– «Три, три, три, под Иссом бои», – дерзко припомнил Джонатан старый школьный стишок, потушив остатки сигары, и отец шутливо погрозил пальцем в ответ на плутовскую ухмылку.

– Ну, мне, старику, пора спать.

Он поставил опустевший стакан и потушил сигару о пепельницу. Поднявшись, указал на закупоренную бутылку и деревянную коробку с сигарами.

– Угощайтесь сколько захотите, хорошо? Спокойной ночи, выспитесь сегодня как следует.

Джонатан и Ральф из вежливости тоже встали, с крепкими рукопожатиями пожелали Джеральду спокойной ночи и молчали какое-то время после того, как за ним закрылась дверь.

Джонатан уютно расположился в кресле, положил ногу на ногу и, подперев рукой немного отяжелевшую голову, приподнял бокал в приветственном жесте.

– Вот ты и познакомился со всеми, – он выжидательно посмотрел на друга.

Ральф спокойно кивнул, обводя взглядом салон. Как будто сперва хотел вписать обитателй дома в эту уютную обстановку: тяжелые задернутые портьеры, мебель блестящего красного дерева, писанные маслом пейзажи на стенах с голубыми обоями…

– Мне понравилась твоя семья. Она совсем не похожа на мою. У нас все куда прохладнее, гораздо более отстраненно. Откровенные разговоры за столом, подтрунивание при гостях – пусть даже друзьях семьи… У нас такое немыслимо, – он сделал глоток и мимоходом подмигнул Джонатану. – В этом отношении я буду рад скорее вернуться в полк.

Начищенный до блеска черный ботинок Джонатана раскачивался из стороны в сторону – он сидел и покачивал ногой.

– Да, у нас все немного по-другому. Но по меркам Оксфорда все в рамках приличий. Жизненный уклад профессоров с женами и детьми всегда куда более традиционен, чем у холостяков. Представляю, сколько мне предстоит увидеть и пережить в этом городишке за год. В учебном корпусе колледжа все же найдется несколько весельчаков.

Ральф ухмыльнулся, но вдруг неожиданно посерьезнел и принялся внимательно разглядывать уголек на кончике своей сигары, облокотившись на колено.

– Больше всех мне понравилась твоя сестра, – тихо сказал он, немного помолчав. И уточнил, перехватив вопросительный взгляд Джонатана: – Майя.

Джонатан опустил бокал, из которого хотел было сделать глоток, на его лице отразилось удивление.

– Странно. Обычно гости мужского пола интересуются Ангелиной. Я был готов биться об заклад, что и ты не устоишь перед ее чарами.

Ральф выдохнул дым с тихим смешком.

– Я тоже так подумал, когда ты показал мне фотографию в поезде, и после, когда я увидел ее в зале, когда мы приехали. Бесспорно, она настоящая красавица. Но Майя… В Майе есть что-то особенное.

Он положил голову на спинку кресла, вытянул ноги и посмотрел на Джонатана.

– А можешь, как старший брат, взять инициативу на себя и помочь мне познакомиться с ней поближе? Завтра, на прогулке?

Джонатан посмотрел на него сперва изумленно, потом – с решимостью. Стукнув стаканом об стол, он от волнения вскочил и сделал несколько шагов.

– Нет, Ральф, исключено! Ты же сам рассказывал мне об Эвелине, Шарлотте, Дороти и Саре, – подсчитал он на пальцах, – и к тому же еще эта… эта Гарриет…

– Генриетта, – пробурчал Ральф с легким румянцем на щеках, свирепо расправляясь с сигарой.

– Вот именно, Генриетта!

– Генриетта не в счет, – пылко попытался отбиться Ральф. – Ведь она сама дала мне отставку и обручилась с майором на двадцать лет старше ее!

– Прекрасно, – подтрунивал Джонатан, – значит, справедливо вычеркнем эту юную леди из списка твоих последних завоеваний! Правда, в нем все равно останется мисс Фарнсворд, с которой ты спутался на пароходе, да к тому же одновременно с ее младшей сестрой! – Покачав головой, он схватил бокал и направил указательный палец на собеседника. – Я ценю нашу дружбу, но тебе не дам ни единого шанса пробудить в одной из моих сестер напрасные надежды! Особенно это касается Майи, – проворчал он и резко опустошил стакан.

– Ну, пожалуйста, Джо, – упорствовал Ральф, – клянусь, у меня нет коварного умысла.

Джонатан оперся о каминную полку, глядя в угасающее пламя, и с сомнением посмотрел на друга.

– Хочешь сказать, у тебя серьезные намерения?

Ральф ненадолго задумался. Он словно увидел самого себя на пороге. Позади – перебранки, флирт и короткие интрижки. А перед ним… Майя, и с ней играть не стоит, это сегодняшним вечером он понял быстро. К собственному изумлению, он ответил на вопрос Джонатана «да», потому что страстно этого желал. Джонатан глубоко вздохнул.

