— Значит, ты отныне находишься под домашним арестом. Я надеюсь, наиб прав: эмир сейчас слишком занят, чтобы думать о тебе, ведь ему скоро предстоит отправиться на войну. Думаю, нам надо бежать, как только Насрулла оставит город.

Оба допили рахат-и-джан, и Росс снова наполнил стаканы.

— Ты изучала возможности побега с того самого момента, как мы здесь очутились. И что же ты предлагаешь?

Джулиет с любовью улыбнулась ему: ей всегда нравилось, что Росс предлагал ей высказать свое мнение. Так поступают только сильные мужчины.

— Прежде всего, полагаю, нам надо отослать Салеха и Резу в Персию. Через несколько дней в Тегеран направляется большой караван. А в Бухаре останемся только мы и Мурад.

Росс кивнул, следя за ходом ее мыслей.

— Мы — самые сильные из нашего отряда. Как ты думаешь, может, нам купить отличных туркменских лошадей и во весь опор помчаться на запад? Я пришла к выводу, что, возможно, это наш лучший шанс, хотя и небезопасный. Переходить Каракумы весной рискованно: в это время года стоит смертельная жара, и не исключено, что преследователи появятся в самом конце пути.

— Да, но в этой пустыне всегда, еще со времен Чингисхана, мародерствовали туркменские грабители. Мы переживем этот переход, если, конечно, будем скакать быстро и налегке.

Она подалась вперед, взволнованно размахивая руками.

— Мы прибыли сюда по главному караванному пути, но есть еще и другой путь, к югу от Мары и Ратифака. Если мы поедем этой дорогой, то вряд ли нас будут преследовать. Маловероятно и то, что мы наткнемся на грабителей-туркменов.

— Этот путь второстепенный, потому что там меньше запасов воды, — подчеркнул Росс, — и без знающего проводника нам трудно будет отыскивать колодцы. Лошади скачут намного быстрее верблюдов, но им чаще нужна вода, а мы не сможем тащить с собой достаточно воды, чтобы лошади везли нас сотни миль, через пылающую жаром пустыню.

— Мурад по той дороге не ездил, но в последние несколько недель он разговаривал со знающими людьми и собрал подробную информацию о том, где расположены колодцы.

Росс хмыкнул и откинулся к стене.

— У Мурада добрые намерения, но он заблудился даже в Персии, хотя и говорил, что хорошо знает эту страну. Неужели ты хочешь доверить свою жизнь ему?

— Да, потому что, по-моему, это наилучший шанс, — ответила Джулиет. — Пустыня простирается по всем направлениям, но опаснее всего двигаться на восток и на юг, в связи с боевыми действиями вокруг Коканда и Герата. На север, к Хиве, идти не так страшно, но нам в любом случае придется пересекать Каракумы. Если мы пойдем на запад, то нам надо только добраться до Серевана. Это пять-шесть дней бешеной скачки, и мы в крепости, если нам повезет.

— Может, нам и повезет, хотя я не делал бы на это ставку. — Росс провел рукой по своим золотистым волосам. Вид у него был обеспокоенный. — Хорошо бы воспользоваться этим шансом, но мне невыносима мысль, что вы с Мурадом будете из-за меня рисковать. Может, Мурад нарисует мне карту и я поеду один?

— У троих гораздо больше шансов выжить, чем у одного. — Джулиет подалась вперед, на лице ее появилось упрямое выражение. — Мы уже прошли через это. Мурад понимает всю опасность этого предприятия и согласен разделить ее. Даже и думать не смей, Росс: все равно ты не поедешь без меня.

Какой-то миг Росс испуганно смотрел на жену, но потом улыбнулся и нежно потрепал ее по щеке.

— Ужасная женщина! Похоже, у меня и в самом деле нет иного выбора, кроме как согласиться с тобой.

Джулиет лукаво покосилась на него:

— Именно так, ференги.

Быстро посерьезнев, Росс сунул руку во внутренний карман сюртука, вытащил небольшой сложенный лист бумаги и вручил его Джулиет:

— Я написал это сегодня. Возможно, это никогда не пригодится, но я подумал, что тебе лучше иметь это при себе.

Джулиет недоверчиво оглядела записку. Она была скреплена восковой печатью и вдобавок отмечена кольцом-печаткой Росса.

— Что это — твои последняя воля и завещание?

— Нет, все эти документы в Англии — перед отъездом из страны я всегда привожу свои дела в порядок. Но раз уж мы затронули эту тему, содержание тебе гарантировано до конца твоих дней, — бесстрастно произнес он. — А дал я тебе сейчас поручительство, удостоверяющее, что если у тебя на будущий год появится ребенок, то, естественно, отцом его являюсь я.

