– О, это ты, молодой хозяин, – произнесла она совершенно доброжелательным тоном. – Я думала, что это мой хозяин возвращается, а ужин еще не готов.

Из дома доносился запах пищи, и у Матта потекли слюнки. Если бы он подумал, он бы понял, что ее муж, молодой Конн, еще не вернулся. Верх дома занимал ткацкий станок. Стук челнока и ритмичный глухой стук педалей можно было слышать задолго до подхода, когда на нем ткали.

– Он ушел помогать отцу. Что ты хотел?

Это прозвучало не гостеприимно. В дни, когда мать Дейви была жива, она обычно просила его войти и предлагала перекусить, прежде чем задавать подобные вопросы.

– Я пришел узнать, все ли в порядке с Дейви. Он пропускает школу, не заболел ли он.

– Нет, он не болеет. Но его брат Боб повредил ногу и не может ходить, а кому-то надо глядеть за скотиной. Я никак не могу. С четырьмя детьми мне надо и прясть, и готовить, и бобы пропалывать, и я не знаю, что еще. Одному Богу известно. Он дал мне только две руки, а работы хватит на все шесть.

Она сердито нахмурилась. Матт подумал, жалеет ли она, что вышла замуж за Конна. Когда-то она была самой миловидной девушкой в деревне и горничной у господина. Но ее рассчитали, когда господин женился, ибо новая жена не желала держать такую хорошенькую служанку в доме. Чем стать дояркой, она предпочла принять предложение только что овдовевшего крестьянского ткача. Конн хорошо с ней обращался, никогда не бил ее, даже когда у нее подгорал обед, у них родилось четыре малыша. Они жили все вместе и тесно. Ее падчерица Бетти и пасынок Боб были старше ее, и для Дейви нужна еда и одежда, да еще старик, худший, по ее мнению, из всех, корил ее открыто за промахи...

Она почувствовала запах подгоревшего мяса и кинулась в дом с нечленораздельным криком. Матт привязал Гоулдфинча и последовал осторожно за ней. Он помнил, как выглядел дом при жизни матери Дейви. Теперь он был неухоженный и заброшенный. В нем стоял спертый воздух. На большом столе грудились грязные тарелки и горшки. В углу стояла неприбранная кровать, покрытая кусками шерсти. На полке над камином дорогая оловянная посуда совсем потускнела. Урсуле не хватало времени на чистку оловянной посуды, как впрочем и на все остальное. Дом был небольшой и довольно пустой. Но Матту он всегда казался уютным, как его второй дом. В большой комнате Конн и Урсула жили и ели, отдыхали после работы. В углу стояла их кровать и люлька для малышей.

Через дверной проем на другой стороне находилась еще комната, где Боб и Дейви делили одну кровать, а Бетти и Старый Конн имели по койке. На пол на ночь клался тюфяк для двух старших малышей, а на день его сворачивали. Скрытая лестница в каменной стене вела наверх на чердак с ткацким станком. В главной комнате, напротив кровати, деревянная лестница без перил спускалась вниз в кладовую, где держали морковь, репу, картофель, лук и яблоки. Иногда туда клали мешок с овсом или бобами. Внутри большого дымохода всегда хранились окорока и бекон, иногда подвешивалась рыба для копчения. Над столом на гвоздях висели пучки трав и связки чеснока. Была еще одна маленькая холодная каменная комната в задней части дома. В ней держали молоко и сыр. В ней же взбивали масло. Там обычно стоял бочонок доброго октябрьского эля, и висели кролик или заяц, или фазан, а то и все вместе, в ожидании потрошения.

Дом, сам по себе, был не без удобств. Помимо оловянной посуды, красивый красный коврик заботливо положили на пол перед лучшим сиденьем – крепким дубовым стулом с резьбой. Говорили, что этот стул Старый Конн сам сколотил еще в юности. Стояли табуреты, так что дети могли не сидеть на полу, красивый дубовый шкаф для одежды, лоскутным покрывалом застилали на день кровать. В общем все вполне достойно и спальни госпожи.

Однако в доме теперь ощущалось затхлое негостеприимство, и Матт от всего сердца пожалел Урсулу. Она помешивала одной рукой мясо, держа другой веретено, чтобы не испачкать. Женщина согнулась под тяжестью уснувшего и обвисшего ребенка. Его склоненная головка едва не прижималась к краю горшка.

– Прошу прощения, что вторгся к тебе, хозяйка, – сказал Матт самым вежливым тоном, – но раз уж я здесь, позволь хотя бы помочь тебе. Ребенок спит. Разреши мне положить его в кровать.

Она посмотрела на него с недоверием.

– Нет, хозяин, это не подходящая работа для тебя.

Матт шагнул к ней, двигаясь медленно, будто она была диким животным и могла испугаться.