– Хорошо. Но если ты разобьешь ей сердце, я собственноручно переломаю тебе все кости, а потом позабочусь о твоей транспортировке в Тимбукту!

Несмотря на угрозы матери насмерть замерзнуть в холодную зимнюю ночь, Майя настояла на том, чтобы смыть с волос масло, прежде чем идти спать, а потом осторожно накрутила пряди на полоски бумаги, надеясь, что на следующий день локоны станут послушнее. Она старательно избегала смотреться в зеркало во время этого непривычного акта кокетства и долго лежала без сна, предвкушая завтрашний день, и впервые за много лет ее последняя мысль была не о капитане Ричарде Фрэнсисе Бертоне.

7

К утру столбик термометра опустился еще ниже. На окнах расцвели ледяные цветы, а ослепительный белый снег отражал сверкающее в синем небе зимнее солнце. Подобные дни так и манят на улицу, несмотря на холодный воздух, жесткий, свежий и пахнущий чистотой, как накрахмаленное белье. После завтрака четверо молодых людей весело выдвинулись из Блэкхолла, потеплее укутавшись от мороза: юные леди надели поверх широких платьев длинные накидки – Майя елово-зеленую, Ангелина кобальтово-синюю, – как следует затянули спереди широкие капоры и подобрали подходящие по цвету перчатки. Джонатан надел толстое коричневое плащ-пальто с многослойной накидкой, и хотя элегантный высокий цилиндр смотрелся на нем нелепо, он носил его с благородным хладнокровием. Полной противоположностью цилиндру был берет цвета хаки Ральфа Гарретта, застегнутый под подбородком на черный кожаный ремень, и пальто на подкладке из шерсти ягненка, которое сложно было назвать изящным. Но даже несколько комичный головной убор не мог нанести ущерба привлекательности лейтенанта.

Они брели по улице Святого Эгидия под заснеженными ветвями деревьев, мимо фасадов из типичного для Оксфорда желтовато-серого известняка. Майя и Ральф уверенно шагали по скрипучему, покрытому ледяной коркой снегу, а за ними под руку с Джонатаном семенила Ангелина – ей было нелегко удерживать равновесие в легких полусапожках. Сделав пол-оборота, Майя обвела широким жестом улицу.

– Каждый год в начале сентября здесь проходит ярмарка, длится два дня. Качели и карусели, глотатели огня и шарманщики, акробаты и оркестр. И, конечно, множество палаток, там продаются забавные жестяные игрушки и сладости. В детстве после этой ярмарки мне каждый раз было плохо всю ночь.

Ральф рассмеялся, запрокинув голову.

– Я тоже помню последствия таких ярмарок, даже слишком хорошо!

– Ага, и насколько я тебя знаю, сегодня мало что изменилось, только дело теперь не в сладостях, – отозвался позади Джонатан и дружелюбно засмеялся, когда Ральф с ухмылкой отмахнулся через плечо.

– Гвалт стоит жуткий, и всегда до поздней ночи, – Ангелина сердито фыркнула. – Каждый год поступают все новые жалобы и прошения от соседей, чтобы эту ярмарку наконец отменили. Это все-таки респектабельный район! Но нет, земля-то принадлежит колледжу Сент-Джонс, и арендная плата за ярмарку поступает в его закрома, так что пока попытки не увенчались успехом.

Майя и Ральф с легкими улыбками переглянулись, и Майя откашлялась, войдя в роль профессионального гида.

– Это колледж Сент-Джонс, – пояснила она, указав налево, на зубчатые стены здания с острыми фронтонами и высокими дымовыми трубами. От их дыхания в ледяном воздухе появлялись белые прозрачные облачка. – А вон та тропа за стеной ведет к главному входу в Тринити.

– А в каком колледже преподает ваш отец? – поинтересовался Ральф.

– Баллиол, в конце следующей улицы, на пересечении с Броад-стрит, – ответила Майя и указала прямо. – По дороге в город мы будем проходить мимо. Это старейший из двадцати колледжей университета, основан в одна тысяча двести шестьдесят третьем году.

Судя по всему, Ральф был впечатлен.

– Двадцать колледжей… – повторил он вполголоса и, рассмеявшись, добавил: – Да здесь они, должно быть, на каждом углу!

Майя кивнула.

– Так и есть. Вокруг Бодлеанской библиотеки выстроились один за другим: Магдален, колледж Всех Святых, Экстер-колледж и так далее.

Ральф обернулся к Джонатану, окликнувшему его по имени.

