— Ужин подан, дитя мое.

Даниэль очень медленно поднялась и робко пошла к столу. Линтон заметил это и с сожалением подумал о том, что собирался сейчас сделать.

— Прежде чем мы приступим к трапезе, Даниэль, я хотел бы задать вам несколько вопросов, на которые хотел бы получить честные и подробные ответы.

В руках графа блеснул маленький серебряный ножичек, и он с большим искусством принялся разделывать сельдь горячего копчения, фаршированную устрицами. При виде столь изысканного блюда Даниэль почувствовала себя совсем плохо. Она отступила на шаг. Потом решительно села на кровать.

— Я не голодна, — сказала она по-французски и тут же повторила это по-английски. У нее на глазах блестели слезы обиды и разочарования. Значит, на ужин можно рассчитывать только при условии откровенности с этим холеным аристократом.

— Что ж, очень жаль, — пробормотал Линтон, нанизывая на вилку кусок фаршированной рыбы и собираясь отправить его в рот.

Однако он вдруг почувствовал, что не голоден. Более того: аппетит совершенно пропал. И все же игру надо было продолжать. Или отказаться от плана разгадать шараду, которую жизнь подкинула ему в образе этой девушки. Снова наступило молчание, прерываемое лишь звяканьем вилки о тарелку и аппетитным причмокиванием одного из обитателей комнаты, с деланным удовольствием поглощавшего деликатесы.

— Похоже, дорогой лорд Линтон, вы намерены держать меня здесь взаперти, полуголой и умирающей с голоду. Так?

Граф поднял голову и с удивлением посмотрел на девушку. Даниэль сказала эту фразу на чистейшем английском языке без малейшего акцента.

— Нет, я не хочу заставлять вас голодать, дитя мое, — также по-английски ответил граф. Он отрезал большой кусок хлеба и налил воды в хрустальный бокал. Поставив то и другое на разрисованный затейливыми узорами поднос, Линтон перенес его со стола на кровать.

Девушка отломила небольшой кусочек хлеба, лениво размяла его между пальцами, уронив при этом несколько крошек на покрывало, и отправила в рот. Ей подумалось, что как ни мал был этот кусок, но он все же гораздо вкуснее той черствой булки, из-за которой она утром дралась с булочником. Но теперь ее глаза были прикованы к блюдам, заполнявшим стол. Да и ледяная вода, которую она с равнодушным видом потягивала из поднесенного графом бокала, не могла идти ни в какое сравнение со стоявшим перед Линтоном изысканным испанским вином в пузатой темной бутылке.

— Почему бы нам не начать с вашего возраста? — сказал граф, отрезая поджаристый кусок индюшки и аккуратно перекладывая его себе на тарелку. При этом он делал вид, что не замечает жадного голодного взгляда Даниэль.

Что ж, назвать свой возраст и получить за это сочный кусок жареного мяса — хорошая сделка. И все же девушка продолжала колебаться. Тем временем его светлость зачерпнул из серебряного сосуда полную ложку вкуснейшего на вид соуса и принялся старательно поливать им индейку. Покончив с этим, он снова поднял голову и с невинным видом мягко сказал:

— А затем вы назовете мне свое полное имя.

И положил к себе на тарелку ложку жареного горошка с несколькими аппетитно подрумяненными картофелинами. Подумав, он взял графин с испанским вином и принялся медленно наполнять свой бокал багряным, пузырящимся напитком. Этого Даниэль выдержать не смогла.

— Семнадцать, — отрывисто бросила она.

— Не окажете ли вы мне честь, мадемуазель, отужинать вместе. Прошу к столу.

Граф поднялся, отвесил своей пленнице самый что ни на есть аристократический поклон и, обойдя вокруг стола, поставил массивный деревянный стул напротив тарелки со всякой вкуснятиной. Даниэль не пробовала ничего подобного уже недель восемь.

— Прошу вас, — еще раз галантно пригласил он девушку. Даниэль не спеша, с достоинством поднялась с кровати и села за стол.

— Но прошу вас, ешьте медленно, — предупредил Линтон. — Ваш изголодавшийся желудок еще не привык к нормальной пище, а я не хотел бы провести эту ночь, поддерживая вашу очаровательную головку над тазом.

Граф налил себе еще вина и, изящно подняв бокал двумя пальцами, сквозь стекло принялся наблюдать за девушкой. Очень скоро граф убедился, что его предупреждения были излишними. Даниэль оказалась обжорой не в большей мере, чем распутницей. Но все же в ней было еще больше загадок, чем Линтон уже успел разгадать. Поэтому он решил продолжить свой эксперимент.

