— У офиса.

— Денис появился?

— В пробке стоит.

— Он тебе позвонил?

— Да.

— Ну? Мы закончили вроде. Ждем тебя.

— Я понял. — голос был, наверное, как у заключенного в день казни. Осталась одна тень, если так можно было бы описать голос. Ей было жалко и его и себя, но ведь говорят же, сердцу не прикажешь…

— Рыж…

— Что?

— Блин, хочешь, я останусь? — психанула она, в конце концов, и подумала, что ей ведь не так уж сложно будет это сделать, в сущности. На расширившиеся глаза друзей, девушка не обратила внимания, демонстративно повернувшись к ним спиной. Действительно, она ведь уже и к городу привыкла, и работа у нее хорошая и, в принципе, ну чего не хватает? И к Сашке она тоже уже почти хорошо стала относиться. Ведь можно жить и без любви, наверное. Дружба, да уважение.

А в ответ услышала все такое же бесцветное:

— Это ничего не изменит.

Алина почувствовала, что ее немного потряхивает.

— О Боже…

— Алина! Если ты не поедешь, я тебя в этот чемодан засуну, и багажом на корабль пойдешь. Виза у тебя есть, так что когда распакуют, ты даже не будешь контрабандой.

Девушка нервно хмыкнула.

— Ты хочешь упустить свой шанс? Ты, конечно, везучая сволочь, но пойми ты, что двери в жизни открываются не так часто, и не стоит совать голову вместо этого в ближайшую нору, какой бы привлекательной она тебе не казалась. А сейчас в тебе просто говорит страх. Не так ли? Намного ведь проще ничего не менять и остаться, а? ты, конечно, не перестанешь быть моим другом, но я в тебе разочаруюсь очень сильно. Алин, открой глаза. Это твой корабль. Только твой. Его тебе дважды дали и не просто так. Я понятия не имею, куда он тебя завезет, но одно знаю точно, — все будет хорошо! Прекрати нервничать.

Девушка с шумом выдохнула.

— Знаю. Ладно. Уже и побояться чуть-чуть нельзя.

Она обернулась на девчонок стоящих чуть поодаль, на зеленую машину Ритиного отца, на огромную сумку, с которой ей предстояло через несколько минут взойти на борт, и поняла, что до сих пор не осознает происходящее. Над головой шумели тополя, ветер поднимал маленькие ураганы из пыли на дороге, все выглядело таким привычным и знакомым, что казалось невероятным, что где-то совсем близко ее ждет совсем новая жизнь. Приключение под названием Сенчюри. Ее корабль. Теперь она принадлежала ему, как невеста принадлежит будущему супругу, и именно такое сейчас у девушки было ощущение. Боязнь нового и его желание, волнение, ожидание, предвкушение и безумная радость перемешались в клубок, который комом встал у Алины в горле.

Валя понимающе потрепал ее по плечу.

— Все, правда будет хорошо, он тебя привезет домой, где бы твой дом не находился, будет ли это место или, как ты говоришь, человек.

Вот когда у нее предательски защипало в носу. Так было всегда, когда она вспоминала о Дамиане, привычная боль в этот раз резанула из-за угла. Ведь это из-за него все планировалось, все последние месяцы она могла думать только об этом и вот, наконец, свершилось, она едет к нему. Вопрос только нужна ли она ему там, да и нужен ли он еще ей. От ее чувств оставалось много боли и обиды, а вот сколько в них было любви, это еще вопрос. Туту ее размышления прервались вибрацией в руке.

— Да, Рыж.

— Я забрал документы. Буду через десять минут.

— Ну, вот и все. Пора прощаться, дети мои. — улыбнулась она непослушными губами.

Ритин папа, кряхтя, поднял сумку с асфальтового покрытия и Валентин кинулся ему помогать. Девчонки остались в своем женском кругу, но явно кого-то не хватало. Со своей лучшей подругой Алина умудрилась поссориться незадолго до этого, причем по причине, противнее которой и не придумаешь, — из-за парня. Разумеется, никто никого не отбивал, до такого маразма они никогда не доходили, но, тем не менее, Лене пришлось делать выбор, но почему-то он оказался не в пользу многолетней дружбы, а мимолетного знакомства. Алине стало грустно, она искренне любила Ленку как сестру, они очень многое пережили вместе, знали друг друга не первый год, и сейчас ей бы очень хотелось чувствовать ее рядом, как всегда в трудных ситуациях, готовую выслушать, поддержать, а иногда выругать со всей своей искренней справедливостью.

