– Он марионетка в его руках, – отрезала Урсула. – Он сделал все, что от него требовалось, и за это получит в награду всю собственность Сент-Аланжеров.

– Если только сумеет ничем не прогневить старика прежде, чем тот умрет.

– Как я рада, что выбрала свободу, – сказала Урсула. Чуть позже разговор коснулся графа.

– Он хороший хозяин, – сказал Луи. – Граф предоставил мне полную свободу рисовать, лишь бы его коллекция картин была в отличном состоянии. Иногда он устраивает мои выставки. Не знаю, как бы мы жили, если бы не его отец, а теперь – и он сам.

– Он делает это назло Альфонсу Сент-Аланжеру – заметила я.

– Не думаю. Граф – большой ценитель искусства, – сказал Луи. – Он уважает художников, и, мне кажется, мои работы тоже не оставили его равнодушным. Я ему очень многим обязан.

– Мы оба, – добавила Урсула. – Так что, Анри, не говори о нем плохо в нашем доме.

– Я признаю, что он был вам полезен, – согласился отец. – Но его репутация в округе...

– Что поделаешь, у них это – семейная традиция, – сказала Урсула. – Все графы Карсонны были большие охотники до женщин. По крайней мере, он не такой ханжа, как наш собственный папа... который своим благочестием принес куда больше несчастья.

– Осмелюсь предположить, что де ла Тур тоже причинил немало беспокойства в некоторых домах.

– Слушай, Анри, если ты говоришь об Элоизе, то ведь никто в точности не знает, имел ли он к ней какое-нибудь отношение.

– Это и так ясно, – сказал отец. – А теперь он подбирается к Ленор.

– В таком случае, – сказала мне Урсула, – тебе, наверное, следует поостеречься.

– Кэти завела дружбу с его сыном Раулем, – продолжал отец. – Она и сегодня там была. Он каждый день присылает за ней экипаж. Если я его еще раз увижу, то скажу, чтоб он держался подальше.

– Анри, надо быть более дипломатичным, – сказала Урсула. – Тем более, что завтра вы с Кэти и Ленор уедете в Париж, где будете в полной безопасности.

Мне было интересно послушать, что говорят про Карсонна. По правде, разговор о графе – единственное, что мне запомнилось из того вечера, проведенного с Урсулой и Луи.


На следующий день мы уехали в Париж.

Графиня бросилась мне навстречу и заключила в свои объятия.

– Ленор, – воскликнула она, – ты выглядишь такой помолодевшей. Что с тобой произошло?

Я почувствовала, что краснею.

– Там было очень хорошо, – ответила я.

– Мы гостили в замке, – принялась рассказывать Кэти, – там живет сокол и столько собак... и маленькие щеночки. А еще у них есть oubliette, куда они сбрасывали людей, когда хотели, чтобы о них навсегда забыли.

– Жаль, что у нас нет такой ямы, – сказала графиня. – Мадам Делорм вернула назад платье из розовато-лилового бархата. Говорит, оно слишком тесное. Если бы у меня был этот oubliette, она была бы первой, кого я туда отправила бы.

– Если человека там оставить, то он умрет, – сказала Кэти.

– Хорошая мысль! – подтвердила графиня. – Но мне хотелось бы услышать и другие подробности вашего визита.

Кэти разразилась точными и красочными описаниями vendange.

– Больше всего мне понравилось, как это делают в замке. Люди танцуют в корытах, графиня. Огромные корыта, и сок плещет им прямо на ноги. Но они перед этим их отскабливают. Они давят ягоды, и получается такая темно-красная мешанина.

– Такого же цвета станет платье мадам Делорм, когда нам наконец удастся его подогнать под ее возрастающие объемы.

Она много рассказывала о том, что произошло за наше отсутствие в салоне. Я заметила, что временами она задерживает на мне взгляд, словно думает, будто я скрываю какую-то тайну.

Не прошло и трех дней, как к нам явился некий посетитель. Графиня пошла его встречать и поспешно вернулась, сияя улыбкой.

– К тебе мужчина. Он не представился. Сказал, что хочет сделать тебе сюрприз. Какие манеры! Какой стиль! Кто этот человек?

– Я лучше пойду посмотрю, – сказала я, уже зная, кого там увижу.

Он улыбался мне улыбкой фавна.

– Моя дорогая мадам Сэланжер, я был в Париже и не мог вернуться в Карсонн, не повидав вас.

Рядом стояла графиня, дрожа от любопытства.

– Графиня Бэллэдер – граф де Карсонн.

– Очень приятно познакомиться, – сказала графиня.

– Я также счастлив, графиня.

– Могу я предложить вам освежиться? – сказала она. – Немного вина?

