Он намекнул, что скоро в страну начнутся большие поступления шелка. Это все еще эхо договора, подписанного в Фонтенбло. Видишь ли, у французских производителей всегда была хорошая репутация, и один только факт, что материал произведен во Франции, дает ему преимущество перед нашим.

– Он сам сказал тебе, что обеспокоен?

– Нет, но он подтвердил, что отчаянно нуждается в чем-нибудь новом... в открытии, что обрушится на покупателей как шквал... что-нибудь не очень дорогое, чтобы можно было привлечь разные слои покупателей, а не только elite[11]... что-нибудь совершенно особенное и очень дорогое для избранных... и более дешевый вариант для среднего клиента.

– И он сумеет это сделать?

– Моя дорогая Ленор, – первое, что требуется, – найти этот чудесный материал. Он думает, что во Франции тоже над этим работают, так же, как и люди у него на фабрике. Здесь идет настоящая гонка. Кто изобретет материал первым, тот получит на него право собственности.

– Так он беспокоится из-за этого?

– Я уверена, что его бизнесу требуется мощная поддержка. Иначе он может потерять все. Я так понимаю это. Сначала я думала, что он просто немного устал. У него покраснело лицо и сбилось дыхание... и он говорил со мной с большей горячностью, чем обычно. Mon Dieu! Ты слышала? Часы пробили полночь. Эти ночные разговоры, конечно, очень хороши, но мы не должны затягивать их до утра. Спокойной ночи, сокровище мое. Вскоре я уснула.


Это случилось двумя днями позже.

Мне показалось, бабушка знала, что этим все закончится. У сэра Фрэнсиса случился удар, – не очень сильный, от которого он должен был оправиться; к несчастью, это произошло вне дома.

Он был в это время в доме миссис Дарси в Сент-Джонс Вуд. Миссис Дарси пришла в ужас и немедленно вызвала доктора. Доктор нашел нежелательным перевозить сэра Фрэнсиса в таком состоянии, поэтому его оставили на несколько дней в доме миссис Дарси. Личный врач навещал больного там же. Послали за Чарльзом и Филиппом. Насколько проще все было бы, если бы это случилось с ним на Грэнтэм-сквер. Тот факт, что ему стало плохо в два часа ночи, породил массу слухов.

Чарльз сразу же взял бразды правления в свои руки. Он счел делом первостепенной важности без промедления перевезти отца на Грэтнэм-сквер. Наконец это было устроено, и все задышали свободнее, особенно, когда стало ясно, что сэр Фрэнсис поправляется.

Графиня высказалась на этот счет довольно откровенно. Дело в том, что она подружилась с бабушкой, а значит, и со мной тоже. Они много времени проводили вместе, обсуждая, что требуется для Джулии, и поскольку графиня согласилась, что ни одна портниха не сошьет таких потрясающих и в то же время элегантных платьев, как моя бабушка, между ними тут же установилось согласие.

Графиня заявила, что предпочла бы «ввести в общество» меня. Ей казалось, что во мне больше оригинальности, чем в Джулии. Джулия слишком явно проявляла свое желание понравиться. «Ей приходится прилагать слишком много усилий, – объяснила она, – и это сразу видно. Слишком стараться, чтобы понравиться кому-нибудь – грех, которого свет не прощает. Конечно, нельзя упускать возможность, если таковая представится, и нужно быть начеку, но следует притворяться при этом безразличной. Нелегко найти верный тон, но это единственный путь к успеху». И в этом отношении она считала меня способнее Джулии.

Со временем она стала настолько откровенной, что рассказала мне о себе; у нее была очень колоритная манера выражаться, которую вряд ли можно было ожидать от графини.