Джулиет уставилась на поручительство, словно на гремучую змею. Она прекрасно осознавала последствия вчерашней бурной ночи, но вопрос о ребенке в данной ситуации казался столь несвоевременным, что она и думать не желала об этом.

— Но сие будет уместно только в том случае, если тебя убьют, а я останусь в живых и к тому же забеременею, — сдержанно произнесла она. — Что весьма маловероятно.

— Верно, — согласился Росс. — Но это не освобождает меня от ответственности принять меры предосторожности на всякий случай. Здесь ведь речь идет об огромном состоянии — если у нас родится сын, он будет следующим герцогом Уиндермеерским, а дочь стала бы весьма богатой наследницей. Мы несколько лет жили в разлуке, и отправь ты в Англию письмо с заявлением, что являешься законной наследницей, в этом наверняка усомнятся, и, возможно, у тебя появятся законные оппоненты в лице каких-нибудь кузенов, претендующих на мое наследство. Я хотел бы уберечь тебя от этого.

От этих слов Росса дрожащие пальцы Джулиет нервно сжались: «Наш сын, наша дочь…»

— И все-то ты предусматриваешь, — едко заметила она. — А что, если я не захочу, чтобы младенец родился?

— Я не предлагаю тебе родить, просто хочу удостоверить, что любой мой наследник получит то, что ему принадлежит по праву. — Голос его зазвучал жестче. — Быть может, это единственная моя надежда. Если эмир решит снести мне голову, я предпочту умереть, зная, что я оставил после себя нечто значительное.

Джулиет и не предполагала, что он так мечтал о ребенке, просто не позволяла себе думать об этом.

— Не беспокойся, — тихо сказала она. — Если… то, о чем мы говорим, свершится, то я сделаю все возможное, чтобы обеспечить нашему ребенку будущее, которого ты желал бы для него.

— Я верю тебе. — Он взял ее за руку, их пальцы переплелись. — Я просто пытаюсь устроить наши дела.

«Если Росс умрет, проще от этого не будет». — Джулиет закрыла глаза, чтобы не заплакать. Сегодня она уже проливала слезы, а плакать дважды в день — это слишком! К счастью, в дверь постучали. Она даже не успела ничего сказать.

На этот раз слуга передал приглашение лорду Кхилбурну отобедать с Абдул Самут Ханом. Росс пробормотал себе под нос что-то нечленораздельное.

— Я немного устал от его компании, но, кажется, от этого никуда не деться. — Повысив голос, он заявил, что сейчас ему надо принять ванну, и приказал принести воду.

После того как Росс отправился к хозяину дома, Джулиет долго-долго сидела в воде. Ванна служила спасением от тех переживаний, что ей пришлось вынести за последние двадцать четыре часа. Потом, чистая и сухая, она устроилась на диване и принялась разрабатывать план побега шаг за шагом, отмечая все тонкости, которые могли бы заинтересовать Росса.

Наконец муж вернулся. Джулиет не знала наверняка, чем закончится их вечер, ибо за последний день между ними чего только не было! Однако все решилось очень просто: Росс зевнул и подал ей руку.

— Поздно, Джулиет. Пойдем спать.

Она взяла его за руку и пошла с ним так, словно ничего естественнее в мире и не было.

Глава 21

Через пять дней после роковой аудиенции Росса у эмира Джулиет встретилась с Мухаммедом и Хуссейном Казимами. Понимая, что в туарегском облачении вездесущие бухарские шпионы обязательно выследят ее, она отправила Казимам записку, в которой говорилось, что она придет в их лавку за тканью: «Там я смешаюсь с обычным людским потоком».

Когда она вошла в затемненное помещение лавки, Хуссейн приблизился к ней, словно она была просто очередным покупателем. Однако вскоре он отвел ее в отдаленную часть дома под предлогом поиска для нее новой материи. Лавка представляла собой лабиринт комнат, заваленных сверху донизу рулонами ярких тканей, переливающихся всеми красками, как драгоценности в пещере Аладдина. Отодвинув портьеру, Хуссейн указал Джулиет на маленькую, густо увешанную коврами комнату, где возле самовара, скрестив ноги, сидел его отец.

Казимы неторопливо подали «гостю» чай и самсу — сдобренные специями пироги, — попутно расспрашивая о здоровье общих знакомых. После того как с этикетом было покончено, Мухаммед сказал:

— Я слышал, что Кхилбурн сидит взаперти в доме Абдул Самут Хана. Это плохо, ибо с британским офицером Камероном поступали точно так же незадолго до того, как его перевели в Черный колодец.

