Я помолчала, давая столь важным сведениям укорениться в сознании Гарри, затем продолжила, глядя на него честными, широко раскрытыми глазами:

– После родов я, разумеется, обо всем ей рассказала, но мне не хотелось слишком ее огорчать, и я, возможно, проявила излишнюю мягкость и недостаточно ясно изложила суть проблемы. А суть проблемы в том, Гарри – и учти, это чистая правда! – что Селия, по всей видимости, никогда больше не сможет родить тебе ребенка, так что сына у тебя никогда не будет, а у Широкого Дола не будет наследника.

Пухлое лицо Гарри как-то сразу осунулось: он мне поверил.

– Вот это удар! – с некоторым усилием промолвил он. Было заметно, что он никак не может подыскать слова, которые были бы способны выразить охватившую его бурю чувств и придать смысл тому будущему, в котором он навсегда лишается сына и наследника, а значит, Широкий Дол после его смерти неизбежно перейдет в руки чужих людей, а не его прямых потомков.

– Я думала, что Селия, прекрасно понимая всю сложность этой ситуации, уже рассказала тебе об этом, – деликатно оправдалась я. – Разумеется, это горькая правда для вас обоих. Однако, скорее всего, после твоей смерти Широкий Дол действительно может перейти к какому-то нашему дальнему родственнику, а маленькая Джулия и, конечно же, Ричард останутся бездомными.

– Да, – сказал Гарри, и я почувствовала, что он уже начинает представлять себе эту картину, – они будут изгнаны из Широкого Дола, они будут вынуждены навсегда его покинуть!

– Если бы только можно было изменить этот проклятый закон о наследовании! – вздохнула я, словно это была некая несбыточная мечта. – Если бы нашлась какая-то возможность обезопасить наших детей, чтобы они всегда жили в своем родном доме…

– Я слышал, что этот закон иногда удается изменить, – неуверенно начал Гарри, – но это стоит немыслимых денег – сюда включается и компенсация наследникам, и штраф за изменение закона. Лишь очень немногие богатые семьи могли решиться на подобные траты. А Широкий Дол определенно к богатым поместьям не относится.

– Но если этого не сделать, нам придется заплатить куда более высокую цену, – сказала я и села, спустив с постели ноги. Затем встала и, обнаженная, подошла к камину, чтобы подбросить туда еще полено. Стоя у камина, я обернулась и улыбнулась Гарри; вспыхнувший огонь отбрасывал мерцающие отблески на мою гладкую теплую кожу. – Мне невыносимо думать, что наши дети могут быть несчастны! Что их могут изгнать из Широкого Дола, когда нас не станет, потому что мы не сумели обеспечить их безопасность! И оба они – а ведь они почти ровесники и так похожи и на тебя, и на меня – будут вынуждены уехать отсюда и скитаться, не имея больше родного дома.

– Ну, бездомными-то они вряд ли окажутся, – прозаично рассудил Гарри. – Джулия унаследует мой капитал и вдовью долю своей матери, а Ричард будет одним из наследников богатейшего семейства Мак-Эндрю, у которого денег вполне достаточно, чтобы купить не одно такое поместье, а несколько.

– А тебе что больше хотелось бы иметь – деньги или Широкий Дол? – неожиданно спросила я, на секунду забывая о том, в какую сторону намеревалась направить наш разговор.

Гарри задумался. Господи, ему еще требовалось время на раздумья!

– Ну, – осторожно и не слишком умно принялся рассуждать он, – когда у тебя есть деньги, ты можешь купить любое поместье, ничуть не хуже нашего. Это ты, Беатрис, помешана на Широком Доле, а на самом деле есть очень даже привлекательные земли, скажем, в Кенте, или в Саффолке, или в Хэмпшире.