— Надеюсь, вы намерены играть честно, мадемуазель, — мягко сказал граф. — И если не ошибаюсь, вы задолжали мне свое полное имя. Так?

Рука с вилкой, которой девушка хотела взять себе немного жареного горошка, застыла в

воздухе.

— Мне нужна только правда, дитя мое, — серьезно добавил граф.

Даниэль не могла скрыть испуга перед сверхъестественной способностью Линтона читать ее мысли. Граф понял это, и его темно-синие глаза, встретившись с ее карими, немного подобрели.

— Я — Даниэль де Сан-Варенн, — капитулировала девушка. Она понимала, что этот человек не удовлетворится только половиной ее истории. Не успокоится, пока не будет знать все. И добьется от нее правды, сломив любое сопротивление так же легко, как волна прилива смывает на своем пути хрупкую плотину.

Тлевшее в камине сырое полено вдруг вспыхнуло ярким пламенем, осветив взлохмаченные локоны Даниэль и придав розоватый оттенок ее спутанной прическе «под мальчика». Граф глубоко вздохнул, как будто о чем-то вспомнив.

— Вы дочь Луизы Рокфорд? — в упор спросил он.

Даниэль чуть заметно кивнула головой и прошептала:

— Да. Это моя мама.

— Таким образом, вы — Даниэль де Сан-Варенн, внучка Антуана, герцога Сан-Варенна. Так?

— Была ею.

Даниэль опустила взгляд в стоявшую перед ней тарелку. Граф же, посмотрев на нее с удивлением, вновь наполнил свой бокал.

— Была? Как это понимать?

— Мой дед умер.

— Насколько я помню, Луиза вышла замуж за его старшего сына. Таким образом, вы являетесь дочерью герцога де Сан-Варенна?

— Мой отец также умер.

Граф задумчиво потягивал вино из бокала. Итак, герцог умер. Тем не менее, Линтон не сомневался, что история девушки только начинается. Теперь надо было дать Даниэль возможность отдохнуть, прежде чем она сможет или захочет рассказать все остальное. Блеснувшие в ее глазах слезы не ускользнули от внимания графа. Но почему же, во имя чего дочь одного из старейших и знатнейших семейств Франции вынуждена вести жизнь голодного оборвыша в темных переулках Парижа?

— Вы научились говорить по-английски у своей матери?

Граф пододвинул к себе вазу с фруктами, взял одно яблоко и, изящно разрезав его на мелкие дольки, размешал в розетке с малиновым вареньем. «Интересно, когда эта девчушка в последний раз пробовала подобный десерт?» — подумал он. Линтон предложил такую же розетку Даниэль, но та отрицательно покачала головой.

— Хорошо. Закончите трапезу чуть позже. Может быть, аппетит проснется, когда вы освободитесь наконец от накопившегося в душе страшного груза.

Линтон вдруг поймал себя на странном желании: посадить эту несчастную оборванку к себе на колени, убаюкать, как маленького ребенка, и постараться утешить. Тогда, возможно, она ему все расскажет. Но — нет! Что бы Даниэль де Сан-Варенн ни испытала в своей жизни, это произошло, когда она уже стала взрослой. И выведать у нее что-либо простыми ласками или утешениями не удастся. Кроме того, не стоит форсировать события. Граф Линтон задумался.

Прошло несколько минут. И вдруг в наступившей тишине раздался тихий голос Даниэль.

— Говорите по-английски, дитя мое, — прервал ее Линтон. — Это поможет взглянуть на все происшедшее с вами со стороны и более беспристрастно.

Даниэль чуть заметно кивнула головой в знак согласия. Когда же заговорила вновь, голос ее звучал нерешительно и дрожал. Но мало-помалу девушка успокоилась. И тогда перед графом Линтоном начала развертываться фантастическая история, полная невероятных кошмаров, предвещавших в будущем нечто еще более страшное…

Глава 2

— Я выросла в имении своего дедушки в Лангедоке. Надеюсь, для вас не секрет феодальные порядки, все еще господствующие в провинции?

Даниэль украдкой бросила быстрый взгляд на графа. Тот утвердительно кивнул головой. Девушка глубоко вздохнула и продолжила свой рассказ:

— Земельные и прочие налоги, которые приходится платить крестьянам, устанавливаются самими владельцами. К тому же сюзерены имеют право в любое время пользоваться и без того мизерными наделами своих вассалов. Дедушка в этом отношении не составлял исключения. Мой отец с его братьями — также. Они не гнушались и принуждать к сожительству крестьянских девушек. Равно, как их матерей, если несчастные мужья и отцы осмеливались вступаться за своих домашних.

