Сандра Браун - Шелковые слова

Дни проходили в мирной неспешности, что было для нее чем-то новым, впрочем, как и все, связанное с Диком. Он не настаивал на интимной близости, а Лейни была слишком сбита с толку, чтобы разбираться в своих чувствах по этому поводу. Он редко дотрагивался до нее, не считая ласковых поцелуев или галантных жестов. Каждую ночь на широкой кровати он обнимал ее и сочувствовал, когда ребенок мешал ей спать, но заниматься любовью не пытался. Она уже привыкла чувствовать рядом его мускулистое тело, ласковые руки, слышать его тихое дыхание.

Дальнейшему узнаванию способствовала необходимость.

Как-то проснувшись утром, Лейни поняла, что ей срочно нужно в туалет, и она принялась отчаянно молотить в дверь ванной. Когда Дик открыл, он стоял, обмотанный полотенцем вокруг пояса. Капельки воды, словно алмазы, переливались на буйной растительности у него на груди. Наспех вытертые седые волосы прилипли к голове.

— Что такое? А, понятно. — И быстро уступил ей ванную.

Когда она вернулась в комнату, Дик стоял к ней спиной у комода и натягивал облегающие плавки. На миг Лейни застыла, завороженная совершенством его тела, наблюдая за игрой мышц его бедер и ягодиц. Она даже тихонько ахнула, хотя позднее клялась самой себе, что не было такого.

Услышав, Дик обернулся.

— Уже все? Я могу снова занять ванную?

Энергично закивав, Лейни стремглав выскочила из комнаты, ладони ее вспотели, сердце неистово колотилось, а в голове внезапно появилось решение.

Она позволит ему остаться. Он останется с ней… только до рождения ребенка. На этом она будет твердо настаивать. Как только родится ребенок, Дик должен вернуться в Нью-Йорк, а она будет жить своей жизнью. А насчет общения с ребенком они как-нибудь договорятся.

Он может остаться, если будет хорошо себя вести. Но она ни в коем случае не должна к нему привязываться и зависеть от него.

— Напомни, чтобы я прибавил миссис Томас жалованье. В жизни не ел такого вкусного соуса.

— В здешних краях это называют приправой, а секрет заключается в количестве добавляемого шалфея, — отозвалась Лейни.

Был первый день Рождества, и они сидели за обеденным столом, сытые и довольные. Домработница приготовила все накануне, так что им оставалось только поставить блюдо в микроволновку и завести таймер.

— Если ты у нас такая умная, может, мне сэкономить на ее зарплате, а готовкой займешься ты?

— В любом случае так и будет, — заметила Лейни и, поднявшись из-за стола, принялась очищать тарелки и складывать их на поднос.

Дик рассмеялся:

— Ну уж нет, тем более когда у тебя начнется следующий семестр. Полагаю, мне удастся уговорить тебя не возвращаться.

Лейни в ужасе уставилась на него:

— Конечно, нет!

Он недовольно покачал головой.

— Этого я и боялся.

— Согласен ты или нет, но моя работа важна.

— Да я…

— У меня, между прочим, степень магистра, которую я заработала упорным трудом. Я люблю детей. Начальная школа — это самый решающий этап…

— Лейни, я ведь не спорю, — тихо произнес он.

Прервав свою гневную тираду, она продолжала уже в более спокойном тоне:

— Дик, я очень люблю свою работу. Она много для меня значит. До… — она уже начала говорить «до тебя», но поправилась… — до ребенка у меня ведь больше ничего в жизни не было. Я хорошая учительница и хочу продолжать учить детей.

— Лейни, я слегка поддразнивал тебя, когда предложил пропустить семестр. Просто подумал, что тебе было бы так легче.

Она покачала головой:

— Наоборот. Только время дольше бы тянулось.

Он стал помогать ей убирать со стола.

— Когда же начнутся занятия?

— Сразу после Нового года.

— А когда у тебя следующие каникулы?

— В марте. И это удачно совпадает со сроком рождения ребенка.

— А до тех пор ни единого праздника?

Вопросы его были слегка небрежными, слегка настойчивыми и очень уж напоминали предварительное прощупывание перед массированной атакой искусного адвоката. Лейни моментально насторожилась. Поставив бокал на поднос, она устремила внимательный взгляд на Дика.

— А что? Почему ты интересуешься каникулами?

Тот беспечно пожал плечами:

— Да просто пытаюсь сообразить, когда бы нам пожениться.

