— Ты растерялась, — услышала она мягкий голос короля. — Честь слишком велика для тебя. Ты чересчур скромна, Кейт.

— Милорд... милорд... — в отчаянии начала она. — Я не понимаю...

— Ты совсем себя не ценишь, дорогая. Ты была женой двух стариков — да, они имели некоторое положение, но всячески демонстрировали тебе, что ты им не ровня.

Она с тоской подумала о них. Добрый лорд Боро, мягкий лорд Латимер. Они были стары, но никогда не смотрели на нее так, как сейчас смотрел король; они не вызывали у нее острого, до тошноты, отвращения. А она так мечтала снова выйти замуж — за человека, которого любила! Катарина не осмеливалась даже думать о нем сейчас — она боялась, что не удержится и крикнет королю: «Я люблю Томаса Сеймура!»

Король умел быть таким коварным, таким жестоким. И стоит ей только произнести эти слова, как не только она, но и Томас немедленно окажутся в Тауэре. Ведь женщине, которую выбрал себе в жены король, очень легко стать изменницей.

— Ты слишком скромна, — шептал король, — и не осмеливаешься принять присужденный тебе приз. Не пугайся, Кейт. Послушай, что твой господин, твой король, говорит тебе. Я уже давно распростился со своей юностью. О, юность! Знаешь ли ты, Кейт, что молодым человеком я мог проохотиться весь день напролет, загнать шесть лошадей и остаться таким же свежим, как и утром? Но потом, после этого проклятого падения, на моей ноге появились язвы... и, хотя я применял все известные в христианском мире способы лечения, ничто мне не помогло. Я был тогда королем среди людей, Кейт. И если бы Бог не избрал меня на царство, то они сами указали бы на меня и сказали: «Вот идет король!»

— Я в этом не сомневаюсь, милорд.

— Ты в этом не сомневаешься! Ты не сомневаешься! Это хорошо, Кейт. Но если бы ты знала, как сильно страдал твой суверен, то поспешила бы утешить его...

— Я не осмеливалась и предположить...

— Я даю тебе на это мое разрешение. Подумай о больной ноге короля, Кейт, и поплачь о нем.

— Плакать о вашем величестве — о славном и целиком короле?!

— Фу ты! Ты думаешь о правителе государства, а король ведь не только король, но и человек. Ты знаешь, что я был женат на вдове моего брата. Двадцать лет, Кейт, целых двадцать лет я жил в браке, который и браком-то не был. Двадцать лет я жил в грехе... с вдовой моего родного брата, хотя это был и непреднамеренный грех. Меня обманули, обвели вокруг пальца. А Англия в результате этого осталась без наследника. Ты ведь знаешь эту историю, Кейт.

— Да, я знаю о беде вашего величества.

Генрих кивнул. Вспомнив прошлое, он впал в сентиментальное настроение, в котором начинал жалеть себя. Он вытащил кружевной платок и вытер слезы, показавшиеся на глазах. Он всегда плакал, вспоминая о несправедливостях, причиненных ему его прежними женами. — Для некоторых мужчин это было бы проще простого, — сказал он. — Я был счастлив в браке. У меня была дочь. Достаточно того, что я подарил Англии будущую королеву, хотя мне было отказано в сыне. Но потом, Кейт, я понял. Моя совесть, моя недремлющая совесть сказала мне, что я больше не могу подвергать опасности Англию, продолжая жить в браке, который был незаконным. Незаконным, Кейт! Понимаешь ли ты, что это значит? Король Англии жил во грехе с вдовой своего родного брата. Так что нечего удивляться, что Бог не дал нам сына! Я боролся с собой, и моя совесть подсказала, что я должен покончить с этим браком и взять себе новую жену.

Генрих встал; казалось, он совсем позабыл о трепещущей от страха женщине, которая тоже сразу же поднялась, ибо она не могла сидеть, когда стоял король. Катарина поняла, что он рассказывает это совсем не для нее. Король перешел на крик, и кулаки его сжались.

— И я взял себе в жены чернобровую ведьму! Она околдовала меня. Она могла бы отравить мою дочь, леди Марию. Мой сын, Ричмонд, умер вскоре после того, как она положила свою подлую голову на плаху... он умирал долго и мучительно. Все это было результатом чар, которые она навела на меня. Дьявол сделал ее прекрасной. Я был пойман в ловушку, пойман с помощью колдовства. Ее надо было сжечь на костре. — Он заговорил более мягким тоном. — Но я всегда был милостив к тем, кто доставлял мне удовольствие... а она доставила мне его... разок.

