– Однако возможно, вам стоит обсудить с кем-нибудь ваши собственные комплексы.

– Какие еще комплексы?

– Те, что всплывают при общении с сильными, независимыми женщинами.

– У меня нет комплексов. Зато появилась проблема с одной женщиной, которая бесстыдно воспользовалась моим отцом.

По выражению ее лица он видел, что она сдерживается.

– Прошу принять мои извинения, но думаю, что сегодня я сяду в поезд до Нью-Йорка. Хотелось бы осмотреть некоторые достопримечательности, поскольку другого шанса может не представиться.

Гаррисон едва сдержался, чтобы не сказать о том, что теперь, благодаря его отцу, у нее есть и частный самолет, и яхта и она может отправиться в любую точку мира. Но он промолчал и продолжил пить кофе неторопливыми глотками, стараясь не замечать прядь темно-золотистых волос, завитком скользившую по ее шее, вызывая у него невольную непреодолимую зависть. Будь она любой другой женщиной, он бы коснулся шелковистого локона, обвил вокруг пальца и, нежно потянув, привлек ее к себе, чтобы их лица оказались совсем близко друг к другу. Чтобы он мог…

Но он не мог ничего. Он резко напомнил себе об этом. Грейс Самнер последняя, кого он хотел бы касаться, испытывая влечение или нежность. Он не подошел бы к ней и на пушечный выстрел.

– Чудесная идея, – отозвалась мать. – Вам стоит еще пройтись по магазинам. У такой богатой молодой девушки, как вы, должна быть огромная гардеробная, полная множества прекрасных вещей. Прекрасных новых вещей.

Она отчетливо выделила слово «новых», что, определенно, не ускользнуло от внимания Грейс. Она невольно оглядела себя и поняла, что одета так, будто ее волшебным образом отбросило куда-то в шестидесятые. Странно, никогда раньше она не замечала, что с гардеробом что-то не так. На мгновение показалось, будто она хочет объяснить свои предпочтения в одежде, но передумала. «Меткий выстрел», – подумал Гаррисон. Мать никогда не хранила вещи, вышедшие из моды в прошлом сезоне.

– Тиммерман может довезти вас до поезда. Только не забудьте вернуться к восьми вечера. Элеонора готовит сегодня к ужину что-то особенное. В вашу честь.

Гаррисон едва удержался, чтобы не закатить глаза. Мать превращалась в настоящую подлизу.

Когда Грейс ушла, он допил кофе, наспех доедая то, что осталось от бекона и тостов и прислушиваясь к шуму мотора машины, отъезжавшей от дома. Затем тоже отправился на станцию.

Значит, Грейс хочет осмотреть достопримечательности Нью-Йорка. Ну конечно. Он готов спорить, что все они на Пятой авеню[3]. Начнется экскурсия в «Сакс», закончится у «Тиффани», свободного времени останется ровно столько, чтобы успеть поужинать в роскошном ресторане «Ле Бернардин». По удачному стечению обстоятельств, на оставшуюся неделю он взял выходной, он мог себе это позволить, будучи владельцем собственной компании. Так что, на сегодня у него не было никаких обязательств, можно вплотную заняться проблемой мисс Самнер.

Единственная значимая задача на сегодня – разоблачить мошенницу, которая так хороша в своем деле, что может заставить любого мужчину отчаянно жаждать недоступного.

Прошло несколько часов, прежде чем его подозрения подтвердились: Грейс Самнер действительно делала покупки и позволила себе поужинать. Вот только произошло это после того, как она осмотрела достопримечательности: Эмпайр-стейт-билдинг, Рокфеллер-центр, Таймс-сквер. И хотя от последней рукой подать до Пятой авеню, она спустилась в метро и отправилась в Бруклин, оббегала весь район. Если точнее, все магазины одежды секонд-хенд Бруклина. Вместо памятного посещения «Ле Бернардин», купила себе ужин в фургончике, что торгует блюдами быстрого приготовления.

Итак, либо Грейс Самнер мошенница и актриса еще более изощренная, чем он предполагал, либо подозревает, что он следил за ней. Он был абсолютно уверен, что ничем себя не выдал, потому придерживался первой версии. Если, конечно, ее намерения относительно денег отца не соответствовали тому, что она о них говорила, а она собиралась их раздать, а значит, бюджет ее весьма скромен и не позволяет подобной роскоши, как шопинг на Пятой авеню.

Ну да, так и есть. А еще, возможно, сегодня ночью, пока он будет спать, волшебная фея прилетит в его комнату и превратит в живого мальчика.

