Значит, пришла к выводу Серафима, самка должна обладать терпением и дождаться, когда лев выйдет на охоту.

Или… придумать что-то провокационное и выманить его на охоту.


Наина почти неделю обшаривала спеленатый морозом и снегом городок в поисках сестры.

В конце концов отловила Валю, как какого-то таракана, в подвале, в компании таких же трясущихся, вонючих существ.

Пришлось проводить дезинфекцию, выводить из запоя, лечить обмороженные ноги и язвы на теле – Валентина превратилась в настоящего доходягу.

Опять помог Юлий, устроил пьянчужку в наркологию.

Пока Валентина проходила курс лечения, Наина искала работу – не сидеть же на шее у бывшего зятя.

Место турагента оказалось вакантно, но сезон был мертвым, девчонки в агентстве стонали от безденежья. Наина выкурила одну за другой штук пять сигарет, выслушивая жалобы бывших коллег на жизнь.

Вышла из офиса и опять почувствовала острую потребность затянуться – так паршиво было на сердце, – но сигареты кончились. Смяв пустую пачку, Наина перебежала дорогу, направляясь к киоску, но, видно, день был не ее – киоск взирал на прохожих пустыми глазницами.

Раздосадованная, Наина огляделась в поисках ближайшей торговой точки: курить хотелось нечеловечески. Бросила последний взгляд на пустующие полки за стеклом и увидела тетрадный лист в клеточку, на котором неуверенным почерком были нацарапаны уже выцветшие на солнце слова «Нужен киоскер» и номер телефона.

Киоскер так киоскер.

Не теряя времени, позвонила – удачно. Пошла трудоустраиваться в торговую фирму и столкнулась с Русиком – в маленьком городе вероятность случайных встреч была крайне высокой.

Уткнувшись в телефон – наверняка с игрушкой, Руслан ждал кого-то сидя на подоконнике в приемной и болтал ногой. Совсем мальчишка. Самое место на заборе или на дереве.

Наина буравила взглядом бывшего Симкиного дружка, пока Руслан не оторвался от игрушки и с беспокойством не огляделся. Секунду глаза смотрели в глаза, затем Руслан соскочил с подоконника и суетливой походкой проскочил мимо. «Узнал», – поняла Наина и следом за Русланом вышла в длинный коридор со множеством дверей.

В коридоре было пусто, стояла тишина, изредка нарушаемая скрытой от глаз офисной суетой.

– Что ж ты, прохвост, не позвонил даже? У тебя ведь дочь родилась, – свистящим шепотом известила Наина.

Симина тетка могла поклясться – от этих слов Руслан стал меньше ростом.

Он что-то хотел сказать, но соседняя дверь распахнулась, выпуская двоих работяг, и Руслан быстро повернулся к парочке спиной.

– Не собираешься навестить их? – подождав, пока стихнет шум шагов и голоса, осторожно продолжила Наина.

Руслан так и не произнес ни звука, стоял опустив голову, как школяр.

– Собираюсь, – наконец, выдавил он.

– Не опоздай.

Мальчик поднял полные сдержанной печали глаза, и Наина вдруг увидела, как он повзрослел.

Во время их единственной встречи (на несколько минут Русик приезжал в аэропорт, проститься с Симой) не было этой печали в глазах и контур губ был еще детским. Теперь перед Наиной стоял другой человек. Мальчик посуровел, стал мужчиной.

Неожиданно Наиной овладело чувство вины. Какой урок преподали этому молодому мужчине старшие?

– Как у них дела? – с запинкой спросил Руслан.

– А ты сам как думаешь?

– Я хотел уехать, но у меня здесь родственники, семья, – отвел взгляд парень.

Разговор был настолько же бессмысленным, насколько предсказуемым.

– А Сима с дочкой тебе кто? – Наина все-таки не отказала себе в удовольствии сделать парню больно. – Я знала, я предупреждала ее, что ты струсишь.

Скулы у Руслана порозовели.

– Сима тоже так думает?

– Какая разница, что думает Сима? Ты-то сам что собираешься делать? Или сложил лапки и выполняешь требования семьи? – прошептала Наина и тут же раскаялась: зачем она так с ним? Мальчика ломали через колено всей диаспорой, невооруженным глазом видно – вон как озирается затравленно. Чтобы такое сотворить с первым чувством к женщине, нужна сильная взрослая зависть и такая же сильная взрослая ненависть. – Не бойся, нет никого. – Наина в приливе сочувствия коснулась жестких завитков на все еще по-детски трогательной макушке.

Руслан дернул головой и попятился, только что не всхрапнул, как необъезженный конь.