Я даже губу прикусила, сдерживая раздражение, и выждала немного, чтобы уж наверняка с моих губ не сорвалось никаких безрассудных и презрительных слов в адрес моего брата. И лишь взяв себя в руки, я сказала голосом гладким, как шелк:

– Да, Гарри, пожалуй, ты прав. Но если твоя маленькая дочка хоть в чем-то похожа на меня, то она просто зачахнет и умрет, если будет вынуждена жить вдали от холмов Широкого Дола. Не слишком утешит ее и большое состояние, если ей по воле какого-то дальнего родственника придется покинуть родной дом, в котором она прожила всю жизнь, и покупать какое-то другое поместье. Вот тогда-то она и упрекнет тебя за то, что ты, видно, мало ее любил и совсем не заботился о ее будущем, а может, и проклянет тебя за это.

– Ох, не говори так! – воскликнул Гарри; его, как я и предполагала, более всего пугала возможность подобных упреков со стороны Джулии. – Я был бы рад, если бы нам с тобой удалось что-то сделать в этом отношении, но я, Беатрис, ей-богу не представляю, что тут можно предпринять.

– Ну, давай, по крайней мере, на что-то решимся, – сказала я. – Если мы поставим себе целью изменить порядок наследования и будем неуклонно к этой цели стремиться, то наверняка тем или иным способом сумеем собрать нужную сумму.

Гарри сокрушенно покачал головой.

– Как ты не понимаешь, Беатрис, нам никогда в жизни такую сумму не собрать! На это решаются только самые богатые семьи королевства. Куда нам до них!

– До них нам, конечно, далеко, – медленно процедила я, – а вот до состояния МакЭндрю гораздо ближе. Тебе так не кажется?

Гарри вытаращил свои голубые глаза, и в голосе его появились отзвуки надежды.

– Но ведь Джон никогда… Да нет, что ты! Не станет он вкладывать все свои деньги в Широкий Дол!

– В данный момент – нет, – согласилась я. – Но ведь он может и передумать, не так ли? Вдруг ему покажется, что это было бы полезным капиталовложением? Если бы у нас в кармане была хотя бы половина состояния МакЭндрю, мы, я думаю, вполне могли бы вернуться к вопросу об изменении права наследования и решить, во что это нам обойдется и какими путями это можно осуществить.

Гарри кивнул.

– Я готов на все. Готов даже пожертвовать некоторыми своими проектами, готов все наши поля засеять пшеницей, поскольку это дает самую большую прибыль. Доходы от этих полей могли бы пойти непосредственно в фонд выкупа права наследования. Можно было бы также кое-что сэкономить. И потом, Беатрис, на худой конец, можно было бы даже заложить часть земель, а потом их выкупить.

– Да, – сказала я, – хотя мне ненавистна даже мысль об этом. Однако игра стоила бы свеч.

– Только тебе тогда придется отказаться от защиты крестьян и их прав, Беатрис, – заявил Гарри. – У нас сотни акров так называемой общинной земли, которую можно было бы присоединить к нашим владениям и пустить под пашню. Кроме того, не одну сотню фунтов можно было бы получить, подняв арендную плату. Ты всегда была против подобных мер, но если нам придется собирать такую огромную сумму, то мы будем просто вынуждены прибегнуть к таким действиям, каких в ином случае совершать бы не стали.

И тут меня охватили сомнения. Я думала о чудесных округлых холмах, где на легкой песчаной почве растет пышный, по пояс, вереск, а в лощинах бегут по белому песчаному ложу маленькие ручьи. Я думала о заросших папоротником низинах, где царит сладковатый дурманящий аромат, а если сидеть неподвижно, из зарослей может выползти темноглазая змея и ляжет возле тебя, греясь на солнышке. Я думала о холодных вечерах, когда я бродила одна под загорающимися в небе звездами, замечая на жирной глине четкие отпечатки остреньких оленьих копыт, да и сами олени проносились порой, как легкие тени, под раскидистыми ветвями дубов и буков. Если Гарри настоит на своем, все это будет вырублено, выжжено и расчищено, и там, где дрожали сережки на ветвях серебристых берез и качались на ветру высокие ели, возникнут безликие прямоугольные поля пшеницы. Это была слишком высокая цена. Куда более высокая, чем я предполагала, надеясь, что с подобными мерами мне никогда столкнуться не придется. Но я должна была сделать своего сына хозяином Широкого Дола! Должна была добиться того, чтобы и моя кровь текла в жилах будущих сквайров!