Черт возьми, что за игру она затеяла? И как долго планирует продолжать ее? Даже если… Нет, не если. Когда детектив обнажит всю правду о ней, суд наконец примет решение в пользу семьи Сейдж. Но что делать сейчас, ведь до тех пор деньги отца по закону принадлежат ей? Могут пройти недели, даже месяцы, прежде чем Гаррисон найдет доказательства, необходимые, чтобы вернуть состояние отца. Еще больше времени может потребоваться на то, чтобы обжаловать решение суда. Она же все это время будет иметь право тратить все до последнего цента.

Почему она не делает этого? Почему осталась с матерью на Лонг-Айленде, так далеко от Беннета Тэрента и его коллег, ее единственной опоры и поддержки? Здесь явно кроется нечто более изысканное, чем просто мошенничество. Иначе и быть не может. Гаррисон непременно должен выяснить, разгадать, в чем дело. И у него на это всего неделя, поскольку Грейс планирует уехать, как только будут улажены все бумажные дела, связанные с передачей особняка и пентхауса его матери. Кто она, эта Грейс Самнер, коварная безжалостная девица или милая добрая девушка?

И самый сложный вопрос, на который предстояло ответить: почему ему так хочется надеяться на последнее?

Глава 4

Если бы Грейси не увидела собственными глазами, никогда бы не подумала, что Нью-Йоркская фондовая биржа после того, как прозвенит звонок, становится похожа на кухню кафе «Судьба», после того, как соус бешамель убрали из меню. Абсолютный хаос. А ведь она даже не была на нижнем ярусе, в самом пекле. Осталась с Гаррисоном на балконе и наблюдала, глядя сверху вниз, как легко продавались, скупались и снова продавались миллионы долларов. Как и почему происходило все это, она не смогла бы понять, хотя Гаррисон пытался объяснить это. Он не упускал ни минуты, пока они ехали из Лонг-Айленда, продолжая эту тему, возможно, впрочем, потому, что это позволяло ему не говорить ни о чем другом.

Это была идея Вивиан, чтобы он снова отвез Грейс в город, на этот раз на экскурсию другого рода. Прошлой ночью за ужином, пока они подозрительно смотрели друг на друга, время от времени отвечая невнятным бормотанием на попытки Вивиан быть остроумной, мать предложила им проводить больше времени вместе, лучше узнать разные стороны одного человека, что оставил след в жизни обоих.

Грейси сочла это возможным, хотя Вивиан беспокоилась, что неприязнь и противостояние между Грейс и Гаррисоном могли возрасти, что привело бы к тому, что она останется обездоленной.

Они встали раньше обычного, чтобы вовремя прибыть на Уолл-стрит и услышать звонок, открывающий пятничные торги. Было так рано, что Грейси хватило времени лишь наспех выпить кофе. Однако это придало достаточно бодрости и самообладания, чтобы хотя бы делать вид, будто она понимала все, что говорит Гаррисон о КЦББ, ТКК, ВВП, годовых процентах и игре на повышение и понижение. О господи, эта информация не в силах заменить завтрак. ЖКТ давал о себе знать так громко, будто внутри ее тоже шли торги, настроение резко падало, подобно рынку ценных бумаг, а мозг оценивал степень тяжести положения.

Хм, возможно, она поняла из того, что он говорил, больше, чем показалось.

– У моего отца был настоящий талант к коммерции, – сказал он.

Гаррисон очень гармонировал с миром, что открылся ей. Он был в темно-сером костюме и светлосерой рубашке, но галстук с разноцветными точками выглядел чуть менее традиционно по сравнению с галстуками в нейтральную полоску и крошечными неброскими бриллиантами на булавках у остальных мужчин. Грейси попыталась соблюсти деловой стиль в еще одном костюме в стиле ретро. Это был комплект благородного оттенка красного вина, состоявший из юбки-карандаш и приталенного жакета с небольшой баской. Казалось, она выглядит весьма неплохо. Зато, увидев других женщин в строгих костюмах, почувствовала себя гигантским леденцом на палочке.

– Свое первоначальное состояние, то самое, которое использовал, чтобы приобретать и строить свои компании, отец заработал на фондовой бирже. Он никогда не учился в колледже. Вы знали об этом?

В голосе, когда он говорил об отсутствии у Гарри образования, слышалось нечто, подобное гордости. Это удивило Грейси. Она бы скорее подумала, что Гаррисону не хотелось бы, чтобы кто-нибудь узнал об этом. Подобный факт явно не украсил бы историю его фамилии.

– Вообще-то я знала об этом, только мне он объяснил это тем, что его отец не мог позволить себе оплачивать учебу в колледже.

