– Благодарю, Бартон. – Дориан поднялась из-за стола. Волнение охватило ее, как это часто бывало в присутствии Николаса. Казалось, он заполняет собой всю комнату – такой высокий, широкоплечий… и невероятно элегантный.

Что-то в нем изменилось, отметила про себя Дориан. Он прижимал к себе локтем красную папку, но дело было не в этом.

На руке у него не было черного с золотом траурного кольца.

– Подать чай, мисс Дориан? – спросил Бартон.

– Не нужно, – отозвалась Дориан. – Лорд Сикум не задержится.

– Это было бы неплохо, Бартон. – Николас прошел к письменному столу.

– Слушаюсь, милорд. – Бартон поклонился и исчез в коридоре.

Дориан возмущенно уставилась ему вслед. С каких это пор их дворецкий исполняет приказания гостей, а не хозяев? К сожалению, ее взгляд не достиг цели. Бартон уже отправился за чаем. Дориан повернулась к Николасу.

– Я не вижу кольца.

Николас положил папку на стол, прижал ладонью.

– Я ездил в Линкольншир, – сказал он, не поднимая головы. – Предпринял своего рода паломничество.

Тихий вздох сорвался с губ Дориан. Она так старалась сохранять хладнокровие и не позволить Николасу вновь тронуть ее душу… Но, несмотря на все усилия, сердце у нее заныло.

– Я отправился на шлюпке туда, где мы часто плавали с Гэвином, Элеонор и Джонатаном. И бросил кольцо в море в память о Джонатане.

– Как… трогательно. – Дориан с трудом сдержала слезы.

Николас вдруг вскинул голову и впился взглядом в лицо Дориан.

– Я привез обратно рукопись Шамьера.

– Да, я вижу. – Дориан опустила глаза на папку. – Очень любезно с вашей стороны, милорд, привезти ее лично.

– Таков был наш уговор. – Николас развязал тесемки и откинул кожаный верх. – Я обратился к лучшему лондонскому мастеру-реставратору и попросил сделать все возможное, чтобы вернуть листку первоначальный вид.

Он кивнул на папку и отступил в сторону.

Дориан наклонилась над столом. Как ей ни хотелось увидеть полностью партитуру «Шепота фиалок», она не могла избавиться от острого ощущения близости Николаса. Ей пришлось напрячься, чтобы сосредоточить внимание на листочке.

– Прекрасно! – воскликнула она. Три части письма были склеены так тщательно, что места разрывов оказались почти незаметны. – Ох, если бы его могла увидеть тетя Шарлотта…

– Я подумал о том же. – Николас смотрел на листок поверх ее плеча.

Дориан на миг прикрыла глаза. Боже, как ей хотелось снова оказаться в кольце его рук! В первые часы после смерти тети Шарлотты лишь в объятиях Николаса она находила утешение.

Вместо того чтобы прислать кого-нибудь из горничных, Бартон собственноручно принес поднос с чаем. Дориан и Николас молчали, пока дворецкий расставлял на маленьком столике чайные принадлежности.

Накрыв стол, Бартон с улыбкой поклонился.

– Если позволите, милорд, мне бы хотелось передать вам поздравления всех наших слуг. Разумеется, мы никогда не верили слухам, но нам всем очень приятно знать, что честь вашей семьи восстановлена и ваши заслуги перед короной признаны официально.

– Благодарю, Бартон. Передайте всем мою благодарность за добрые слова, – ответил Николас, тронутый таким отношением.

– Непременно, милорд. – Бартон ушел, оставив дверь в кабинет открытой, но у Дориан создалось впечатление, что прислуга тактично исчезла из этой части дома.

– Позвольте предложить вам чаю, милорд? – Дориан с трудом заставила себя отойти от Николаса.

– Вообще-то я не за этим пришел… – после долгой паузы произнес Николас. – Я хотел вернуть папку, исполнив таким образом часть нашего соглашения… и я хотел предложить тебе еще кое-что, Дориан.

Дориан стиснула губы и принялась сосредоточенно разливать чай.

– Каждый из нас достиг своей цели, верно, Николас? Что же можно еще предложить?

– Я надеюсь, что на этом наши отношения не закончатся. – Николас сунул руку в карман жилета. – Не так давно я уже предлагал тебе это кольцо. Помнишь?

Дориан в замешательстве моргнула, увидев на его ладони фамильный сапфир Сикумов.

– Помню.

– И ты сказала мне, что оно должно принадлежать женщине, которую я полюблю по-настоящему.

Несмотря на охватившее ее волнение, Дориан удалось сохранить на лице спокойствие.

– И?