– Ты умеешь нянчить детей?

– Я очень хорошо могу их нянчить, моя няня Флора может это подтвердить.

Хотя Урсула глядела со страхом, она не шевельнулась, пока он развязывал концы пеленок и осторожно забирал ребенка на руки. Ее спина тотчас распрямилась, ощутив свободу, но она все еще наблюдала за ним, немного нервно, когда он баюкал малыша и смотрел в его запачканное личико.

– Это кто? – спросил он.

Черты лица ребенка были довольно милы, но запах от него шел не очень приятный.

– Конечно, Маригоулд. Питер спит в люльке, слава Богу. Двое других с Бобом – за домом. Что я буду делать, когда младшие начнут бегать вокруг, я не знаю.

Тон ее голоса опять становился обиженным, и Матт осторожно ушел и положил Маригоулд в кроватку в темном углу рядом с братом. Потом постоял немного, укачивая малышей, пока те не уснули. Когда он вернулся, Урсула уже успокоилась, отложила в сторону пряжу и пекла овсяные лепешки на противне. Она примирительно улыбнулась Матту, обнажив редкие зубы.

– Ну, молодой хозяин, это очень любезно с твоей стороны. Ты останешься на ужин? Дейви скоро придет. Он пасет коров и гусей на общинном выгоне весь день, но желудок приведет его домой. Пойди за дом и посиди пока с Бобом.

– Чем я могу помочь тебе? Я могу помешать мясо? – предложил Матт, но она снова приняла раздраженный вид.

– Нет, нет. Ты мне здесь мешаешь. Я сама управлюсь.

За домом, где воздух казался удивительно свежим после духоты комнат, вдоль побеленной стены избы стояла скамейка. На нее падали последние лучи заходящего солнца. Там Матт и нашел Боба. Он сидел, вытянув ноги. С другой стороны, где была холодная кладовая над стенами торчала крыша, служившая для сохранения в кладовой прохлады. Здесь под скатом крыши лежали сложенные блоки торфа и небольшие бревна для очага. Несколько ласточек гнездились над заготовками дров и дерна. Они метались туда-сюда, добывая пищу и вскармливая птенцов. Их призывное «сви-сви» дополняло хриплый крик грачей.

Нога Боба была перебинтовала почти по колено, и он с беспокойством поднимал глаза, когда кто-нибудь из детей приближался к ней. Руки его методично выстругивали дубовые гвозди. Хорошее занятие для мужчины с поврежденной ногой. Деревянные гвозди всегда требовались в хозяйстве и позволяли заработать несколько монет за дюжину. Тут же двухгодовалый малыш играл камешками в пыли, толкая их указательным пальцем и ползая за ними. Он был еще слишком мал, чтобы приносить пользу семье, но Люси, достигшая трех с половиной лет, уже помогала как могла – собирала яйца и лучины для растопки, охраняла горох от птиц. Сейчас она загоняла кур на ночь с помощью хромой собаки. Когда она заметила посетителя, то важно прошлась перед ним, полная чувства собственной значимости.

Боб поднял глаза на Матта и улыбнулся смущенно:

– Вот так, хозяин Матт. Видишь, как я накололся. Боюсь, от меня теперь мало пользы.

– Ну как ты, Боб? – спросил Матт.

– Ничего, хозяин, ничего, – ответил Боб, хотя на его лице зарделся румянец и отразилось беспокойство, а губы побелели от боли.

– Но я не могу ступить на нее, видишь. Это очень неудобно.

Вклад Боба в ведение домашнего хозяйства состоял в уходе за скотиной и живностью: свиньями, гусями и тремя телками, на них держалось благополучие семьи. Он также выполнял тяжелые работы на двух акрах земли – пахал и бороновал. Остальное оставалось за Урсулой. Когда не было для него работы, Боб нанимался поденщиком на близлежащих фермах. Он был краснощекий коренастый двадцатишестилетний мужчина с руками, как деревянные доски и с удивительно темными глазами – наследством «чужеземки», жены Старого Конна.

– Как это случилось? – поинтересовался Матт.

– Я косил траву недалеко от фермы Хай Мур, а резак соскочил. Рана не такая уж страшная, но она гниет, поэтому я не могу ходить.

– Тебе что-нибудь надо?

– Спасибо, хозяин Матт. Я как раз подумал, не пора ли зажечь трубку. Мошкара по вечерам надоедает.

Матт принес трубку и табак, отложил в сторону работу Боба и зажег огонек. Легкое умиротворение постепенно появилось на его озабоченном лице, когда он потягивал трубку.

– Хозяин, слышал новость о нашей Бетти? – Наконец спросил Боб.

Матт отрицательно покачал головой.