– Граф очень разборчив в винах, он сам занимается виноделием. Вряд ли у нас найдется вино, которое удовлетворит его изысканный вкус.

– Что бы вы ни предложили, мне это покажется нектаром, – возразил он. – Я так счастлив, что снова в Париже.

– Это ваш любимый город? – спросила графиня.

– Сейчас – да... любимый.

Графиня удалилась, оставив нас одних. На ее губах играла загадочная улыбка. Я повернулась к нему.

– Ну пожалуйста, сделайте хотя бы вид, что вы рады меня видеть, – взмолился он.

– Я очень удивлена вашим визитом.

– Неужели? Не могли же вы думать, что я позволю вам сбежать от меня.

– По-моему, слово «сбежать» здесь неуместно.

– Простите. Я неправильно употребил выражение. Как чудесно видеть вас снова. А знаете, у вас тут очень элегантно.

– В Париже не может быть иначе.

– Я принимаю это как комплимент городу. И раз уж я здесь, то покажу вам его.

– Я здесь уже довольно давно и многое видела.

– Знаю. Но наверняка сумею удивить вас.

– Не сомневаюсь, что вы попытаетесь сделать это.

Графиня принесла вино, бокалы и пирожные.

– Давайте перейдем в гостиную, – предложила она. – Там будет удобнее.

Она налила вино в два бокала.

– А теперь, – сказала она, – я оставлю вас. Думаю, вам хочется побыть наедине.

– Вы очень добры, – поблагодарил граф.

Она лукаво улыбнулась. Я видела, что он произвел на нее сильное впечатление, но она не стала пускать в ход свои чары, решив, что этот мужчина – мой. Ее профессией долгое время было составление счастливых пар, и я видела, что она уже строит планы насчет меня и графа.

Увы, она не знала, с кем имеет дело.

– Какая прелестная женщина, – заметил он.

– Да, мы знакомы уже много лет. Она, что называется, выводила девушек в свет. Это значит, что она готовила их к представлению королеве, а затем подыскивала им мужей.

– Какая полезная профессия.

– Теперь она оставила это занятие. Она – совладелица нашего салона. Как долго вы пробудете в Париже?

Он улыбнулся и пожал плечами.

– Как знать? Все зависит от обстоятельств.

– И где вы остановились?

– У меня дом на улице Фобурж Сент-Оноре, на пересечении Сент-Оноре и Рояль.

– Я знаю этот дом.

– Он принадлежит нашей семье уже лет пятьдесят. Наша старая гостиница сгорела во времена революции.

– Вы часто бываете в Париже?

– Когда меня призывают дела – или удовольствия.

Я услышала голосок Кэти. Она о чем-то громко спорила с графиней.

– Мама занята.

Кэти просунулась в дверь.

– О, – радостно воскликнула она, – это граф. – Она подбежала к нему и протянула руку для поцелуя.

Граф, как всегда галантный, не обманул ее ожиданий.

– А где Рауль? – спросила она.

– Увы, он остался в Карсонне.

– А почему вы не привезли его с собой?

– У меня здесь важные дела, а у него есть свои обязанности в замке.

– Жаль.

– Ему будет приятно, когда я передам ему эти слова.

Вошла мадемуазель Леклер. Она искала Кэти.

– Это мадемуазель Леклер, французская гувернантка Кэти, – сказала я.

Мне стало стыдно за тот укол ревности, который я почувствовала, увидев, как он смотрит на нее оценивающим взглядом. Гувернантка была очень хорошенькой и значительно моложе меня. От его взгляда она вспыхнула, глядя на него сияющими глазами. Да, с таким мужем никогда не будешь чувствовать себя спокойно, подумала я.

Мадемуазель Леклер сказала, что пришла забрать Кэти на прогулку.

– Хорошо, иди, Кэти, – разрешила я.

– Вы еще будете здесь, когда я вернусь? – спросила она графа.

– Надеюсь, что да, – ответил он.

Довольная, она последовала за гувернанткой.

– Какой очаровательный ребенок, – сказал он. – Только у вас мог быть такой. Мне бы хотелось, чтобы она чаще виделась с Раулем.

Я все еще думала о гувернантке.

– Так вот, раз уж я в Париже, – продолжил он прерванный разговор, – я покажу вам этот город.

– Я уже сказала вам, что знаю его.

– Я говорю о настоящем Париже... который может показать только француз. Я знаю столько мест, в которых вам необходимо побывать.


Все последующие дни я была безумно счастлива. Я знала, что начала поддаваться его обаянию, но уверяла себя, что мне нечего бояться. Я уже не та неопытная девочка и все время буду помнить, с кем я имею дело...