– Не помню, упоминал я в тот вечер, что никому никогда не предлагал этого кольца?

– Даже Элеонор? – вырвалось у Дориан. Она прекрасно понимала, что в ней говорит ревность, но ничего не могла с собой поделать.

– В то время, когда я собирался сделать предложение Элеонор, кольцо мне не принадлежало. Я не дарил ей никаких колец, а уж тем более этот сапфир. Ты единственная, кому я когда-либо предлагал фамильную драгоценность Сикумов.

– Николас, я понимаю, что ты человек чести… но уверяю тебя – для подобного жеста нет никаких причин.

* * *

Николас подавил тяжелый вздох. Как бы ему сейчас помогла хоть малая толика присущего Францу Шамьеру романтизма, поэтическая струнка человека искусства… Тогда его предложение руки и сердца заставило бы Дориан позабыть их давнишнее соглашение.

Набрав побольше воздуха в легкие, Николас решил сразу перейти к сути:

– Ты сама сказала, что кольцо должна носить женщина, которую я полюблю по-настоящему. Я нашел эту женщину. И предлагаю ей кольцо.

Дориан распахнула глаза, откинувшись на спинку дивана. Николас понял, что своим напором испугал ее. Он присел на краешек дивана рядом с Дориан, голос его зазвучал тише, проникновеннее:

– Ты и есть моя истинная любовь, Дориан. Вот что я пытаюсь тебе объяснить.

Ее взгляд упал на руку Николаса, но кольцо так и осталось лежать в его ладони.

– Николас…

– Нет, погоди. Видимо, я должен кое о чем напомнить. Это недостойно джентльмена, я понимаю, и все же… я во второй раз предлагаю тебе это кольцо. И в третий раз прошу тебя выйти за меня замуж.

В глазах Дориан промелькнуло сомнение.

– В первый раз ты отказала мне, заявив, что фамильная драгоценность, как и мое сердце, должны принадлежать только моей истинной любви.

– Д-да.

– Во второй раз – помнишь, в Флоратон-Корте – ты обвинила меня в издевке над твоими идеалами любви и брака. Так что сегодня… мне остается лишь молить небеса, что все твои отговорки исчерпаны.

– Я…

– Радость моя, только не говори, что не любишь меня, потому что перед дуэлью в Баттерси ты утверждала обратное. Не забыла? Я помню каждое слово.

– Правда? Я в этом сомневалась. – Почти торжественная серьезность ее взгляда была непонятна Николасу. – Тогда остается другой вопрос – любишь ли ты меня?

– Мне казалось, я только что об этом сказал. – Николас вздохнул. Как же непросто даются слова любви. Но для Дориан они важны – значит, нужно постараться объяснить ей. Без помощи театральных жестов. – Я полюбил тебя в тот самый миг, когда увидел дрожащее перышко на твоей шляпке. На аукционе, во время наших торгов.

Дориан фыркнула.

– Глупости. Ты меня совершенно не знал.

– Я увидел достаточно, чтобы понять, что с тобой стоит познакомиться. К счастью, ты облегчила мне задачу. – Николас улыбнулся. – А окончательно ты завладела моим сердцем, когда оплакивала неудачное сватовство брата. Помнишь, в Торп-Холле, под столом, а?

– Но это же было сто лет назад! Ты тогда еще не предлагал мне фамильное кольцо.

– Верно, радость моя. Но это ведь ты отрицала мою любовь к тебе, а не я. – Николас взял ее ладонь. – Впрочем, я и сам не нашел нужных слов, чтобы выразить свои чувства.

Дориан не отняла руки. Воодушевленный, Николас переплел ее пальцы со своими.

– Я много раз хотел сказать, как сильно я люблю тебя, Дориан. Но ведь я не поэт и не музыкант. Я не могу подарить тебе мелодию.

– Я этого и не жду от тебя, Николас, – шепнула Дориан. – Я отдала тебе свое сердце и хочу, чтобы ты отдал мне свое.

– Оно принадлежит тебе, радость моя. – Одним быстрым движением Николас надел ей на палец кольцо. – И это тоже.

Он притянул Дориан к себе, и их губы слились в жадном, долгом поцелуе. Задыхаясь, она откинула голову назад, но Николас не выпустил ее из объятий, осыпая поцелуями подбородок, шею, обнаженную шелковую кожу в вырезе платья, ложбинку груди… где его губы наткнулись на золотую цепочку.

– Что это?

Дориан чуть отстранилась и вытащила из лифа всю цепочку.

– Обручальное кольцо.

Николас недоуменно нахмурился. Она все же носила обручальное кольцо, если не на пальце, то на груди!