– Я родилась не для пурпурных одежд, – разоткровенничалась она однажды, – меня звали просто Далей Дорман. Во мне было нечто, неизменно привлекающее мужчин, особенно немолодых. Бывают женщины, которые нравятся молодым, бывают такие, которые нравятся мужчинам средних лет, а я была из тех, кто нравится старикам. Я выступала на сцене. Для таких девушек, как я – хорошеньких и с головой на плечах, это шанс. Граф обратил на меня внимание. Он внешне походил на утку, начинал впадать в детство... и был на целых тридцать пять лет старше меня. Но он любил меня до безумия, а мне очень хотелось, чтобы меня любили до безумия. Поэтому я вышла за него замуж... и десять лет была его нянькой. В общем, я его любила, я была... графиня, жила с моим старым графом в доме, почти таком же огромном, как Паддингтонгский вокзал, так же насквозь продуваемом сквозняками. Дом был не очень удобным и уютным, но мне нравилось быть леди. Потом он умер, и что мне осталось? Долги... долги... долги, и неизвестно откуда взявшийся кузен, которому достался дом. Что же касается меня, то я все еще была хорошенькой, даже в тряпье... насколько это возможно. Я стала осматриваться вокруг себя и думать, что можно предпринять. В конце концов, я была графиней Бэллэдер, а это само по себе уже немало. Поэтому я начала вывозить молодых девушек в свет и тем зарабатывать себе на жизнь. Мне удалось найти несколько хороших клиентов. У меня были свои взлеты и падения, и я рада этому. Я была просто Далей Дорман, которая умела задирать ноги не хуже других девчонок; и я была женою графа. Можно сказать, что я посмотрела на жизнь с обеих сторон. И мне это помогает. Я могу понять проблемы других людей. И я научилась одной вещи: никогда никого не осуждать и не обвинять, потому что мы всегда знаем только половину истории. Взять хотя бы сэра Фрэнсиса. – Она улыбнулась нам. – Он мне нравится. И я знаю, как обстояло дело. Хорошо, что все так обошлось. Но если бы он умер в постели этой женщины, то это подлило бы масла в огонь. Выход Джулии пришлось бы на время отложить. Конечно, теперь, после смерти Альберта, при дворе уже не так строго соблюдаются условности. Тот был ярым поборником строгой морали и любил перекладывать грехи отцов на головы их детей. Ее Величество не настолько сурова. Но если бы сэр Фрэнсис умер в постели любовницы, как бы мы сумели удержать прессу от обнародования такого пикантного факта? Да, это стало бы концом дебюта Джулии.

– Эта их связь, – спросила бабушка, – она давно продолжается?

– О, годы и годы. У них устойчивые отношения. Сэр Фрэнсис не заводил никаких случайных связей. Бедная миссис Дарси, она так расстроена.


Из-за болезни сэра Фрэнсиса нам пришлось продлить наше пребывание в Лондоне, и мы задержались, по меньшей мере, еще на неделю. В одну из наших ночных бесед бабушка заговорила со мной о сэре Фрэнсисе.

– Как говорит графиня, его нельзя в этом винить, – сказала она. – Он хороший человек. Он полюбил миссис Дарси, и она его тоже. Это было похоже на брак.

– Но как же леди Сэланжер?

– Леди Сэланжер замужем за своими недугами. Ты же сама видишь. После рождения Касси она заявила, что больше не хочет иметь детей. У мужчин есть свои потребности... и если он не может удовлетворить их там, где это положено, тогда он начинает искать выход в другом месте.

– Значит, сэр Фрэнсис нашел миссис Дарси?

– Можно сказать и так, – кивнула она. – Но его нельзя винить за это. Он заботится о леди Сэланжер. Выполняет все ее прихоти. Он никогда не был к ней недобрым, недобрые люди – настоящие грешники.

В моей памяти всплыло воспоминание о том, как Чарльз убегал по ступенькам, оставляя меня в пугающей темноте; и я подумала о мальчишках, которые убили собаку Вилли.

Она была права. Недобрые люди – настоящие грешники.


Чарльз жил с нами в одном доме, но мой страх перед ним пропал. При встречах со мной он держался прохладно, как бы показывая, что больше не интересуется мной и не держит на меня зла. Филипп же всегда был рад меня видеть.

Братья много времени проводили с отцом, который, хотя и был прикован к постели, по крайней мере, на месяц, все же достаточно окреп, чтобы принимать посетителей; и так как он очень тревожился, что не успеет переговорить с сыновьями, доктор решил, что отказав ему в этом, можно только ухудшить его состояние.

А поговорить им нужно было о многом.

Бабушка сказала, что принято какое-то важное решение. Филипп стал очень серьезен, хотя со мной он был по-прежнему очарователен и мил. Однажды утром, спустившись к завтраку, я застала его одного. При виде меня глаза его вспыхнули от радости.

– Как хорошо, что ты пришла, Ленор. Так много всего случилось.

– Ты имеешь в виду своего отца?

Он кивнул. Потом подарил мне одну из своих самых обворожительных улыбок.

– Я так люблю с тобой разговаривать. Ты умеешь слушать и понимать. Скоро у нас все изменится. Мы с Чарльзом прекращаем учебу, тем более, что срок обучения уже почти подошел к концу. Это как раз то, о чем я хотел попросить отца. И немедленно приступаем к делам.

– Да, я думала, что так оно и будет.