Дурында, — мысленно обратилась к ней девушка, — надеюсь, твои мозги скоро встанут на место и мы снова начнем общаться. За все годы мы ссоримся всего второй раз, но уж зато на славу. И каждый раз почему-то это происходит именно перед моим отъездом куда-нибудь, а ты потом пишешь покаянные письма. Ты ведь и сама знаешь, что Влад не для тебя, и не потому что он мне не нравится, а просто по одной простой причине, что человек, настраивающий друзей друг против друга с помощью вранья и грязи, не может быть хорошим по определению. Бог знает, когда мы в следующий раз встретимся, но ведь не обязательно видится каждый день, чтобы знать, что у тебя есть друг…

— О чем задумалась? — Катя легко шагала рядом, одетая по-спортивному худенькая девочка, смотревшая на мир большими задумчивыми голубыми глазами.

— Да так. Обо всем понемножку.

— Я надеюсь, у тебя интернет там будет и ты не пропадешь опять на полгода, как этой зимой. — нахмурилась Ритка, вспоминая прошлые обиды. Эти слова были о том периоде, когда Алина только вернулась весной из Франции после расставанием с Дамианом.

Алина вздохнула:

— Рит, я тебе сто раз говорила. Я вообще не могла ни с кем разговаривать. Мои каждодневные истерики выслушивали только Лена, Рыжий и собака. И еще папа иногда.

— Лена-то была рядом.

— Ну, ты еще к собаке приревнуй. Рит…

— Ты же ко мне в больницу приезжала почти каждый день, когда меня сбили, и без тебя я бы не выдержала, может быть. А себе помочь не разрешала. Разве это справедливо?

— Утопающих не спрашивают, их спасают, — сказала глубокомысленно Алина и уточнила, — это я про тебя. Ну, как бы я к тебе не приезжала, скажи, пожалуйста? А мне нужно было самой выбираться. И вообще, то, что нас не убивает, делает только сильнее. И выдержала бы ты без меня, не говори глупостей. Ты намного сильнее, чем думаешь, иначе ты бы не была моим другом.

Ритка молча погрозила палкой в ответ, а Алина только со смехом увернулась.

— Давай заканчивай свою реабилитацию и едь в Индию уже. Я потом к тебе в гости приеду.

— И я. — присоединилась Катя. — Если меня Вест отпустит.

— А ты давай тоже пакуй чемоданы и лети к нему, а то вы друг другу все нервы истрепите скоро этими дурацкими расставаниями по телефону. Надо ж такое придумать… Ой…

Последнее относилось к Рыжему, который стоял у портовых ворот с бумагами в руке и лицом не выражавшим ничего вообще. Алина не знала, что ему сказать, потому что в сущности слова сейчас были уже не нужны. Но самое ужасное было то, что она знала, что молодой человек чувствовал в этот яркий солнечный день. Знала слишком хорошо и, наверное, предпочла бы не знать совсем. Это, продирающее до костей, чувство, когда дорогой человек уходит от тебя как песок сквозь пальцы, сыпется по песчинке и не удержать ни словами, ни любовью, ни даже силой. Когда вот он еще тут, но ты знаешь, что уже все, через секунду ваши дороги разойдутся в разные стороны, также легко и красиво, и самое страшное — естественно, как будто бы бабочка расправляет крылья. Также жутко и бессмысленно, как смерть стирает с лица последнюю улыбку, так же как сейчас она обнимет его в последний раз и уйдет за эти тяжелые кованые ворота. Да, так же…

И дело было конечно не в этих шести месяцах, ждать можно было и больше, если любишь. Это тоже было известно им обоим, и не в том, что ее надежды, когда она вернулась из Франции слишком во многом обернулись горьким разочарованием, и ни в том, что, в сердце еще живы чувства к другому, хотя может как раз таки и в этом. Видимо, у кого-то из них не хватило сил удержать, а у кого-то терпения и понимания, чтобы остаться. Да и нужны ли были такие отношения, чтобы удерживать или оставаться?

Она обняла всех по очереди: притихшую Катю, недовольную Ритку и даже ее папу, получила дружеский тычок под ребра от Валентина и только после этого подошла к Сашке.

— Не грусти, пожалуйста. Все будет хорошо. — она попыталась заглянуть в его зеленые с желтым глаза и внутренне ужаснулась, насколько мертвыми они ей показались. — Я буду писать и звонить. Я не могу иначе, ты же знаешь…

Алина протянула руки, чтобы обвить его за шею, как всегда, но он вывернулся и чуть ли не бегом бросился прочь. Она расслышала только последние слова, брошенные на ходу:

— Не надо ничего писать. Будь счастлива…

Что тут еще скажешь? Девушка помахала всем рукой, обвела последний раз взглядом высокие деревья и летящий в пыли пух, и повернулась навстречу неизвестному.