Наина в один момент почувствовала себя глубокой старухой и, забыв, зачем пришла, побрела вон из офиса.


Оказывается, иметь названую сестру – хлопотное дело. Особенно если у сестры выводок детей и ни малейшего представления об этике и культуре общения.

«Может, мне просто не повезло?» – засомневался Квасов, когда Симка в расстегнутой курточке, едва прикрывающей пупок, и джемпере, подчеркивающем грудь, в девять утра (явная склонность к садизму) явилась с просьбой посидеть с девочками, пока она съездит в банк.

Устоявшийся и такой привычный ритм жизни трещал по швам от соседства с Юн-Ворожко. Не очень, кстати, близкого соседства:

между его первым и ее девятым еще целых восемь этажей, между прочим, но и они не спасают. Лучевая болезнь, проникающая сквозь толщу бетона, а не женщина.

Антон только вернулся с круглосуточного дежурства и, мягко говоря, не был расположен возиться с чужими детьми.

После смены он, как правило, просматривал электронную почту, опрокидывал наркомовские сто граммов, закусывал чем бог пошлет и забывался беспокойным сном до обеда.

Дело именно в привычке: отдыхать после работы у него была привычка, а сидеть с детьми – такой привычки не было.

Как не было привычки принимать гостей в неприбранной квартире. Как не было привычки видеть в этой неприбранной квартире красивых женщин, заглянувших в нее, эту квартиру, с прикладной целью.

Квасов проследил Симкин взгляд: соседка с любопытством осматривала завалы. Антон впервые увидел свою берлогу глазами постороннего человека и устыдился. Что-то надо с этим делать – с беспорядком. Привести, что ли, кого-нибудь, чтобы убрал? Какую-нибудь барышню с врожденной патерналистской потребностью.

– У тебя всегда так? – с осуждением оглядев батарею пивных банок и бутылок, спросила Симка.

– Слушай, ты зачем пришла? – занял оборону Квасов.

– По делу.

– Ну, так говори.

– У тебя женщина есть?

Квасов с недоумением воззрился на нахалку:

– Это – твое дело?

– Мое дело напрямую зависит от того, есть у тебя кто-то или нет.

– Кончай трепаться! – оборвал этот бред Квасов. – Говори, что надо.

– Понимаешь, банковскую карту заблокировали, – заныла Симка, сложив брови домиком, – я не могу снять деньги. Дозвонилась в сервисную службу, сказали, приезжайте.

Квасов почувствовал себя сбитым с толку.

– А при чем здесь моя женщина?

– Теперь ни при чем. Придется тебе самому сидеть с детьми!

– С какими детьми?

– Моими, какими же еще!

– Я не могу, – категорически возразил Антон. Почему эта шалава всякий раз ставит его в идиотское положение?

– Танечка заболела, а у меня никого здесь нет, кроме тебя, – продолжала скулить Симка, точно не слыша Антона.

– Тронут. А где тетка твоя? Наина, кажется?

– Наина на севере. Поехала за мамой моей. Мама у меня алкоголичка, – сделав страшные глаза, шепотом сообщила Сима.

– Бывает.

– Посиди с детьми, а? Мелкую я покормила, она сейчас спит. Часа два проспать должна.

– Нет-нет-нет. Я только сменился, сам спать хочу.

– На диване в гостиной сможешь прилечь. Кстати, ты узнал о местах в кооперативе?

– Забыл.

– Вот видишь, какой ты, – поддела Симка, и Антон на самом деле почувствовал укол совести. – Антон, ну пожалуйста! – принялась за свое Серафима. – У меня деньги закончились, молока уже не на что купить.

Опыта сидеть с младенцами у Антона не было, и он в самых ярких красках представил все в точности как у Шурика в «Операции Ы»: тесто вылезает из кастрюли, ребенок, вместо того чтобы мирно спать, оказывается на кухне и уморительно шлепает по тесту ладошками, несчастный нянь вертится как белка в колесе, не знает, кого первого совать на место – ребенка в кроватку или тесто в кастрюлю. Все-таки не царское это дело – сидеть с детьми.

– Нет-нет, я не умею с младенцами. – Впечатление от воображаемой картинки было неожиданно сильным, проверять свои силы на поприще сиделки не хотелось категорически.

– Ты же мужчина, у мужчины все получается лучше, чем у женщины, если он берется, конечно, за дело, – неуклюже польстила Симка.

Симка, сама не ведая, действовала как психолог-интуит. Сначала подогрела в Квасове чувство вины за забывчивость, потом использовала грубую лесть, и – добилась своего!

«Действительно, чего бояться? И не в такие переделки попадали – выжили, – подумал Антон, – тем более что я на самом деле виноват перед ней».

