – Не то бы видела, что там все свинкины головы с довольным выражением лежат, честное бабушкино.

– Да ты меня просто успокаиваешь, – неуверенно сказала Красная Шапочка.

– Да чтоб я нюх опять потерял и все остальное, – побожился Волк.

– Так что, положить тебе отбивнушку-то, солнышко? – уточнила бабуля, и Красной Шапочке ничего не оставалось, как кивнуть.

Уминая сочное, аппетитное мясо, девушка сказала:

– Я поняла! Мясо есть можно… И вкусно.

– Слава тебе, господи, – перекрестилась Мария Ивановна, после чего поцеловала славянский языческий амулет и православный деревянный крестик, висевшие на груди. – Дошло до ребенка!

– …но только фермерское, – закончила Красная Шапочка. – В смысле, купленное на рынке, а не из фермеров.

– Фермеров есть не будем, – подытожил Волк.

* * *

Этому дню суждено было стать знаменательным хотя бы потому, что начался он не с традиционного включения телевизора на информационной программе, а с громкого звонка в дверь.

Ворча и чертыхаясь, Волк побрел в прихожую, и сразу же оттуда раздались звуки, сильно удивившие Красную Шапочку. Волку чуть ли не урчал котом от удовольствия, и девушку раздражали громкие вскрики: «Какой ты стал красивый, какой ты знаменитый» и сопровождающие их чмоки-чмоки.

Несмотря на утреннюю лень, Оленька не смогла сдержать любопытства и, подпоясав коротенький шелковый халатик, пошла в гостиную. За нею шлепнулся с кровати Дейзик.

Рядом с восторженным Волком стояла молодая женщина, похожая на исхудавшую Лису. Весь ее внешний вид, начиная от стоптанных туфель и заканчивая таким же «стоптанным» взглядом, говорил о том, что женщинам в этом мире живется нелегко. Шапочка с сочувствием посмотрела на гостью и облегченно вздохнула: «Страшненькая. Ну и слава богу, Серый не обратит на нее внимания». Дейзик тут же бросилось встречать гостью, но девушке было не до собаки…

– Пошел вон! – и она отшвырнула Дейзика ногой, да так сильно, что тот жалобно заскулил, ударившись о диван, а гостья как ни в чем не бывало, скинула с плеча спортивную сумку, села на нее, тяжело вздохнула и закрыла лицо руками.

Возмущенная Оля кинулась было приласкать щенка, но тот залез под старый диван, и достать его было невозможно. Красную Шапочку удивило равнодушие Волка, но тот почему-то ничего не замечал.

– Варенька, ты чего так расстроилась? Неприятности бывают у всех, – успокаивал девушку Владимир, отчего Ольге захотелось немедленно придушить гостью. – Сдалась она тебе, Москва эта несчастная… Поживешь у нас немного, отдохнешь, сил наберешься и вернешься в Тамбов, будешь жить припеваючи, торговать в том же магазине, где всегда работала.

Девушка громко всхлипнула.

– Ну-ну, не плачь, москвичами не рождаются, москвичами становятся, а ты у нас барышня сильная, пройдешь и через огонь, и через воду, и через медные трубы, – продолжал успокаивать Волк. – Вот залатаешь пробоины на своем корабле и поплывешь к новым берегам. Или обождешь, пока Москва так разрастется, что и наш город войдет в ее территорию.

От этих слов Варенька зарыдала пуще прежнего, а Дейзик стал подвывать в унисон из-под дивана.

Подав руку, Владимир поднял девушку с сумки и, придерживая под локоток, отвел ее на кухню.

Прислонившись к притолоке кухонной двери, но стараясь не быть на виду, Красная Шапочка наблюдала, как Волк поит незнакомую молодуху неопрятного вида чаем и кормит оладушками, в очередной раз оставленными Марией Ивановной.

Шапочке почему-то стало искренне жаль эту несчастную девушку, которую столица изрядно потрепала и выставила вон. Может, она увидела в ней отражение судьбы многих своих сокурсников по журналистскому цеху, а может, просто почувствовала себя более сильной.

«Легализовав» себя, Красная Шапочка открыто вошла в кухню.

– Чай? Кофе? – с искренним участием спросила она.

Нужно было видеть «дружественный» взгляд приехавшей Вареньки. Такой сосредоточенный, какой бывает у лис на зимнем мышковании: «Шевельнешься, пробью снежный наст, поймаю и съем».

Варенька явно не пришла в восторг от новой знакомой Волка. Она укоризненно посмотрела на Владимира, отчего тот опустил голову и залепетал:

– Это Красная Шапочка, то есть Ольга, моя невеста.

Глаза Вари стали совсем узкими.

– Значит, милый Волк, пока я искала новое место работы в Москве, ты устроил личную жизнь?

И тут Красная Шапочка успокоилась. То есть ей стало совсем спокойно, как бывает в критических ситуациях, даже весело. Не скрывая улыбки, она решила досмотреть это «шоу» в отдельно взятой бабушкиной квартире до конца. Не вмешиваясь.

А Волк, сам не похожий на себя, приложил лапу к груди и извинялся, пока непонятно за что.

– Варя, солнышко, я же, когда ты приехала в Москву, звонил каждый день, помогал деньгами. Но ты сама на захотела работать на киностудии костюмером.

– Не захотела и не смогла – разные понятия. У меня были расписаны все дни. Ты же знаешь, я работала в казино! А ты?

– Я был в Америке, снимался…

– Знаю-знаю, я тебя ни в чем не виню, – отмахнулась Варя. – Даже столько лет дружбы…

Началась перепалка.

Из всей этой истории Шапка поняла только то, что Варя приходится Волку одноклассницей и что ее характер, как и внешность, оставляет желать лучшего.

– Ну хорошо, предположим – ты постоянно занят, но вот эта… – Варя небрежно махнула рукой в сторону Шапочки, – фигля-мигля. Кто такая? Где взял эту перенакрашенную куклу?

Красная Шапочка такого обращения уже не смогла вытерпеть, набрала в легкие побольше воздуха, досчитала до десяти – не помогло. Тогда она подошла вплотную к незваной гостье и, грозно сдвинув брови, произнесла:

– Еще одно слово, и на клумбе под окном появится лежащее чучело.

Варя истерично расхохоталась, но все же отступила на шаг назад и со словами:

– Надо же, какая она у тебя буйная, Волк! Чуть что, так сразу в драку.

Шапочка чувствовала, что ситуация накаляется и вот-вот перерастет в скандал. Так оно и вышло. Через мгновение Варя вылетела из кухни с бешеными глазами…