Росс почувствовал, как у него от ужаса пробежали мурашки по спине. На бумаге неровным, но узнаваемым почерком Иана было начертано: «Я пишу этот документ, чтобы удостоверить, что наиб Абдул Самут Хан оказывал мне добрые услуги». Перечислив благодеяния наиба, Иан закончил словами: «Я, Иан Торквил Камерон, подписываю это в Бухаре, четырнадцатого сентября 1840 года от Рождества нашего Господа Иисуса Христа».

Письмо от мертвого человека. Слегка дрожащими руками Росс, сложив бумагу, вернул ее наибу.

— От имени родных майора и сам я выражаю вам глубокую признательность за все, что вы для него сделали.

Абдул Самут Хан мрачно кивнул.

— И так же, как я был другом ему, я буду другом и вам.

«Может быть», — подумал Росс. Однако несмотря на слова наиба, он не торопился доверять ему.


После того как Росс ушел на встречу с наибом, Джулиет отправилась на поиски съестного. В конце концов она нашла кухню и примыкавшую к ней комнату, где обедали слуги. Реза уже был там и радостно поздоровался с ней. Кроме Резы, Джулиет не разговаривала ни с одним из слуг, она просто съела хлеб, выпила чай и ушла. Как всегда, к ней присматривались с любопытством, но она проигнорировала все попытки завязать с ней разговор, и к ней больше никто не приставал.

Настоящие испытания начались, когда она покинула главные ворота домовладения наиба и вошла под арку.

Вооруженный мечом и копьем охранник мгновенно заступил ей дорогу и пролаял:

— Стой!

Джулиет остановилась, но не отступила. Опустив руку на рукоятку кинжала, она уставилась сверху вниз на охранника, который был на несколько дюймов ниже ее, и спросила на своем гортанном персидском:

— Я что, пленник?

Охранник замялся, не зная точно, каков статус этого тарги. Потом, видимо, решив, что дикий слуга ференги ничего особенного собой не представляет, он отступил в сторону.

Не оглядываясь, Джулиет с важным видом направилась по улице, словно давно знала, куда идти. Салех нарисовал ей карту города, отметив главные улицы и строения, и теперь ей хотелось как можно быстрее сориентироваться. К счастью, ярко-бирюзовый купол главной мечети оказался прекрасным ориентиром, и она двинулась к Регистану.

Куда интереснее было наблюдать жизнь города идя по улицам, нежели со спины верблюда. Умеренность в одежде здесь не почиталась добродетелью, и все, кто мог себе позволить, носили халаты из ярких икатских шелков. Шелка эти были самым знаменитым бухарским товаром, ибо город славился производством шелка и являлся важнейшим оазисом на всем древнем Шелковом пути.

Салех когда-то рассказывал Джулиет, что многие семьи выращивают шелковичных червей, выводят яйца, кормят нежными листьями тутовника прожорливые личинки, а потом терпеливо собирают ценные коконы. Улыбнувшись, он тогда еще добавил, что единственное, о чем он не жалел, покинув дом, где прошло его детство, — это шелковичные черви.

В центре Регистана Джулиет попробовала на вкус смесь размельченного льда и виноградного стропа, которая называется «рахат-и-джан». «Восхитительная вещь!» — отметила она.

Умело сооруженные погреба позволяли бухарцам наслаждаться напитками со льдом на протяжении целого лета. В Британии такой роскоши Джулиет не встречала. Но с другой стороны, в Британии лед никому не нужен, скорее наоборот.

Она с трудом обошла всю площадь и направилась по узкой искривленной улочке, собираясь разыскать квартал Джуйбар, где жил брат Салеха. Умело сориентировавшись с помощью карты, Джулиет добралась до места, практически не заплутав.

Брат Салеха, Тура, был мастером-ткачом, и дом его свидетельствовал о процветании торговцев шелком. Слуга, который открыл дверь Джулиет, уже был предупрежден на ее счет, поэтому ее немедленно проводили в обставленную дорогой мебелью комнату, где Мурад с Салехом наслаждались чаем с ароматом кардамона.

Все трое обменялись такими пылкими приветствиями, словно прошло несколько месяцев с тех пор, как они расстались, а не каких-то двадцать четыре часа.

Салех пребывал в превосходном расположении духа оттого, что почти через тридцать лет встретился со своим братом, однако он сочувственно нахмурился, выслушав Джулиет и узнав, что слухи о смерти Иана Камерона подтвердились. Он в свою очередь, со слов брата, поведал об эмире, о его опасной непредсказуемости и ядовитой атмосфере всеобщей подозрительности и нетерпимости, которую намеренно насаждал правитель. Хорошо, что Джулиет с Россом проявили ночью осмотрительность, ибо в доме Абдул Самут Хана наверняка было немало шпионов. И вполне возможно, что они служили разным хозяевам.