– А вон паб, помнишь, я рассказывал, – Джонатан указал на белый дом по правой стороне улицы, под крышей которого было написано готическими буквами: «Орел и дитя». – У нас в городе несколько таких заведений, но у Томаса Кервуда самое лучшее пиво. Как Том его делает, одному Богу известно! Может быть, сегодня вечером выпьем по кружечке.

Ближе к центру улица Святого Эгидия была еще респектабельнее, а домов с магазинами на первом этаже становилось все больше. «Исаак Вест – аптека и хозяйственные товары» значилось на начищенных до блеска пластинах, а металлическая табличка над соседней дверью гласила: «Т. Сиар – сапожник». Джонатан указал вперед, на лавку с вывеской «Израиль М. Леви – часовщик и продажа сигар».

– Отец всегда покупает там сигары.

– А это что? – Ральф указал на стоявшее еще немного подальше похожее на сундук здание с четырьмя внушительными колоннами на фасаде, высокими окнами и каменными стеновыми фризами.

– Тейлориан, – ответила Майя. – Институт современных языков, например, немецкого, французского, испанского или итальянского.

– Должен признать, столько просвещения в одном месте меня немного пугает, – пробормотал Ральф.

– Почему же? – Майя бросила на него выразительный испытующий взгляд.

Ральф пожал плечами:

– Я был посредственным студентом, хотя и отучился в Итоне. Когда мне исполнилось восемнадцать, я отправился в Индию со свидетельством на звание лейтенанта. Основную часть языков и того, что знаю, я постиг в армии. Я скорее деятель, чем мыслитель.

Майя перевела взгляд на свои руки в перчатках.

– Я считаю, есть множество способов получить образование, и ни один не лучше остальных. Но по-моему, самое лучшее и глубокое образование бесполезно, если его нельзя применить в деле. – Горько улыбнувшись, она посмотрела в глубь улицы. – Меня обучали отец и… друг семьи.

Воспоминание о Ричарде на секунду черным крылом накрыло ее сознание.

– Многое я прочла сама. Но где польза? – она с иронической усмешкой взглянула на Ральфа. – Будь я умнее всех студентов моего года, обладай самыми глубокими познаниями – меня бы все равно не приняли в университет, ведь я не мужчина. А в Лондон, в Бэдфорд, единственный колледж для женщин, меня не пускают. Мать заботится о репутации – она боится, что тогда шансы на достойное замужество окончательно станут равняться нулю. А отец считает, что в Бэдфорде учебная программа «низкого уровня», – она подняла брови и глубоко вздохнула. – Но возможно, это и к лучшему – я бы не многого смогла добиться даже с образованием.

– А что бы вы сделали, если бы получили образование?

Майя резко остановилась и озадаченно посмотрела на Ральфа. За всю жизнь никто не задавал ей такого вопроса – даже она сама себе.

– Ну же? – он с улыбкой ждал, что она ответит ему.

Майя надула щеки, шумно выдохнула и беспомощно пожала плечами.

– В идеальном мире без ограничений? – расширил он условия.

– В идеальном мире… – эхом повторила Майя, и глаза ее мечтательно заблестели. – Что-нибудь связанное с языками, с книгами. Мне бы хотелось путешествовать… на Восток, в Индию. – Ее пронзил острый клинок тоски, и она сама не знала, была ли это тоска по Ричарду или по дальним странам. – Я хочу испытать какое-нибудь приключение… – Тут она сама себя перебила, смущенно засмеялась и затрясла головой. – Понимаю, звучит ужасно глупо!

– Нет, вовсе нет, – с горячностью возразил Ральф. – Вовсе нет, – повторил он, понизив голос и пристально глядя на собеседницу. – Ваше образование не напрасно. Все-таки благодаря ему вы стали… такой вот…

Было не столь важно, что он сказал, куда важнее – как: его голос задрожал, заставив Майю ответить на настойчивый взгляд. В какое-то мгновение ей показалось, что могучий поток подхватывает их с Ральфом и уносит далеко-далеко, и она не ощутила страха – а только желание закрыть глаза и отдаться течению. Но волшебство рассеялось, когда их догнали Ангелина и Джонатан.

– А вон там, впереди, памятник святым мученикам, – деловито объявила Майя чуть громче, чем нужно, поспешно указав на ажурный каменный шпиль на ступенчатом пьедестале, который возвышался перед ними в том месте, где улица Святого Эгидия переходила в Магдален-стрит и Бьемонд-стрит. – Он посвящен Томасу Кранмеру, Николасу Ридли и Хью Латимеру, трем англиканским епископам, их предали огню как еретиков после воцарения королевы Марии. Правда, костер был дальше, в глубине города, на Боард-стрит, напротив Баллиол-колледжа, – Майя усмехнулась. – По слухам, студенты разыгрывают гостей города, рассказывают им, будто этот памятник – шпиль подземного собора. И предлагают за небольшую плату провести экскурсию по загадочной подземной церкви.