– Это действительно так. По крайней мере, после окончания средней школы для него это было невозможно.

– Гарри не заканчивал средней школы.

Едва слова сорвались с губ, Грейси тотчас пожалела об этом. И вовсе не потому, что это также могло стать пятном на фамилии Сейдж, а из-за выражения лица Гаррисона. Стало ясно, он не знал об этом.

– Мой отец окончил среднюю школу в городе Финдли, штат Огайо. Выпуск пятьдесят третьего.

– Гарри не дошел даже до выпускного класса, бросил школу в пятнадцать и отправился на фабрику «Формика». Там солгал о своем возрасте, чтобы устроиться на работу и вступить в профсоюз.

– Для чего ему было делать это?

Бог мой! Видно, он не знал очень многого о ранних годах отца. Грейси вовсе не хотелось бесславно выпускать из мешка пресловутого кота. В случае Гарри, скорее амурского тигра, вырвавшегося из московского зоопарка.

– Потому что к тому времени отец Гарри пил так много, что не мог удержаться ни на одной работе, а мать ждала появления на свет его маленького брата и тоже не могла работать. Гарри одному приходилось материально поддерживать семью.

На слове «брат» глаза Гаррисона вдруг расширились, сердце Грейси сжалось и, казалось, вот-вот остановится. Он ведь наверняка знает, что у его отца был брат.

– У моего отца был брат?

– Да. А вы не знали?

Несмотря на то что взгляд Гаррисона был устремлен на Грейси, пустота в этих глубоких голубых, голубых глазах говорила о том, что мысли его сейчас за миллиарды миль отсюда. Или, скорее, за несколько десятилетий до сего дня. А может быть, он просто пытался определиться, стоит ли вообще ей верить. Но Грейси видела фотографии семьи Гарри. Они и теперь лежали среди вещей, оставленных в ячейке камеры хранения.

Гаррисон слегка встряхнул головой, стараясь вновь сконцентрировать на Грейси ледяной взгляд, который, как ей показалось, внезапно стал чуточку менее ледяным.

– Но я всегда думал… то есть, он говорил мне… ладно, да, он никогда не говорил, но я предполагал, был уверен, что он единственный ребенок. К тому времени, когда я родился, его родителей уже не было, а он никогда не упоминал никого из родственников. Черт возьми, он и о родителях почти ничего не говорил.

Грейси старалась продвигаться вперед очень аккуратно, постепенно сообщая новые подробности.

– Бенджи – так звали его маленького братика – был болен полиомиелитом. Он умер, когда ему было тринадцать, а Гарри шестнадцать лет. Для него это стало большим ударом. Для его матери тоже. Примерно год спустя она ушла из дома, с тех пор Гарри больше никогда ее не видел. Он заботился об отце еще пару лет, пока тот не умер от цирроза печени. Гарри уехал из Цинциннати и не возвращался до пенсии, завершив свою деятельность в качестве телемастера.

По его словам, на жизнь в Нью-Йорке он зарабатывал, работая телемастером. Очевидно, это неправда. Но все остальное было. Когда я уби рала вещи после его смерти, нашла фотографии и старые дневники, принадлежавшие его матери. Как только прибуду в Сиэтл, непременно прослежу, чтобы все это выслали вам.

Гаррисон внимательно обвел ее взглядом. Слишком пристально и вдумчиво. Грейси даже стало немного неуютно. Он делал это снова и снова, когда, казалось, хотел заглянуть прямо в ее душу. И будто бы даже ему это удавалось.

– Что еще рассказывал отец о своем детстве?

– Когда его отца не стало, он забрал мизерные деньги, что еще оставались, и уехал в Нью-Йорк. Телевидение тогда только набирало популярность, он нашел работу в небольшом магазине бытовой техники и научился там всему, чему только смог. Некоторое время спустя открыл собственное дело по ремонту в Квинсе.

– Он никогда не упоминал о том, что был женат? Между прочим, три раза. Никогда не упоминал о том, что у него есть дети? И не один, а семеро.

– Никогда. То есть я интересовалась, но он не отвечал определенно. Мне не хотелось настаивать, лезть не в свое дело. Он говорил лишь, что, закончив работать, стал скучать по Цинциннати и вернулся в родные места.

Гаррисон продолжал смотреть на Грейси так, что внутри ее будто разливалось что-то тягучее и жаркое, заполняя все уголки существа, пока не окутало теплом ее всю. Как ему удавалось пробуждать в ней это необыкновенное ощущение? Ведь он даже не скрывал того, что не доверяет ей и даже не испытывает малейшей симпатии. Едва ли в такой ситуации может быть место подобному всепоглощающему теплу.