Даниэль облокотилась обеими руками о стол, положив подбородок на сплетенные пальцы. Она смотрела отсутствующим взглядом куда-то вдаль, а ее мягкий голос звучал грустно и монотонно. Только иногда в нем слышались саркастические нотки, хотя лицо девушки оставалось бесстрастным. Граф сидел неподвижно и внимательно слушал, ожидая дальнейшего развития описываемых событий. Правда, пока ничего нового для себя он не открыл. Все это было донельзя знакомо…

— То, что я родилась девочкой, просто обескуражило отца и дедушку, — продолжала Даниэль. — В то время мои дядья тщетно пытались доказать родителям девушек из мало-мальски знатных семей, что достойны стать мужьями их дочерей. Попутно они продолжали плодить в имении внебрачных детей. В том числе и мужского пола. Но вряд ли кто-либо из этих несчастных мальчишек имел шансы стать со временем законным наследником поместья и герцогского титула.

На мгновение в лице девушки снова мелькнуло бесовское выражение, похожее на то, которое граф заметил у нее во время их первой утренней встречи.

— Вас, возможно, все это шокирует, милорд? — спросила Даниэль, не в силах сдержать насмешливой улыбки.

— Нет, дитя мое. Прошу вас, продолжайте.

Губы графа чуть дрогнули. Он отлично понимал, что за этим шаловливым вступлением последует нечто ужасно серьезное. Возможно, даже трагическое.

— Я… я… была всего лишь внучкой, — на мгновение запнулась Даниэль. — Поэтому все права стать наследником Люсьена, моего отца, естественно, принадлежали Филиппу. — И девушка с некоторым раздражением пожала плечами. — Вы ведь знаете, милорд, как устраиваются все эти дела. Предполагалось, что в подобной ситуации я должна была выйти замуж за какого-нибудь вдовца с видами на наследство. А потому требовалось срочно подыскать мне соответствующую партию. Причем — непременно в аристократических кругах…

Горькая нотка разочарования проскользнула в спокойном тоне Даниэль. Линтон про себя отметил, что в обществе, где вращался он сам, такого рода истории далеко не редкость. И все же сейчас речь шла о дочери Луизы Рокфорд. Поэтому граф пока воздержался от каких-либо замечаний и продолжал внимательно слушать.

— Маман считала меня умнее своих сверстниц, — рассказывала Даниэль. — А потому настаивала на более утонченном и тщательном воспитании.

Девушка заметила, как при этих словах граф нервно повел плечом.

— Все же признайтесь, милорд, что мой рассказ вас немного шокирует, — уверенно сказала Даниэль.

— Немного, пожалуй, — признался Линтон. — Но я ни на минуту не забываю, что вы — дочь Луизы Рокфорд.

— Вы были знакомы с моей мамой?

— Немного. Она ведь значительно старше меня.

Его светлость не мог позволить себе признаться, что восемнадцать лет назад разочаровавшаяся в своей семейной жизни Луиза Рокфорд, которой шел тогда двадцать второй год, посвятила его, шестнадцатилетнего юнца, в тайны и радости любовных наслаждений.

И Линтон погрузился в воспоминания. Сейчас Луизе должно быть около сорока лет. После краткого пребывания в Лондоне, а затем при французском дворе она уединилась в Лангедоке. Семейство Сан-Варенн вообще считалось семейством отшельников и неудачников. Они старались держаться в стороне от грандиозных кутежей и оргий, столь частых при дворе короля Людовика XVI. Они предпочитали предаваться более дешевым, но одновременно более доступным удовольствиям в собственном имении. Все члены семейства были убежденными пьяницами, не слезали с лошадей, славились наследственной бессмысленной жестокостью.

Луизе шел восемнадцатый год, когда Люсьен, виконт де Сан-Варенн, похитил ее сердце, а затем и невинность. Отец, граф Марч, уступил мольбам любимой дочери и дал свое согласие на свадьбу, которую грязные слухи и сплетни превратили в омерзительный фарс. Но время шло. И к тому времени, когда юный граф Джастин Линтон пал жертвой чар Луизы де Сан-Варенн, та уже успела преподнести своему мужу подряд двух мертворожденных сыновей. С необычными для женщин ее круга смелостью и решительностью Луиза изгнала Люсьена с супружеского ложа, заявив, что должна отдохнуть духовно и физически перед очередной беременностью. Это повергло того в полнейшее отчаяние. Во-первых, потому что Люсьен все еще желал обладать прекрасным, гибким телом законной супруги.