— То, что вы слышали, — правда. — Джулиет осторожно поставила чашку из тонкого фарфора. — Кхилбурн решил тайно бежать и отправил меня, чтобы я попросил вас о помощи.

— Нет нужды просить нас, поскольку мы обязаны ему, — любезно ответил Мухаммед. — Что нам надо сделать?

— Убежать из дома наиба не составит труда; куда сложнее вырваться из города, ибо ворота его охраняются. Также нам понадобятся приспособленные к пустыне туркменские лошади — такие животные, которых, возможно, нельзя купить в городе. — Джулиет вытащила небольшую кожаную сумочку, позвякивавшую золотыми монетами, и положила ее возле самовара. — Нам нужны три лошади. Конечно, Кхилбурн заплатит за них, поскольку такие животные наверняка дорого стоят.

— Бесчестно брать деньги с человека, который спас жизнь моему отцу, — сказал Хуссейн, отмахнувшись от денег. Задумавшись, он с отсутствующим видом погладил свою черную бороду. — Через городские ворота лучше всего пройти вместе с караваном, потому что в такой толпе охранники занимаются больше проверкой груза, а не людей. Если вы убежите из дома наиба в ночь, когда мы отправимся с караваном, вы сможете присоединиться к нам и благополучно выберетесь за пределы города. Вам лучше выбрать караван, который пойдет через восточные ворота, потому что тогда вы окажетесь вблизи нашего деревенского поместья, где вас уже будут поджидать лошади и провиант.

Джулиет надеялась, что все так и будет. Нагнув голову, она сказала:

— Отлично! А вы знаете, когда вы повезете свои товары?

Посоветовавшись, Казимы предложили несколько возможных дат. Потом они обсудили другие аспекты побега, и Джулиет поднялась, чтобы уйти.

Сощурив глаза, Хуссейн заметил:

— Твой персидский гораздо улучшился с тех пор, как ты прошел через Каракумы, Джелал. Ты и правда тарги?

Она поколебалась немного, пытаясь подобрать подходящее объяснение.

— Нет, милорд, это только маскировка. Я тоже ференги. Давным-давно я… присягнул на верность Кхилбурну. И не могу допустить, чтобы он один отправился в столь рискованную поездку.

— Понятно, — кивнул Хуссейн. — Кхилбурну повезло со слугой, но, значит, этот человек сам вдохновляет людей быть ему верными. Пусть Бог защитит вас обоих в вашем возвращении домой!

Джулиет повторила пожелания бухарцев, потом поклонилась и ушла.


«Как же трудно ждать!» Росса раздражала бездеятельность. Он ничего не мог предпринять, кроме того, что вел себя неприметно, не вызывая подозрений. Джулиет было проще, ибо никто даже не пытался удерживать ее в доме наиба. Заручившись поддержкой Казимов, она воспользовалась преимуществом своих просторных одежд, чтобы приносить под ними разные предметы, которые могли бы понадобиться им в дороге, а заодно и выведывала украдкой, что им еще пригодится. Помимо золота, оружия и шапки бозкаши, которую подарил Дил Асса, Росс хотел забрать только свои дневники, в которых записывал впечатления о Туркестане и его обитателях. Однако дневники умалчивали о более интересной теме — его личной жизни.

Два момента делали домашний арест Росса вполне сносным. Самое главное — это ночи, проведенные с Джулиет: они были наполнены страстью и ни с чем не сравнимым удовольствием. Он и мечтать не смел о чем-то подобном. Из-за их общих интересов и чувства товарищества страсть разгорелась еще сильнее, и, несмотря на то что им постоянно угрожала смерть, Росс никогда в жизни не был так счастлив. Видимо, сама угроза смерти делала каждый миг их существования бесконечно ценным. Ему казалось, что вся его жизнь была словно спрессована в эту горсточку упоительных часов.

Однако их оазис радости окружали невидимые барьеры, много выше, чем глинобитные стены жилища наиба. Они старались не касаться прошлого, совсем не говорили о будущем, и ни один из них так ничего и не сказал о любви.

Другим развлечением Россу служили его друзья, которые по-прежнему навещали его в доме наиба. Он был бесконечно благодарен им за это, ибо в городе, наводненном шпионами, от людей требовалось немалое мужество, чтобы прийти к человеку, который навлек на себя недовольство эмира. В приемной постоянно толклись два-три охранника. В их обязанности входило препятствовать речам на других языках, и поэтому все разговоры велись на понятном охранникам персидском.