Глядя на ворота порта, уже находясь внутри, Алина видела их, как двери тюремной камеры, и ей только оставалось понять, с какой же стороны дверей она оказалась. Сумка была просто огромной, но благо были колесики. Девушка оглядела небольшую кучку людей на остановке, которая ничем не отличалась от обычной толпы на любой другой автобусной остановке, и все же ясно чувствовалась разница. Было ли дело в подчеркнутой женской нотке одежды слабого пола или количество мужчин, явно преобладающее, или же просто ощущение какого-то иного неизведанного еще мира, Алина не знала. Она оттащила свою сумку поодаль и стала ждать автобус.

Ее колотила мелкая дрожь от смеси нервного возбуждения, страха, счастья. Девушка глубоко вздохнула и сжала в ладонях ручку сумки. Корабль. До сих пор она видела корабли только на картинках рекламы, на сайте компании и еще иногда в портах, когда случалось оказываться рядом. Чувство предстоящего приключения заставляло ее сердце биться то быстрее, а то медленнее, а иногда казалось ей, оно останавливалось совсем. Вот как сейчас, когда подошел в автобус.

Кто-то помог ей поднять сумку, и девушка сбивчиво поблагодарила, не поворачивая головы. Все внимание ее было приковано к окну, но пока что за мутным и грязным стеклом были видны только огромные железные блоки, баржи у причала и сновавшие повсюду рабочие. Ой, мамочка, помоги, — взмолилась девушка. Она так сильно ждала своего корабля, так боялась, что ожидание превратится в вечность, в такой спешке и безумной радости собирала вещи, но сейчас готова была отдать все, что угодно только бы еще на пару дней задержать автобус, который вез ее сейчас на корабль.

Минут через пять монотонного шума мотора за окном вдруг показалось величественное белое судно, похожее на айсберг с огромной буквой Х наверху. Алина судорожно сглотнула. Может, это не мой? — мелькнула слабая надежда, — может мне еще можно чуть-чуть проехать в этом дурацком желтом автобусе? Но движение прекратилось, и надо было выходить. Помирать так с музыкой! — пронеслось в голове у бедной девушки и вот она, наконец, встала перед самым таможенным контролем и задрала голову вверх.

— Боже же ты мой, какой он огромный. — задохнулась Алина, и на смену страху пришло чувство восторга и упоения. — и я на нем поплыву! Я! На этом огромном бело-синем лайнере!

До нее все-таки дошло осознание происходящего, коленки перестали трястись, и осталось только легкое нетерпение и одновременно нежелание торопить события, словно хотелось медленно и с наслаждением разворачивать яркий шуршащий бант на подарочной коробке. Глубоко вздохнув и, несколько раз открыв и закрыв глаза, словно боясь, что корабль исчезнет, как сон, Алина поволокла сумку по направлению к крытому домику-палатке, который по ее заключению должен был служить входом.

— На работу. — гордо ответила она на вопрос таможенницы, проверявшей ее документы.

Пока осматривали ее сумку девушка, наконец, смогла немного оглядеть корабль. Сейчас он виделся ей даже еще больше, чем на первый взгляд. Золотыми буквами на темно-синем фоне сияла надпись Century. Самый верх корабля был почему-то застеклен, ниже шли ровные ряды балкончиков, которые, видимо, принадлежали каютам пассажиров, еще ниже были прицеплена целая цепочка оранжево-белых спасательных шлюпок, что сразу напомнило ей о Титанике, а над самым входом на нее смотрело множество квадратных окошек. На балкончиках кое-где стояли пассажиры, и девушка чувствовала, что они рассматривали ее с каким-то просто болезненным интересом. Тут осмотр вещей, к ее большому сожалению закончился, и силы снова оставили ее, — до судна, которому предстояло стать на полгода ее домом, оставалось несколько десятков метров.

— Возьми себя в руки. — прошипела Алина сама себе и изо всех дернула тяжелую сумку.

Она направилась к проему в боку Сенчюри, где, по ее мнению, и должен был быть вход на корабль, у выставленных трапов стояли люди с разным цветом кожи, и с улыбками до ушей наблюдали за девушкой. Она чувствовала эти взгляды, словно шарящие по телу руки, и впервые ей было так неудобно от обычных мужских ухмылок.