– Ну, не знаю, – уже вяло сопротивлялся Квасов, – долго сидеть-то?

– Танечку только не пускай к Мадине – заразит, – Симка выложила на стол ключи, – мне часа должно хватить. А час ты продержишься – ручаюсь.

Антон холодно посмотрел в лисьи глаза.

«Продержишься»? Да что она об этом знает? Эти цивилы… словами разбрасываются, не понимая смысла.

– Я тебе пива куплю на обратном пути, если хочешь, – заискивающе улыбнулась Сима, инстинктивно почувствовав, что случайно задела темную сторону души соседа.

Вот только чем задела?

– Купи, – равнодушно бросил Антон.

Соседка повернулась спиной и удалилась, но от равнодушия Антона простыл след: соседкин зад (идеальный, как у Ким Бейсингер!) вроде как никуда не делся, остался в воздухе. Нет, правильней сказать – в атмосфере квартиры.

Вот только этого ему не хватало – запасть на такую инфузорию, даром что мать троих детей. Как только ее муж терпит?

А может, и нет у нее никакого мужа? Слишком уж похож этот тип на виртуальный персонаж. У него третья дочь родилась, а он… Стоп.

У Квасова точно с глаз упала повязка, и он после долгой болезни увидел свет.

При чем здесь дочь? Третья, она, может, и третья, только не у отца, а у матери, а это, как говорят в Одессе, две большие разницы.

Маня – бурятка, китаянка или кореянка – азиатка, словом, или вообще якутка. Таня – блондинка со славянскими чертами лица. Девочки не похожи друг на друга. Выходит, их было трое – отцов? По числу детей? Юн, Ворожко и еще кто-то.

Замечательно! Выходит, Витька не ошибся в своих подозрениях?

Серафима не проститутка, конечно, но весьма легкомысленная особа, что вполне соответствует имени: в переводе с древнееврейского означает «пламенная, жгучая»! К тому же у нее дурная наследственность, сама призналась – мать алкоголичка. Не говоря о том, что оставляет маленьких детей одних. Та еще мамаша.

И тут Антона поразила мысль: а что, если Симка бросила детей? Вот прямо сейчас – взяла и бросила? Навсегда… Сбежала к любовнику, например. Случаются такие истории в жизни, не часто, но все-таки. Нет, не может быть, она же без вещей ушла, напомнил себе Квасов.

А если вещи уже в такси?

С часто бьющимся сердцем Антон переоделся и, подгоняя мысленно лифт, поехал на девятый этаж. Что-то частым гостем он становится у этой непутевой Юн-Ворожко…


…Маня просияла лицом:

– Дядя Антон, здравствуй!

– Привет, – смущенно буркнул Антон, – мама попросила с вами побыть, пока она в банк сходит.

Девочка изучающе осматривала Антона.

– А ты сказал маме, что у тебя нет детей?

– А что, надо было?

– Надо было сказать. А то она подумает, что ты злой, а ты просто не умеешь с нами обращаться.

– Я рассчитываю на твою помощь, – признался ветеран.

– Не знаю, – Маня раздула щеки, – у меня очень много дел. Срочных.

– Ладно, показывай, где Мадина.

– Сначала вымой руки, – на правах опытной сиделки велела Маня, – Мадина еще дрыхнет.

Вымыв руки, Антон на цыпочках подкрался к двери и заглянул в детскую.

Поначалу Квасов увидел двуспальное широченное ложе и мысленно поморщился (такой сексодром – это даже не намек, это приглашение к действию), и только потом заметил кроватку. И то потому, что девочка завозилась и издала звук, который вполне можно было принять за писк новорожденного щенка.

Антон разглядел оливковое личико в обрамлении кружевного чепца и удивился, как быстро вырос ребенок. Вчера еще, кажется, был пятьдесят один сантиметр. А сегодня – вон, все пятьдесят пять! Если не пятьдесят семь.

Мадина активно крутила головой и кряхтела.

– Это она писает или какает, – ввела в курс дела Маня, – надо проверить. Ты помнишь, как менять памперс?

Квасов ощущал себя солдатом-срочником, которому командир объясняет тактику ведения ближнего боя за минуту до атаки.

– Нет, – прохрипел Антон, испытывая крайне острое и крайне позорное желание спастись бегством.

– Ничего, сейчас вспомнишь, – успокоила девочка, – только развернешь, и вспомнишь. Это у всех так бывает. Мама так говорит. Она тоже забыла, а когда я родилась, вспомнила. А потом снова забыла, а когда Динка родилась – снова вспомнила. Вот только я не успела тебя научить купать детей, придется сейчас учиться.