– Да, верно. – Лицо Пола смягчилось – видимо, и он вспомнил отца Элизы. – Мистер Уивер рассказывал об этом и мне… В шестидесятые годы прошлого века начались трения между англичанами и колонистами, когда парламент впервые попытался ввести налог в колониях для увеличения прибыли. Колонисты указывали на то, что, согласно британской конституции, британские подданные могут облагаться налогом только своим представительством в парламенте. Поскольку такого представительства не было, колонисты не могут облагаться такими налогами. Колонисты бойкотировали акт о гербовом сборе и принятые парламентом законы. Честно говоря, я их понимаю: требования британцев были совершенно неджентльменскими. В том числе и по причине колониальных волнений Ост-Индская компания тогда находилась в плачевном финансовом положении. Эти волнения не слишком нравились острову, который полагал, что правит всеми морями… и сушей заодно.

– Вы не любите англичан? – поддразнила Спенсера Элиза.

– В меру своего разумения, мисс Уивер, в меру своего разумения. Но слушайте дальше. В ответ на эти события британское правительство в 1773 году издало «Чайный закон», позволивший Ост-Индской компании продавать чай в североамериканских колониях напрямую, без каких-либо пошлин или сборов в Великобритании, вместо значительно меньшей американской пошлины. Это позволило компании продавать чай по цене вдвое ниже, чем ранее, а также дешевле, чем в Великобритании и чем любые предложения местных чайных торговцев и контрабандистов.

– Которые составляют большую часть предков нынешнего общества Бостона… – пробормотала Элиза.

Взгляд Пола стал лукавым.

– О, вам следует как-нибудь произнести это в более людном месте. Уверяю вас, эффект будет ошеломляющим. Я бы хотел на такое посмотреть, поэтому, если соберетесь, обязательно пригласите меня. – Непонятно было, шутка это или Пол всерьез так говорит. Элиза во избежание недоразумений решила считать все шуткой. – Многие колонисты, особенно богатые контрабандисты, которых вы сейчас так восхитительно упомянули, возмутились этим действием большой компании, имевшей большое лобби и влияние в английском парламенте. Недовольство стало причиной погромов в Филадельфии и Нью-Йорке. Тем не менее в Бостоне расценили выборочную отмену налогов как очередную попытку Великобритании остановить движение за независимость в колониях. Сэмюэл Адамс и сподвижники призвали грузополучателей и посредников чая Ост-Индской компании прекратить свою деятельность. Склады, лавки и даже дома не пожелавших поддержать мятеж подвергались погромам и нападениям.

Элиза представила себе те дни: опасные улицы, полуразрушенные дома, валяющиеся на мостовой вещи… Жить в эпоху перемен всегда непросто, а когда жизням – твоей и близких – угрожают только потому, что ты не согласен с решением, принятым на далеком острове… Это неправильно. Элиза отлично помнила, что сделала война с ее родным Смолвилем. И с ее семьей.

– Первым из многих кораблей, – продолжил Пол, – с чаем Ост-Индской компании, прибывших в Бостонскую гавань в конце 1773-го, был «Дартмут». Произошел конфликт между портовой администрацией и «Сынами свободы». Сэмюэл Адамс и сподвижники быстро собрали несколько митингов с очень большим количеством участников. Бостон тогда кипел, словно котел с фасолевым супом. Митингующие призывали к неповиновению не только английскому парламенту, Ост-Индской компании, но и также губернатору Томасу Хадчинсону, который настаивал на разгрузке корабля. На митинге 16 декабря люди высказались, чтобы чай был уничтожен.

Элиза очень любила слушать, когда Пол увлекался и начинал говорить – об истории города, о тенденциях развития торговли, об искусстве – неважно о чем, Спенсер на любую тему мог побеседовать со знанием дела. Даже – тут Элиза постаралась не покраснеть – о женском белье, например. Было немного пугающе сидеть за столом с человеком, который знает о тебе почти все, и слушать его голос. Элиза с кем угодно бы заключила пари, что Пол знает о конструкции интимных предметов дамского туалета гораздо больше, чем сами дамы.

– Владелец и капитан «Дартмута» согласились с тем, что чай должен быть возвращен в Англию. Те же обещания были получены от владельцев двух других кораблей, находившихся в плавании, – «Элеанор» и «Бивер». Однако губернатор Хадчинсон приказал заблокировать гавань и не допустить отбытия неразгруженных кораблей, что было полным произволом.

– Боюсь, сегодня такие вещи уже не могут произойти, – вздохнула Элиза.