Разговор с Салехом отрезвил ее, и когда Джулиет вышла, оказалось, что она теперь не испытывает особого энтузиазма знакомиться с этим новым для нее экзотическим городом. Чем больше она узнавала о Бухаре, тем больше понимала, какой опасной была здесь ситуация. «Росс знал это с самого начала, и тем не менее у него хватило мужества приехать сюда. Он всегда был терпеливым и обладал сдержанностью, которой мне так не хватает», — подумала женщина и решила во всем брать пример с мужа.

Глава 18

Последовавшие затем полные переживаний дни почти свели на нет решимость Джулиет. Она могла свободно перемещаться по городу, бродить где ей вздумается, но Росс, как они и подозревали, оставался кем-то вроде почетного гостя и пленника. Несмотря на то что ему было дозволено осматривать город, его повсюду сопровождали трое вооруженных придворных, якобы затем, чтобы охранять ференги.

Россу было также разрешено принимать гостей, и нескончаемый ручеек посетителей устремился к дому наиба. Среди гостей встречались и такие, с кем он познакомился здесь восемь лет назад; они рады были возобновить знакомство. Здесь были муллы-мусульмане, евреи-красильщики, банкиры-индусы, и все они приходили в восторг от возможности поговорить с ференги. Пару раз являлись исламские фанатики, пытаясь добиться, чтобы он как-нибудь оплошал, но Карлайл ловко избегал расставленных ими сетей.

Эмир посылал к Карлайлу и своих эмиссаров, они интересовались преимуществами европейской технологии и ведением сельского хозяйства.

— Неужели в Англии нет верблюдов? — недоверчиво спросил один из них.

Они затрагивали вопросы медицины и искусства, торговли и истории, спрашивали, может ли королева Виктория казнить любого человека по своему усмотрению. Как-то раз Росс продемонстрировал свое умение покрывать серебром зеркало и отправил результат этого опыта Насрулле. Как впоследствии сказал наиб, эмир с великой радостью принял подарок.

Джулиет в основном проводила время в Бухаре, но нередко она молча сидела в уголке главной приемной дома наиба во время всех этих «приемов», как их иронически называл Росс. Джулиет не уставала поражаться широте его познаний, ибо он никогда не терялся, если ему приходилось что-нибудь объяснять. Они были в Бухаре уже три недели, и вот, вернувшись ранним вечером с прогулки, Джулиет обнаружила посланца от эмира, который расспрашивал Росса о колдовстве в Англии.

Не моргнув глазом, Росс упомянул «Акт Черной магии», затем поведал легенды о друидах и средневековых судах и пытках, а потом перешел к эволюции англо-саксонского общего права. Он все еще продолжал свое повествование, когда появился Абдул Самут Хан и вежливо пригласил гостя к обеду.

Поскольку интерес к Россу не спадал, Джулиет частенько питалась с рабами наиба, которые обращались с ней, как с мебелью, которую следовало обходить и совсем не обязательно замечать. Возвращаться одной в пустыe комнаты не хотелось, и Джулиет в этот вечер, кончив трапезу, осталась с другими слугами. Один из конюхов по традиции что-то рассказывал. Это своего рода ораторское развлечение в высшей степени удовлетворяло слушателей.

Потом рассказы сменились общим разговором. Джулиет пошла в их с Россом комнату и устроилась на диване, занявшись починкой одежды. Странно, но в облике мужчины она чаще занималась домашними делами, чем когда «была женщиной». «Что ни говори, а скука — прекрасная двигательная сила», — решила она. Кроме того, ей явно доставляло несказанное удовольствие заботиться о вещах мужа, раз уж она не могла ухаживать за самим человеком. Но к ее великому сожалению, тот легкий дух товарищества, что недавно царил меж ними, исчез, сметенный пресловутым огненным столпом. Муж ее отступил, отгородившись непроницаемой стеной, и это обижало Джулиет, хотя она и соглашалась с необходимостью такого поведения. Она постоянно старалась себя чем-то занять в надежде, что работа измотает ее и страсть к Карлайлу угаснет, но все безрезультатно.

Жаркими днями и беспокойными ночами напряженность росла, как грозовая туча. Отчасти из того, что они не знали, каковы намерения эмира, но главная причина заключалась в мучительных переживаниях обоих, ибо, находясь в непосредственной близости, они тем не менее отдалились духовно. Они почти все время натянуто молчали, намеренно не заговаривая друг с другом. Ясно было, что скоро что-то переменится, поскольку невозможно было продолжать в том же духе.