– Она должна обвенчаться ровно через две недели. Его зовут – Вил Тернер, хороший парень из окрестностей Экшем Богз. Он конюх и, говорят, хороший.

Матт поздравлял Боба, когда вернулся Дейви после того, как загнал скотину домой. Он выглядел усталым, весь в пыли, но без малейшего недовольства.

– Пойдем со мной, я умоюсь, – предложил Дейви. – Ужин скоро будет готов. Ты остаешься?

Дейви смывал грязь около прохода для скота, сильно плескаясь и брызгаясь, а Матт думал, какие у него сильные и загорелые руки и плечи по сравнению с его собственными. И шея, сильная, похожая на свод арки, уже не была шеей ребенка. Мальчик подумал, что Дейви рос быстрее и обогнал его, и это огорчило Матта.

Небрежно вытеревшись, Дейви рассказал о случае с Бобом.

– Дед не хотел отпускать его одного туда и говорит, что Боб сам во всем виноват, что он неуклюж, как угорь на замерзшем пруду. Еще он говорит, что в каждой работе есть своей порядок, а Боб бросается на нее, как бык. Бедный Боб просто споткнулся о камень, а дед не хочет слушать. У стариков свои понятия.

– Твоим дедом можно гордиться, – сказал Матт. – Он самый старый в этих краях. Ты единственный, кого я знаю, у кого есть дед.

– Если бы этим я не отличался от других, было бы лучше, – неожиданно усмехнулся Дейви. – В любом случае, нога у бедного Боба в самом деле плоха. Урсула не хочет перевязывать ее, говорит, что сама от этого болеет, так что дед этим занимается и постоянно ворчит на Боба. Поэтому я должен пасти скот. Здесь поблизости им нет корма. Я гоняю их по тропинкам целый день.

– Долго ты еще не будешь ходить в школу? Дейви раздраженно мотнул головой.

– Не знаю. Думаю, пока Бобу не станет лучше. Кто-то должен пасти скот. Если бы малыши были постарше, тогда другое дело. Но Люси не уследит сама за тремя коровами и десятком гусей. Я не люблю эту работу, ты знаешь.

– Я бы хотел тебе помочь, – виновато произнес Матт. – Как ты посмотришь, если я буду приходить после школы и объяснять, что мы прошли. Тогда ты не отстанешь.

Дейви смутился.

– Что, сюда? Я бы не смог, Матт, на глазах у семьи. Боб и Бетти вовсе не учились, а Урсула считает глупым посылать меня в школу, когда я мог бы зарабатывать. Было бы неудобно делать уроки у них на виду.

– Но тебе нужно учиться, если хочешь стать управляющим, – озабоченно проговорил Матт.

– Я это знаю, – ответил Дейви, – но Урсула... О, у нее четыре малыша, и пятый на подходе. Ее нельзя винить.

Матту не все было ясно, но он промолчал. Дейви добавил:

– Не бери в голову. Пойдем поужинаем. Там кроличье мясо. Ловил кроликов новым силком, который сам придумал. Я покажу тебе после. Он стал гораздо лучше.

Бетти вернулась домой последней, из-за длинного пути от фермы на краю Экшем Богз, где она работала дояркой. Матт догадался бы, что она доярка и без подсказки по ее распухшим красным руками с треснувшей кожей от доения коров на открытом воздухе в любую погоду круглый год. Ей исполнилось двадцать восемь и она была самой старшей в семье; с темными волосами и глазами своей матери, со строгим красным лицом, похожим на ягоду шиповника. Бетти по натуре была доброй, но она работала так много, что к вечеру у нее уже ни на что не оставалось сил, только поесть, посидеть с полчаса в тишине и свалиться в постель. Она редко говорила, а когда открывала рот, то ее голос звучал так тихо, что нужно было прислушиваться. Другие дети Старого Конна умерли в детстве, кроме сына, родившегося между Бетти и Бобом, который погиб с Мартином у Бойн.

Конн прочитал молитву и все сели за стол. Стояла тишина, пока каждый не утолил первые острые приступы голода. Потом они расслабились. Завязался разговор преимущественно о предстоящем венчании Бетти.

– Вил Тернер – хороший выбор, о котором можно только мечтать. Он твердо стоит на ногах, – начал рассказывать Матту Боб, – Бетти познакомилась с ним прошлым летом на ярмарке, не так ли, Бетт?

Его сестра кивнула, продолжая есть.

– С тех пор они и встречаются. Ему двадцать девять, и он скопил почти тридцать пять фунтов.

Боб взглянул на Матта, на лице которого отражались и удивление, и одобрение. Конн быстро ответил:

– Это хорошо. Наша Бетти скопила тридцать фунтов. Она хорошая партия для него. Она умеет обращаться со скотиной, может прясть, шить, печь, делать сыр и все, что требуется от жены, и она сильная, как бык.