В комнате наступила тишина, нарушавшаяся лишь шелестом шелковых занавесей на сквозняке. Лицо короля стало серым, и он посмотрел на них, словно заметил кого-то.

Неожиданно он обернулся и увидел, что рядом с ним стоит Катарина. Похоже, он совсем забыл о ее присутствии — на его лице мелькнуло удивление.

— Ах да, — вздохнул он. — Кейт... Кейт... Садись, Кейт.

— Ваше величество, — произнесла она, — были ужасно несчастливы в браке.

— Да! — Теперь его голос звучал мягко, и в нем снова послышалась жалость, которую он испытывал к себе. — Ужасно несчастлив. Но у меня была Джейн... бедная, нежная Джейн, которую я искрение любил. Она родила мне сына, а сама умерла. Это был самый жестокий удар из всех!

Катарина снова начала истово молиться про себя: «Боже, спаси меня. Спаси меня от этого человека. Спаси меня от короля».

Она знала о нем гораздо больше, чем он думал. В своем поместье она слыхала, как он воспринял несть о смерти Джейн Сеймур. Он без всяких околичностей заявил своим министрам, что смерть жены его совсем не трогает, ибо он счастлив, что наконец-то получил долгожданного сына.

— Если бы Джейн была жива! — продолжал между тем король. — Ах, если бы Джейн была жива! — Он повернулся к Катарине, и она почувствовала, что его горячая рука гладит ее по бедру.

Ей хотелось попросить его убрать руку, но она не осмелилась.

— Ты холодна, Кейт, — произнес король. — Ты дрожишь. Это все из-за этого разговора о моих бедах. Иногда я думаю, что все мои несчастья в семейной жизни — это плата за славное царствование. И если это так, Кейт, то я не должен роптать на судьбу. Королю порой необходимо бывает забыть, что он человек. В отличие от простого жителя король — раб своей страны. Ты знаешь, что было после смерти Джейн? — Да, ваше величество.

— Но я еще не так стар и могу насладиться семейной жизнью с новой женой, Кейт.

— Я верю, что ваше величество ждет впереди много лет счастья, и молюсь об этом.

— Хорошо сказано. Придвинься поближе, Кейт. Она заколебалась, но ему уже надоела ее неприступность.

— Быстрее! Вот так! — Он стоял рядом с Кейт, нависая над ней. Она чувствовала его горячее, несвежее дыхание на своей щеке. — Я тебе нравлюсь, Кейт?

Она не знала, как избавиться от него. Она упала на колени.

— Я самая послушная из ваших подданных, сир.

— Да, да, да, — раздраженно проговорил король. — Но хватит стоять на коленях. Вставай. Пора забыть о своей девичьей скромности. Ты уже дважды была замужем. И прекрати строить из себя недотрогу — тебе это совсем не идет.

— Ваше предложение ошеломило меня, — сказала Кейт, поднимаясь.

— Давно пора прийти в себя. Ты мне нравишься, Кейт, и ты станешь моей королевой.

— Нет, нет, сир. Я недостойна этой чести. Я не могу...

— Здесь я решаю, кто достоин, а кто недостоин чести разделить со мной троп. — Король явно терял терпение. Давно пора было перейти к поцелуям и объятиям, к тому, что так возбуждает кровь и помогает прогнать призраков, которых он вызвал своими воспоминаниями.

— Я знаю это, ваше величество, но...

— Так знай же вот что, Кейт. Я выбираю тебя себе в жены. Я устал от целомудренной жизни. Я не создан для нее. Дай же мне, Кейт, то, что я нашел лишь однажды и что у меня так быстро отняла смерть. Подари мне семейное счастье. Подари свою любовь. Подари мне сыновей. Катарина вскричала:

— Я недостойна, ваше величество! Я уже не молода...

Но Генрих заткнул ей рот громким поцелуем.

— Ну, говори дальше! — вскричал он. — Говори! О чем это ты толкуешь?

Катарина в отчаянии вскричала:

— Если вы любите меня, значит... значит, вы нуждаетесь в моей любви! Но лучше я стану вашей любовницей, а не женой, и вы будете довольны, наше величество.

Он в ужасе посмотрел на нее. Маленький рот презрительно сжался.

— Я не буду доволен! — закричал он. — И я не желаю слушать подобные слова — они больше подходят распутным девкам. Вы потеряли всякий стыд.

— Да, сир, потеряла и потому недостойна стать нашей женой.

— Ты сказала, что предпочла бы стать моей любовницей, а не женой. Объясни, что это значит. Объясни.

