Битва за дверью продолжалась немногим дольше. Пятеро раненых гвардейцев лежали на лестнице такие же связанные и беспомощные, как продолжавший оставаться в платяном шкафу слуга.

Джастин подошел к стоявшей над мертвым Эстэфом Даниэль и тихо сказал:

— На сегодня хватит, дорогая. Теперь нам надо скорее покинуть Париж.

Пятеро англичан сняли форму с лежавших у двери и не оказавших никакого сопротивления французов, надели ее и превратились в солдат Национальной гвардии французской республики.

Чуть позже они благополучно миновали заставу: никому из охранников и в голову не пришло задерживать национальных гвардейцев. Под соломой на этот раз из Парижа уезжала графиня Линтон. Она же — Даниэль де Сан-Варенн…

Эпилог

Август 1794 года

Граф Линтон заглянул в детскую, надеясь найти своего сына, но его там не оказалось. Виконт Бирисфорд, которому уже исполнилось три года и один месяц, как всегда, куда-то исчез.

Тетушка Тереза, по-прежнему жившая в Мервенуэе, долго извинялась перед графом за то, что упустила малыша.

— Он, наверное, на конюшне, милорд, — подсказала Мадди, делая реверанс. — Мы не волнуемся, потому что с ним Джон. Он отлично умеет ладить не только с лошадьми, но и с детьми. Я сейчас сбегаю и посмотрю.

— Нет, Мадди, я сам схожу за ним. Кстати, вы сказали Николасу, чтобы он оставался в детской, пока я не приду?

— Да, милорд. Но… — и Мадди растерянно посмотрела на графа.

— Что — но?

— Я думаю, что он еще и понятия не имеет о леди Филиппе — своей младшей сестренке.

— Пожалуй. Ники ее еще просто не видел. Может быть, мы зря его обвиняем. А как чувствует себя миледи?

— Прекрасно, милорд. И леди Филиппа кричит так же громко, как в свое время ее брат, хотя прошло всего четыре часа, как она появилась на свет.

— Хорошо.

Джастин вышел из детской и отправился на конюшню. Николас и правда оказался там. Мальчик как зачарованный смотрел на стоявших в ряд четырех отменных рысаков. Прекрасная четверка была последним приобретением графа, предметом его гордости.

— Ники! — позвал граф Линтон сына.

Тот обернулся и с радостным криком бросился к отцу.

— Здравствуйте, папа, — сказал он по-французски.

— Доброе утро, Николас, — ответил Джастин по-английски. — Ты, как всегда, где-то вымазался. Разве тебе не сказали, чтобы ты ждал меня в детской?

Николас молчал, смущенно разглядывая свои туфельки.

— Нехорошо, — покачал головой Джастин, — ведь сегодня — день рождения твоей сестренки. Я

хотел вас познакомить, но нельзя же к ней входить в таком неряшливом виде! Пойдем домой. Тебе надо умыться.

— Я не хочу сестренку, — захныкал малыш.

— Вот это да! — воскликнул Джастин, невольно замедляя шаг. — Значит, ты хотел братца?

— Нет, — вновь отрицательно замотал головкой Николас. — Я вообще никого не хотел.

Джастин поднял сына на руки и, откинув упавший на его крутой лобик локон, сказал:

— Теперь уже поздно об этом говорить, но я думаю, ты скоро привыкнешь к сестричке.

Пока Мадди приводила в порядок Николаса, Джастин зашел в спальню Даниэль. Жена сидела на кровати, бледная, но неожиданно посвежевшая после этой трудной ночи. Филиппа спала у нее на руках. Дверь открылась, и вошла Мадди, ведя за руку Николаса. Тот посмотрел на сестренку и только спросил:

— Откуда она взялась?

Даниэль, переглянувшись с мужем, с улыбкой ответила:

— Николас, я же говорила тебе, что она выросла у меня в животе.

— А она не может туда вернуться? Такая красная, сморщенная. Фу!

— Ты был таким же, когда только что родился.

Джастин присел на край кровати и взял на руки дочь. Даниэль обнимала за плечи сына…

Графине Линтон сейчас было двадцать два года. Последние тяжелые пять лет, казалось, никак на ней не отразились: все то же личико в форме сердца, те же полные любопытства глаза.

— О чем вы думаете, любимый? — спросила она мужа.

— Вспоминаю прошедшие годы. И еще размышляю о том, как мало вы изменились со дня нашей первой встречи. Мой милый сорванец!

— С вашей стороны нехорошо так говорить, милорд. Ведь теперь я солидная матрона с двумя детьми.

Джастин вздрогнул:

— Обещайте мне никогда не превращаться в матрону. Вы можете быть солидной и уважаемой, но только не матроной!

— Не думаю, что в будущем нам предстоят еще какие-нибудь приключения, подобные тем, что мы успели пережить. Но знаете, Джастин, я по ним скучаю!

Линтон посмотрел на жену и рассмеялся:

— Вот видите, как вам еще далеко до настоящей солидности! — И, помолчав, прибавил: — С сожалением должен вам сообщить, что с меня уже довольно всяких приключений. И если вы не забыли, что мы договорились всюду ездить только вдвоем, то и вам придется от них отказаться.

— Вы правы, — уныло ответила Даниэль. — Как прикажете…

— Черт побери, любовь моя! — воскликнул Линтон, забыв на мгновение про детей. — Я, наверное, никогда не научусь вас понимать!

Но эти слова были сказаны таким ласковым тоном. И лицо графа выражало безоблачное счастье. По поцелую, которым тут же одарила мужа Даниэль, Джастин понял, что жена испытывает такие же чувства…


В те же августовские дни, когда в Англии наслаждались теплым солнцем и своим счастьем обитатели Мервенуэя, пришло радостное сообщение из Франции. Заседавшее в израненном и уставшем от крови Париже Национальное собрание призвало к прекращению террора и провозгласило всеобщее Равенство и Братство. Это был призыв из самой глубины сердца Франции. Призыв, с которого началась Великая французская революция.