– Да, но всегда найдется дело для отчаянных смельчаков. Остается надеяться, что смельчаки останутся без дела или займутся чем-нибудь мирным… Как бы там ни было, в четверг 16 декабря 1773-го, за вечер до дня разгрузки, капитан Роч просил губернатора Хадчинсона позволить кораблям отплыть без разгрузки, на что был получен отказ. Сэмюэл Адамс обратился к толпе: «Это собрание не может сделать больше, чем спасти эту страну!» – Пол произнес фразу очень пафосно, и Элиза не выдержала и рассмеялась. – Вскоре группа «Сынов свободы», одетая в национальные костюмы индейцев, во главе с Гриффином Варфом, и вооруженная топорами и дубинами, проникла на борт «Дарт-мута» и недавно приставших «Элеанора» и «Бивера». Быстро и эффективно бригада квалифицированных портовых грузчиков опустошила трюмы и выбросила за борт около сорока пяти тонн чая. Не буду пугать вас, мисс Уивер, рассказывая, какова была его цена… Ни одному предмету, кроме чая, не было нанесено ущерба, и ничего не было украдено, за исключением сломанного дверного замка, который позднее был заменен неизвестным.

– Элегантное решение, – улыбаясь, заметила Элиза.

– Ну, разумеется, не обошлось без народного участия. Некоторые горожане делали попытки собрать чайные листья, однако впоследствии чай был признан непригодным. А четвертый корабль Ост-Индской компании не пострадал, потому как направлялся в Провинстаун. Все пятьдесят восемь ящиков чая уцелели и вскоре были благополучно доставлены в Бостон.

– Его уже можно было пить.

– Как и этот, – сказал Пол, в очередной раз делая глоток чая. – Выходку «Сынов свободы» иронично назвали «Бостонским чаепитием» – уж океан тогда не остался без чая, что верно, то верно. Однако это происшествие вызвало кризис. На Хадчинсона давили из Лондона с требованием в кратчайшие сроки разыскать и наказать «Сынов свободы». Если бы он разрешил проблемы с колонистами так, как это сделали другие губернаторы, корабли бы покинули гавань без разгрузки, но без порчи товара. Лорд Норт заявил, что, если колонисты не будут импортировать чай в течение шести месяцев, налог будет отменен. В феврале 1775 года Британия издала Примирительное Решение, которое отменяет налоги для любой британской колонии, добросовестно защищающей Британскую империю и содержащей ее офицеров.

– Но это же должно было вызвать большое возмущение в Англии! – Элиза попыталась представить, что бы сказал Пол, если бы узнал, что она с таким интересом слушает о том, что отлично знает сама. Это было бы катастрофой. Спенсер в два счета бы догадался, почему она это делает.

– Да, там некоторым пришлось нелегко: все политики, сочувствовавшие колониям, подвергались нападкам, а указанный закон сплотил вокруг себя всех, настроенных против интересов колоний. Премьер-министр лорд Норт заявил: «Независимо от того, чем все кончится, мы должны рискнуть, иначе все и так окончено». Британское правительство полагало, что такое деяние не должно оставаться ненаказанным, поэтому оно объявило Бостонский порт закрытым.

Пол поставил чашку и глубоко вздохнул.

– Иногда я жалею, что живу не в те веселые времена. Впрочем, наш век тоже нельзя назвать спокойным. – Тень недавней войны словно придвинулась к ним. – Здесь, в колониях, Бенджамин Франклин заявил, что весь уничтоженный чай должен быть оплачен, все семьдесят тысяч фунтов. Роберт Муррей вместе с другими торговцами отправился к лорду Норту с предложением оплатить все расходы, но они получили отказ. Однако многие колонисты были воодушевлены произошедшим. Так что, выбросив за борт чай, колонисты заложили камень в основание борьбы за независимость.

– Наверное, людям было трудно без чая, – покачала головой Элиза.

– Да, но многие колонисты в знак солидарности добровольно отказывались от употребления чая, заменяя его «ароматной настойкой» из листа малины и другими травяными напитками, а также кофе. Тем не менее массовый отказ от чая не был долгосрочным. Скоро все вернулось на круги своя. Как бы там ни было, мы пришли сюда из Англии и долго без чая жить не сможем. Это общее у нас с теми, кто остался на берегах туманного Альбиона. Боюсь, чем дальше, тем общего меньше. Даже язык начинает различаться.

– Вас это радует или пугает, мистер Спенсер? – спросила Элиза.