Катарина закрыла лицо руками. Она подумала о двух женщинах, положивших свои головы на плаху по велению этого человека. Они были его женами. Ей показалось, что за ее спиной уже стоит палач с топором в руке и его лезвие направлено на нее.

Генрих взял ее за плечи и потряс.

— Говори, я тебе велю. Говори. — Голос его смягчился. Сейчас он представлял себя именно таким, каким хотел видеть — сильным всемогущим королем, перед которым не может устоять ни одна женщина, как не могли они устоять в дни его юности, когда он обладал красотой, богатством, властью и всем тем, что могла пожелать женщина.

— Это все из-за того, что я чувствую себя недостойной, — пролепетала Катарина.

Король отнял ее руки от лица и обнял. Он с силой поцеловал ее. Освободив Катарину, он заревел:

— Панс, сюда! Сюда, скорее! Зови Гардинера. Зови Райотесли... Сюррея... Сеймура... всех зови. У меня есть новость, которой я хочу поделиться с их светлостями.

Он улыбнулся Катарине.

— Ты не должна бояться этой великой чести, — сказал он. — Знай: я могу вознести тебя на огромную высоту... и я это сделаю.

Катарина дрожала, она подумала: «Да, и можешь низвергнуть меня в пропасть. Ты можешь жениться на мне, а брак с королем, как правильно замечено, может стать первым шагом к Тауэру и плахе».

Придворные торопливо возвращались в комнату. Король стоял, улыбаясь им.

Он хитро глядел на них, на всех этих джентльменов, которых совсем недавно удалил из комнаты, чтобы остаться наедине с Катариной.

— Подойдите, — закричал он, — подойдите и продемонстрируйте свое почтение новой королеве Англии!


* * *

Катарина была в своих покоях. Сухими грустными глазами она смотрела прямо перед собой, пытаясь заглянуть в будущее, которое — она знала — будет полно опасностей.

Выхода не было — и это она тоже знала.

Нэн, ее верная служанка, услыхав новость, громко разрыдалась. Родная сестра Катарины, Анна Херберт, быстро пришла во дворец. Обе женщины не говорили о своем сочувствии Катарине, но оно сквозило в их жестах и интонациях. Они любили ее, молились за нее и оплакивали ее судьбу, но они ничем не выдали своих молитв и не показали слез.

На следующий день после того, как король объявил о своем намерении жениться, Сеймур тайно посетил Катарину в ее покоях.

Нэн впустила его. Нэн была в ужасе. Она была так счастлива, что служит леди Латимер. Только теперь Нэн поняла, какой безоблачной была их жизнь в поместьях Йоркшира и Ворчестера. Почему они не вернулись туда сразу же после смерти лорда Латимера? Зачем они остались здесь, где влюбленный взгляд непостоянного в своих привязанностях короля упал на ее госпожу?

В этом дворце в каждом уголке таилась опасность, и сэр Томас, придя в покои Катарины, подверг ее жизнь смертельной угрозе. Нэн вспомнила рассказы о другом Томасе — Калпепере, — который вот так же приходил к другой Екатерине; вспомнив об этой ужасной истории, она подумала, не случится ли подобный кошмар в жизни Катарины Парр? Неужели ее ждет судьба предшественницы?

— Я должен видеть леди Латимер, — заявил сэр Томас. — Это необходимо.

И он был проведен в комнату Катарины. Он взял ее руки в свои и пылко поцеловал.

— Кейт... Кейт... Как это могло случиться?

— Томас, — ответила она. — Я хотела бы умереть.

— Нет, дорогая моя. Не надо думать о смерти. Будем надеяться на лучшее.

— Мне не на что надеяться.

Он обнял ее и, прижав к себе, прошептал:

— Он ведь не вечен.

— Я не вынесу этого, Томас. — Ты должна. Мы оба должны набраться терпения. Он — король, не забывай об этом.

— Я пыталась, — ответила Катарина. — Пыталась... Томас, если он узнает, что ты был здесь...

Томас кивнул, и его глаза сверкнули — он прекрасно осознавал опасность.

— Такова моя любовь к тебе, — сказал он. — Я готов отдать жизнь за тебя.

— Не надо отдавать за меня жизнь. О, Томас, это будет самое тяжелое из того, что мне предстоит пережить. Я буду видеть тебя... тебя, мой любимый. И буду сравнивать вас обоих. Тебя, которым я так восхищаюсь, которого так люблю, с королем. Он... он совсем другой.

— Он король, любовь моя. А я его подданный. И я не буду надоедать тебе своим присутствием. Я получил приказ.