Сегодня Росс вернулся с обеда у наиба относительно рано. Едва он вошел и запер доской дверь, как Джулиет отложила шитье и вытянула руки над головой.

— Обширность твоих познаний не перестает изумлять меня, — тихо произнесла она. Они уже привыкли говорить шепотом, чтобы их ненароком не подслушали. — Ты никогда не теряешься, подыскивая ответ, и не имеет значения, о чем тебя спрашивают. Правда?

— Мое кембриджское образование оказалось бесценным, но все равно я иногда теряюсь, — криво усмехнулся Росс. — Мне кажется опасным выказывать свое невежество, иначе интервьюеры эмира сочтут, что я намеренно утаиваю информацию. Лучше уж ошибиться, чем молчать.

— Может, ты и фальсифицируешь, но у тебя это получается прекрасно. Во всяком случае, меня ты убедил. — Она опустила глаза и сделала последний стежок на его рубашке, завязала узелок и откусила нитку. — Твоя рубашка готова. Ума не приложу, чем бы мне еще заняться. Наверное, надо было научиться вязать: мать все время пыталась показать мне, что и как.

Джулиет хотела было встать, чтобы отнести одежду в комнату Росса, но в этот момент Карлайл сделал шаг навстречу и забрал у нее вещи. Они случайно коснулись друг друга, и она едва устояла на ногах. Росс машинально схватил ее за локоть, желая поддержать. Может, все и обошлось бы, если бы они сами не придавали происходящему особого значения. Когда Джулиет выпрямилась, лицо Росса оказалось так близко, что можно было рассмотреть все морщинки на его загорелых скулах, четкую линию губ. Она ощущала его прикосновение, и больше всего на

свете ей сейчас хотелось прижаться к нему губами. Ее сдерживало лишь понимание всех последствий этого порыва.

Джулиет подняла голову, поймала взгляд Росса, и некоторое время они не сводили друг с друга глаз. От боли, которую Джулиет разглядела в глазах мужа, у не перехватило дыхание. В последнее время Росс, конечно, мастерски сдерживал себя, но теперь ей стало ясно, чего ему стоил этот постоянный контроль над собой. Он уже был на грани срыва, и она с ужасом поняла, как близки они к катастрофе. «Еще немного — и страсть поглотит нас. И погубит!» Она с трудом отвела взгляд, презирая себя за трусость. Росс уронил руку и отошел.

— Не могу представить тебя за вязанием, — сказал он обычным голосом. — Наверное, лучше бы тебе заняться резьбой по дереву. Нож куда характернее для тебя. — И, пожелав доброй ночи, он удалился в спальню.

Все разрешилось буквально за минуты, испепеляющая страсть потухла, словно ее вообще не было. Джулиет погасила масляные лампы и свернулась калачиком на тюфяке. Теперь она уже спала в своих туарегских одеждах и с покрывалом наготове, чтобы закрыть лицо в случае опасности. Дверь была закрыта доской, по крайней мере ей не приходилось накрывать лицо, как тогда в Каракумах.

В спальне Росса по-прежнему горела лампа, и Джулиет слышала, как скрипит по бумаге перо. Росс ни на минуту не оставлял свои изыскания, постоянно вел записи в дневнике. Джулиет подозревала, что таким образом он разряжается. Она же просто лежала неподвижно, покусывая покрывало и постепенно успокаиваясь.

Она уже было задремала, как раздался грозный стук в дверь. Мгновенно проснувшись, Джулиет скатилась с тюфяка, вскочила на ноги, натянула покрывало на лицо и открыла дверь. С полдюжины солдат ворвались в комнату, оттолкнув ее в сторону. Их возглавлял явир Шахид Махмуд, капитан гвардии наиба.

Едва Росс в своей ночной рубашке встал с постели, Шахид пролаял:

— Собирайся, свинья-ференги! Его величество желает немедленно тебя видеть. — Широкоскулое лицо явира лучилось злорадством, от которого у Джулиет кровь застыла в жилах. «Явир с самого начала возненавидел Росса, а теперь открыто радуется», — мелькнуло у нее голове.

Росс гордо выпрямился, сообразив, что может означать этот вызов среди ночи.

— Хорошо, — спокойно отозвался он, опуская закатанные по локоть рукава рубашки. — Одну минуту, я только надену сюртук. — Без тени страха, словно его приглашали на чашку чая, он начал одеваться.