– О, это меня вдохновляет. Не представляете, мисс Уивер, как много можно почерпнуть в разнице культур! Особенно в торговле, которой я занимаюсь.

И они перешли к обсуждению «Все для леди».

Эта тема оказалась самой неисчерпаемой. Элиза восхищалась торговым домом, созданным Спенсером, а для Пола он вообще, казалось, был единственной любовью. Иногда Элиза даже завидовала… магазину. Какой абсурд!


Идя в ателье после этого маленького «Бостонского чаепития» – так Элиза мысленно называла первый поход с Полом в кафе, – девушка непроизвольно улыбалась. Она позволила себе забыть о разнице в положении, когда говорила со Спенсером. Она осмеливалась ловить его взгляд. Она следила за движениями его рук и губ, за тем, как он прищуривается и хмурится и как усмешка трогает уголки его рта. Закрыв глаза, Элиза так четко могла представить себе Пола, как будто он был рядом.

Никогда еще он не был так близок и недосягаем.

Никогда она еще так сильно его не любила.

Глава 21

Сюзан таяла в его руках. Они прощались.

Пол снова пришел к ней и остался на ночь, и на сей раз был не раздражителен, а мягок и ласков. Теперь он уходил – снова на рассвете, он привык работать сутками и не мог отказаться от своего желания поразить Бостон. Как будто это было самое главное. Это, а не любовь.

Но Сюзан не могла отпустить его так. Она знала наизусть все любовные игры, и как бы ни старался Пол думать, что каждый раз одерживает верх, такое случалось не всегда. Часто именно Сюзан уходила победительницей, унося это маленькое знание, словно рисовое зернышко в горсти.

Он касался ее губ пальцами. Его руки были теплыми, и это тепло растекалось от кончиков его пальцев по всему телу Сюзан.

Дрожали ресницы. Все тело ныло в сладостном предвкушении. И протестовало. Они пили друг у друга с губ.

Его руки не хотели отпускать ее, притягивали… Сюзан заколдовала Пола, заставила его снова забыть обо всем. Ее пальцы сжимали его плечи. Она обнимала его из последних сил. Вдыхая прохладный, прозрачный сумеречный воздух…

Они оба устали. Ночь опрокинулась на них, когда они прощались.

Они оба хотели. И тишина, окружавшая их, загадочно обещала, что все еще будет. Но не сегодня. Не сейчас.

Они оба дразнили друг друга. Ласкали едва ощутимыми прикосновениями, срываясь на страстные изучающие поцелуи. Осторожными касаниями, а потом сжимая друг друга, забираясь нетерпеливо пальцами под одежду.

А потом они расплели руки, чуть отстранились друг от друга…

И он сказал, выдохнул это в губы Сюзан:

– Ты моя богиня. Я вернусь.

Потом он ушел, оставив после себя терпкий мужской запах. Сюзан взяла подушку, на которой спал Пол, и долго лежала, прижимая ее к себе.

Сюзан любила и ненавидела его одновременно. Любила так, как никогда и никого, – и ненавидела за то, что он не отвечает ей с такой же безудержной страстью. О нет, страсти в Спенсере было достаточно. А вот чувства… Чувства его прятались за броней обаятельного весельчака, и Сюзан не оказалось туда доступа. Как странно! Она столько времени проводила с Полом, отдала ему всю себя, позволила почувствовать, что она ощущает на самом деле.

С самого начала она действовала очень расчетливо.

Тонкая игра. Балансировать на краю. На грани приличий. Бостон – весьма вольный город, однако и здесь существуют свои правила, которые так приятно обходить.

Сюзан любила эту игру.

Приоткрыть губы и как бы случайно потрогать их кончиками пальцев. Поднять ресницы, поймать взгляд и секунду не отпускать, не отводить глаз. Совсем чуть-чуть изогнуть бровь на откровенно призывный взор. Хищно улыбнуться в ответ на его шутку. Закусить губу в ответ на удивленно приподнятые брови. Какой-нибудь пустяк… Предлог. Как легко мужчины ведутся на женскую беспомощность… Как легко верят. Подсесть. Близко. Как можно ближе, так, чтобы чувствовать его дыхание. Случайно коснуться руки, показывая пальчиком. Наклонить голову, когда он что-то показывает, так, чтобы волосы щекотно коснулись его щеки. Задеть его ногу коленкой под столом. Поймать растерянный вопрошающий взгляд. Отвести глаза. Пусть думает, показалось ему или нет. Язычком быстро пробежаться по губам. Пальцами по шее. Зацепить пальчиком сережку.