Дик ожидал какой-нибудь реакции. Но получил куда больше, нежели рассчитывал. При упоминании о браке Лейни заметно побледнела, поднос с тарелками едва не выскользнул из ее затрясшихся рук, в округлившихся глазах застыло недоверие и нечто близкое к страху, а груди судорожно всколыхнулись под мягкой туникой, надетой поверх широких брюк.

— Я никогда не выйду, — с трудом выговорила она. — Мистер Сарджент, вы добились своего во всем остальном, но учтите: я никогда не выйду за вас. Я вообще никогда и ни за кого не выйду замуж. — Отпрянув от него, она метнулась на кухню.

Дик пребывал в замешательстве лишь мгновение. Первым его побуждением было броситься следом и потребовать ответа, почему она так противится браку. Однако, приняв во внимание решимость тона, которым Лейни произнесла эти несколько фраз, Дик счел нажим не лучшей тактикой. Она категорически отказалась. Требовать объяснений означало бы попросту загнать ее в ту невидимую, но тем не менее реальную скорлупку, где она часто пряталась. Уже несколько дней Дик осторожно выманивал ее из этой скорлупки и сейчас опасался неосторожным поступком свести на нет все завоеванное им доверие.

Он вошел на кухню. Лейни ополаскивала тарелки и устанавливала их в новую посудомоечную машину.

— Я, конечно, слышал о феминистках, но не знал, что они против брака.

— Я не феминистка. Просто не хочу выходить замуж.

Она упорно избегала его взгляда, и это действовало на нервы. Дику захотелось встряхнуть ее и заставить посмотреть ему в глаза. Но тело ее было напряжено как струна. Он же мечтал снова видеть ее расслабленной и улыбающейся. Что-то терзало ее душу; если виной тому были его недавние слова, то он непременно разберется, в чем тут дело, и изгонит страх.

— А мне казалось, большинство юных девушек вырастают с мечтами о муже и детях.

— Я не юная девушка. И, как я уже говорила тебе, думала, что не могу иметь детей.

— А я решил, что ты просто так это сказала.

Тут она обернулась, и Дик втайне возликовал. Он разозлил ее, спровоцировал гнев, однако ему удалось-таки заставить ее повернуться к нему лицом.

— Это правда! В тринадцать лет мне сказали, что я останусь бесплодной из-за вторичной инфекции, вызванной аппендицитом.

— Значит, именно тогда ты и приняла решение никогда не выходить замуж. Она покачала головой:

— Нет.

— А когда же?

— Я всегда знала, что у меня никогда не будет… Я не хотела…

— Чтобы в твоей жизни был мужчина?

— Да.

— Вообще?

— Да.

— Выходит, ты дурачила меня. Особенно той ночью в Нью-Йорке. Она стиснула зубы.

— Не говори гадости и не выпендривайся. — Вновь повернувшись к раковине, она принялась яростно надраивать сковородку.

— Я и не выпендриваюсь, — ровным голосом заметил Дик. — Я всего лишь пытаюсь разобраться. Выяснить, почему красивая молодая женщина, ожидающая ребенка, упорно не желает выйти замуж за отца упомянутого ребенка, хотя он бы мог значительно облегчить жизнь ей и ребенку и, на мой взгляд, сделать их счастливее. И, черт побери, смотри, пожалуйста, на меня, когда я с тобой разговариваю! — закончил он, переходя на крик.

И тут же обругал себя за несдержанность, однако, когда Лейни обернулась, устремив на него ледяной взгляд и воинственно выпятив подбородок, раскаяние Дика вмиг улетучилось. Раз она хочет войны — пусть получает. Все равно проиграет, это неизбежно. Он посмотрел на нее таким пронзительным, испытующим взглядом, который обычно приберегал для свидетелей, дающих заведомо ложные показания.

— Ты не фригидна. — Голос его понизился, приобретя бархатистый оттенок. — Мы оба это знаем. Тебе нравятся мои прикосновения, нравятся мои ласки, по-моему, я и сам тебе нравлюсь. Так в чем же проблема, Лейни? Почему ты испугалась, когда я заговорил о женитьбе?

— Хочешь разобраться? Хорошо, давай разберемся. Мы с тобой из разных миров. Я не хочу жить твоей жизнью. А судя по количеству телефонных звонков, раздающихся здесь в течение всего дня и даже вечера, вряд ли ты сможешь перебраться сюда вместе со своей многочисленной клиентурой и стать частью моей жизни. — Лейни отвернулась и стала протирать губкой крышку газовой плиты. — Но все это тут ни при чем; даже если бы мы вместе выросли, я все равно не захотела бы выходить замуж.