Но когда он оказывался рядом, все становилось другим. Он был неутомим в своих попытках доставить мне удовольствие, и все эти дни стали сплошным калейдоскопом сменяющих друг друга эмоций... слишком приятных, чтобы оставить их без внимания. Счастливая и беззаботная, какой уже не была много лет, я сквозь пальцы смотрела на его капризы, но всегда, даже на самой вершине счастья, меня предостерегал мой внутренний голос. Даже сейчас меня посещал образ Элоизы, лежащей у кромки воды. Она любила бездумно и безрассудно. Я могла понять ее чувства. С таким человеком можно забыть обо всем.

Но, несмотря на это, я всецело отдалась удовольствиям этих золотых дней. Я многое узнала о нем. Он мог быть серьезным, и нельзя сказать, чтобы он предавался только чувственным удовольствиям. Он был прекрасно образован и разбирался в искусстве. Его очень занимала история горячо любимой им Франции и, находясь рядом с ним, нельзя было не разделить его увлеченности. Он обладал критическим складом ума, и с ним было интересно беседовать. Общаясь с ним, я многое узнала – в том числе, и о себе.

Как я радовалась нашим встречам! Отца это страшно тревожило, но я уверяла его, что бояться нечего. Однако мои уверения его слабо успокаивали. Графиня тоже была как в лихорадке. Граф умел обращаться с женщинами, умел с помощью нехитрых приемов завоевывать их расположение. Он преподносил графине цветы, а Кэти – подарки. Я видела, что скоро он примется за отца. В его стратегию входило стать добрым другом для всех в этом доме.

Он сводил нас в оперу на «Орфея и Эврйдику», сказав, что это его любимая опера, потому что в ней человек смеется над богами. Нам тоже понравился спектакль. Смеялся даже отец. Когда мы ехали домой, у меня в ушах все еще звучала завораживающая музыка, ставшая с этого дня моей любимой.

Графиня все время выпроваживала меня, как только появлялся граф. Я говорила, что мне надо работать, но она не хотела и слышать об этом.

– Мы прекрасно обойдемся без тебя, – уверяла она. – Ведь обходились же как-то, пока тебя не было. Считай что тебе продлили отпуск. У тебя еще будет масса времени, чтобы поработать... потом.


Дни летели с невероятной быстротой. Я знала, что никогда не забуду их. Париж сам по себе замечательный город, но, узнав его лучше под руководством графа, я была покорена окончательно. Иногда я брала с собой Кэти, но чаще мы бывали одни.

Мы посетили Монмартр, и он держал меня под руку, когда мы поднимались по крутому спуску. Побывали в Кафедральном соборе. Это довольно причудливое здание в восточном стиле, которое всегда было одной из главных достопримечательностей Парижа. Граф рассказал мне о Сен-Дени – покровителе Франции, и о мучениках, которые расстались здесь с жизнью. Он показал мне большой колокол в девять футов высотой. Назывался он Франсуаза-Маргарита, или La Savoyarde de Montmartre. Граф дал мне послушать его необычный тембр. Я уже была здесь с отцом, но теперь все воспринимала в каком-то новом радостном свете. Многое я видела раньше, но только теперь обратила на это внимание. С ним все обретало иной смысл, и то, что раньше казалось незначительным, теперь вдруг становилось необычайно интересным.

Рассказывая о прошлом, он будто окунался в то время. Он с грустью говорил о Революции, которая разрушила старый уклад жизни и покалечила судьбы стольких его предков. Он считал, что только исключительное везение помогло сохраниться их роду.

– Они жаждали крови и разрушения, – говорил он о революционерах, – потому что их бесило, что мы имеем то, чего не было у них.

Мы побывали с ним в зале Сен-Луи со сводчатым потолком. Этот зал называли еще Залом Ушедших, видимо, потому, что через него должны были проходить приговоренные к гильотине. Он грустно усмехнулся, когда мы подошли к келье, в которой закончила свои дни Мария-Антуанетта. «Униженная со всем тщанием, на какое способны только мелкие тираны», – с горечью сказал он.

Теперь я узнала другие стороны его натуры. Он не переставал удивлять меня.

Посетив Лувр, я обнаружила, что он прекрасно разбирается в искусстве. С ним я по-новому увидела картины, которые уже знала. Он обожал Леонардо да Винчи, и мы долго простояли в Большой галерее, обсуждая «Мадонну в гроте». Конечно, у него нашлось много, что сказать и о «Моне Лизе», которая находилась в стране с 1793 года. Он рассказал мне, как Франсуа вывез Леонардо из Италии с тем, чтобы иметь преимущественное право на его работы.