– Наш отец поправляется, но он уже не сможет заниматься делами, как прежде. Доктор говорит, что теперь ему нужно следить за своим здоровьем. Это было предупреждение. Итак, отныне и навсегда мы вступаем в дело. Конечно, я не хотел, чтобы это произошло именно так. И еще, я хотел поговорить с тобой как-нибудь. – Он огляделся. – Здесь неудобно. Возможно, мы могли бы пойти куда-нибудь.

– Куда? – спросила я.

– Например, в Гринвич. Я знаю одну гостиницу – «Корона и скипетр». Говорят, что там готовят лучших в Лондоне снетков. – Он слегка поморщился. – Я бы предпочел, чтобы мы поехали одни. Но, полагаю, это не возможно.

Я не ответила.

– С нами должен поехать кто-то еще, иначе это будет нарушением приличий, – продолжал он.

– Ну тогда, давай поговорим здесь.

– Нет. Мы пригласим твою бабушку. Она знает, о чем я хочу поговорить с тобой.

– Замечательно.

В столовую спустилась Джулия.

– Привет, – сказал Филипп, – готовишься к схватке?

Джулия взяла себе завтрак с буфета.

– Графиня – настоящий дракон, – пожаловалась она, – я получила небольшую передышку.

– Все это ради доброго дела, – легкомысленно заметил Филипп.

– Тебе хорошо, – Джулия, взглянула на меня, – тебе не приходится так страдать. Я никогда не похудею, а эти корсеты меня просто убивают.

– В таком случае на твоем месте я не стал бы естъ столько ветчины, – посоветовал Филипп.

– Мне нужно поддерживать силы. Мне очень понравилась парча лавандового цвета, которую купила твоя бабушка.

– Да, красивая, – согласилась я, – а ты видела эскиз платья, которое она собирается из нее сшить?

– Нет, они не считают нужным советоваться со мной. Твоя бабушка с графиней будто парочка старых ведьм... они делают то одно, то другое... и ничего мне не говорят.

– Бабушка наверняка показала бы тебе все выкройки, если бы ты попросила.

– Иногда я чувствую, что устала от всего этого и мне хочется домой. Но потом начнутся балы и все такое прочее...

– И ты полюбишь их, – договорила за нее я, – ведь ты всегда этого хотела.

– Я думала, что хочу... раньше.

Она вздохнула и положила себе еще ветчины.

– Я чувствую, что графиня вывезет в свет не юную леди, а индийского слона, – сказал Филипп с братской прямотой. То что Джулия сильно прибавила в весе, ни у кого не вызывало сомнений. Я думаю, что она нервничала и поэтому ела больше, чем обычно.

Я хотела выйти из-за стола, но Филипп поймал меня за руку.

– Может быть, сегодня, – сказал он, – ближе к вечеру. Мы могли бы добраться туда к половине седьмого. Тебе там понравится. Попроси свою бабушку.


Когда я сообщила бабушке о приглашении Филиппа, она обрадовалась.

– Он мне нравится, – сказала она, – больше всех в этой компании.

Уж если бабушке понравилась эта идея, то я и подавно была рада.

Филипп оказался опытным гребцом. Он сказал, что ему нравится сидеть на веслах и что он часто катался на лодке в университете, поэтому мы со спокойной душой доверили ему себя.

– Теперь я буду много времени проводить в Лондоне, – говорил он нам. – Сегодня утром я ездил в Спитэлфилдс. Так много всего предстоит изучить.

– Твой брат не разделяет твоего энтузиазма, – сказала бабушка.

– Я знаю, – признал Филипп, – и в некотором смысле даже рад этому. Мне это дает большую свободу действий. Я не люблю, когда кто-нибудь вмешивается в мои планы.

– У тебя будет как бы спящий партнер, – сказала я.

– Иметь спящего партнера – слишком большая роскошь даже для более успешного бизнеса, чем ваш, – заметила бабушка, – нужно, чтобы каждый из вас вносил свою лепту.

– Не думаю, чтобы он испытывал влечение к шелку... или вообще к делу. Чарльзу лучше пойти в парламент, заняться юридической практикой... или чем-нибудь еще в этом роде.

– Я уверена, что ты добьешься успеха, – сказала я ему.

Он слегка нахмурил лоб.

– Ты знаешь, – сказал он, – я думаю, что удар с отцом случился оттого, что у него было много волнений.

– Весьма вероятно, – согласилась бабушка.

– Ты хочешь сказать, что он волновался из-за проблем в бизнесе? – спросила я.

Филипп кивнул.

– Дела идут не совсем так, как нам хотелось бы. Я бы не сказал этого никому другому, но ты всегда все понимала, Ленор, так же как и вы, мадам Клермонт, ведь вы – часть нашего дела. Нет сомнения, что дела принимают нежелательный оборот.