– Да вы просто сентиментальная маленькая обманщица, миледи.

– Боюсь, что так, – призналась Дориан, стыдливо взмахнув пушистыми темными ресницами.

– Ты знаешь, когда я в тебя влюбился. Теперь твоя очередь. Когда ты полюбила меня?

Дориан залилась краской, вскинув на него изумленный взгляд.

– Разве ты не знаешь? Я думала, ты сразу это понял.

Может, и понял. Но он должен был услышать эти слова из уст Дориан.

– Когда?

– Когда ты поцеловал меня на музыкальном вечере. – Дориан отвела глаза. – Я почувствовала, что ты способен соблазнить меня. И точно знаю, что и ты это понял.

– Верно, понял. – Николас вновь прижал ее к себе. Произносить слова любви оказалось гораздо легче, чем он думал раньше. – А еще я понял, что соблазнение станет лишь началом.

Эпилог

Прошел год.

Граф и графиня Сикум провели несколько незабываемых месяцев в линкольнширском родовом поместье и вернулись в Лондон только неделю назад. С приближением срока родов Николас настоял, чтобы Дориан была поближе к самым лучшим городским врачам.

Бартон вручил вошедшему в холл Николасу плотный конверт. Увидев адрес отправителя, Николас обратился к дворецкому:

– Я сам отнесу письмо ее милости. Она у себя?

– В музыкальной комнате, милорд, – ответил дворецкий. – К ней приехали мистер и миссис Сент-Джон с дочерьми.

– Спасибо, Бартон. – Николас поспешил к жене. В последнее время он редко вспоминал службу на флоте. Семья приносила ему столько радости, что мечта о море перестала терзать его душу.

Дориан лежала на кушетке, вытянув ноги и подложив под голову подушку – в той самой позе, в которой Николас оставил ее утром. Но ни эта поза, ни ее невинный взгляд не провели Николаса. Он знал все ее уловки. Едва экипаж подъезжал к дому, как она мгновенно укладывалась на диван и делала вид, что за время отсутствия мужа не пошевелила и пальцем.

Николас пересек комнату, наклонился к сияющей жене с поцелуем.

– Бартон сказал, что у нас гости. Как отцовские заботы, Дэвис? Сюзанна?

Дэвис ответил счастливым смехом. Он не спускал с рук очаровательную рыжеволосую, с синими глазами кроху.

Сюзанна улыбнулась, с нежностью прижимая к себе вторую такую же рыжеволосую малышку.

– Весьма утомительны, милорд.

– Ну а как Шарлотта и Кассандра, а? – Николас тоже улыбался, глядя на шестимесячных двойняшек.

Шарлотта на руках у матери взвизгнула и расплылась в беззубой улыбке. Зато Кассандра – целиком и полностью папина дочка! – притихла и насупилась, не спуская с дяди пристального взгляда.

– Правда, прелесть? – Дэвис так и светился отцовской гордостью.

– Само очарование, Дэвис. Лет через восемнадцать я тебе не позавидую.

– Ты не слишком-то задавайся, Сикум, – парировал Дэвис. – Когда ухажеры начнут ломиться в дверь, мне еще придется обратиться за помощью к их дяде.

Николас расхохотался. Присев на краешек кушетки, он заглянул в глаза Дориан.

– Ну а как себя чувствуют наш наследник и его мама?

– Не находят себе места – ни тот, ни другой. – Дориан поудобнее устроилась на подушках. – Что это у тебя, Николас?

– Только что доставили. – Он протянул жене письмо. – Взгляни.

Увидев печать на конверте, Дориан ахнула и поспешно вскрыла письмо.

– Это от издателя, которому я передала рукописи Франца, – сказала она. – Мне только недавно удалось завершить работу тети Шарлотты.

Кассандра расплакалась, когда Дэвис передал девочку няне, но ее быстро успокоили. Брат присел на корточки рядом с кушеткой.

– Он согласен издать собрание произведений Франца! – воскликнула Дориан.

– Полное? – Улыбка осветила лицо Дэвиса.

– Да, полное, туда войдет даже «Шепот фиалок». – Дориан повернулась к брату. – Ты не против, Дэвис? Сначала я хотела оставить этот романс для нас… только для близких. Но подумала – тетя Шарлотта ведь никогда не стыдилась любви к Францу, никогда ни от кого не скрывала своих чувств. И Франц тоже.

Дэвис кивнул.

– Ты поступила правильно.

– И я так считаю. – Николас приложил ладонь к щеке Дориан. Сердце его исполнилось благодарности к незнакомому, но дорогому человеку, который в тюрьме написал гимн любви, навеки связавший две жизни.

Дориан улыбнулась.