— Ну а я хочу на тебе жениться. Хочу, чтобы у моего ребенка была фамилия.

— У него и будет. Моя.

— Лейни, я хочу, чтобы мой ребенок, мой единственный ребенок, носил мою фамилию.

— Тогда пойдем на компромисс: пусть носит двойную фамилию.

— Маклеод-Сарджент? Сарджент-Маклеод? За что же награждать бедного беззащитного ребенка таким имечком?

— Придется.

Дик расстроенно взъерошил седые волосы.

— Ты вынудишь нашего ребенка всю жизнь объяснять, почему у его родителей разные фамилии, почему они не живут вместе, почему они не женаты?

— У многих детей родители не женаты.

— Верно. Но большинство из них когда-то были женаты. И потом, если теперь это стало чуть ли не нормой, отсюда еще не следует, что это правильно.

— Он же не будет знать ничего иного, не то что дети из распавшихся семей. Это не одно и то же.

— А как будем делить его между нами, между противоположными частями страны, между двумя разными культурами? На твой взгляд, это идеальное решение? Лейни, это совсем неподходящая жизнь для малыша. Ребенок должен расти с обоими родителями — и с отцом, и с матерью.

— Я же сказала, ты будешь с ним общаться. Будешь видеть его, когда захочешь.

— Я не хочу, чтобы мой ребенок рос с одним родителем!

— Я ведь так выросла, и ничего — жива!

К этому моменту они уже перешли на крик. Слова Лейни звонким эхом отскочили от стен кухни и на мгновение лишили обоих дара речи. В наэлектризованном воздухе слышно было только их прерывистое дыхание.

Лейни первая отвела взгляд, и при виде ее поникших плеч сердце Дика сжалось от боли. Он хотел подойти к ней, обнять, утешить, но благоразумно воздержался. Он знал, когда и как надо оставить в покое допрашиваемого свидетеля.

— Оставь тарелки, я домою, — тихо сказал он.

Лейни порывисто обернулась, словно желая поспорить, но вдруг пошатнулась от усталости, побледнев, и Дик увидел, как она осунулась за время разговора, под глазами залегли темные круги. Дик обругал себя за то, что так жестоко загнал ее, вынуждая сделать это признание. Очевидно, ей не хотелось извлекать на свет Божий эту часть своей биографии. Кивнув, Лейни молча вышла.

Когда полчаса спустя Дик зашел в спальню, Лейни лежала в постели, забившись под одеяло и подтянув колени к груди, насколько это было возможно в ее положении. Она машинально поглаживала живот, в котором неистово ворочался малыш. Дик сел рядом.

— Все в порядке?

Она одарила его взглядом, в котором отразилась вся нелепость этого вопроса.

— О да, просто замечательно. — Она села, ухватившись за стеганое покрывало побелевшими пальцами. — Мужчина, которого я даже не знаю, переезжает ко мне и принимается перестраивать мой дом. Теперь же он хочет перелопатить всю мою жизнь. Я не выйду за тебя, Дик. Понимаешь?

— Лейни, — мягко сказал он и уложил ее обратно на подушки. Она снова начинала заводиться, и он опасался, как бы это не вызвало очередной приступ судорог. — Нет, не понимаю, но больше не буду тебя расспрашивать.

Истерика вроде бы улеглась. Лейни смотрела на него словно ребенок, которого только что убедили, что страшный сон — всего лишь сон.

— Не будешь?

— Нет, раз это так тебя огорчает. — Он робко потянулся к ней. — Ты просто уникум, Лейни. Любая другая женщина в твоем положении всеми правдами и не правдами склоняла бы мужчину к женитьбе. В общем-то это меня в тебе и привлекло: ты совсем другая. — Он легонько провел пальцами по ее щеке. — Что случилось с твоим отцом?

Нервно облизнув губы, девушка отвела взгляд:

— Он умер.

Дик обладал особым нюхом на ложь — в конце концов, это было его профессией. А то, что это — стопроцентное вранье, Дик не сомневался. Однако сейчас не время уличать ее.

— Прости, что напомнил тебе об этом. Однажды я уже говорил, что никогда не причиню тебе зла. Ты веришь?

Она посмотрела ему в глаза.

— Да. И еще верю, что ты будешь продолжать давить на меня по поводу женитьбы.

Тут он улыбнулся, по-прежнему ласково глядя на нее.

— Похоже, ты начинаешь меня узнавать. — И, погасив лампу, встал. Она схватила его за руку:

— Куда ты?

— Снять одежду.