– Кроме того, нам придется использовать труд батраков из работного дома. – Это Гарри сказал даже с каким-то жестоким удовлетворением. – Пойми, это совершенно бессмысленная трата денег и времени – заставлять работать только наших крестьян и арендаторов! Ведь поденщики будут работать целыми днями, если заключить контракт с приходом. Мы будем платить им наличными, когда для них будет работа, а когда работы нет, то и нам платить им ничего не придется. На этом можно сэкономить сотни фунтов в год. Вот и пусть деревенские бедняки ищут себе работу самостоятельно. Довольно нам держать их в своих списках и кормить даром.

Я кивнула. Я прямо-таки чувствовала, как в самом ближайшем будущем изменится облик Широкого Дола. Деревня станет меньше, и коттеджей арендаторов тоже поубавится. Впрочем, те, что выживут, станут немного богаче. Но бедные арендаторы, семьи которых выживают только за счет зимних работ в нашей усадьбе да ежегодной уборки урожая, будут вынуждены отсюда убраться. До сих пор они жили – не тужили. Зимой выполняли для нас обычную временную работу – поставить ограду, выкопать канаву, расчистить снег на пастбище. Эти люди жили за счет сделанных в летние месяцы накоплений, овощей, выращенных в своем огороде, и молока от своей коровы, которую пасли на общинном выгоне. Некоторые еще и свинью держали, выкармливая ее желудями, да несколько кур-несушек, которые вечно бегали по деревенской улице.

Весной и летом они неплохо зарабатывали во время сева, а также помогали переправлять животных на верхние пастбища; горячая пора наступала также во время сенокоса и жатвы. Иной раз они работали от зари до зари без устали, и казалось, этот ритм им диктует сама земля, но через два-три дня работа вдруг останавливалась. Оказывалось, что поля убраны, амбары заполнены, стога поставлены, и тогда в деревне начиналось всеобщее пьяное веселье, которое тоже продолжалось два-три дня – пока не подворачивалась следующая срочная работа.

Зажиточным никто из этих крестьян никогда бы не стал; там даже до благополучия было довольно далеко. И никто из них никогда бы не обзавелся собственной землей. Но, тем не менее, их жизни могли бы позавидовать многие, даже вполне обеспеченные горожане. Они работали когда хотели и отдыхали когда хотели, и хотя они, в общем, так и оставались бедняками и никогда не обрели бы никакого богатства, но нищеты редко кто из них боялся.

Их несушки, что носились по деревенской улице, и их коровы, пасшиеся на общинном выгоне, служили им надежным щитом от голода и нужды. И потом, они прекрасно знали: если в семье случится особо тяжкое горе – смерть или болезнь кормильца, – то для них всегда найдется тарелка супа на кухне Широкого Дола и одного лишь слова мисс Беатрис будет достаточно, чтобы старшего сына взяли к кому-то в подмастерья, а старшую дочь – в горничные.

Но если я пойду по тому подлому пути, который предлагает Гарри, тогда Широкий Дол станет таким же, как все прочие поместья. И наши бедняки тоже станут низко кланяться каждой проезжающей мимо карете, а вслед ей корчить злобные рожи; дети в нашей деревне будут худыми и бледными, а их матери раньше времени будут становиться старухами от бесконечных горестей и тревог. Бедняки в Широком Доле вели столь беззаботную жизнь, потому что мы всегда придерживались старых, незыблемых традиций и в использовании земель, и в устройстве веселых всеобщих праздников. Общинные земли считались доступными для всех – даже браконьерство там считалось чем-то вроде ритуальной и не слишком вредоносной забавы. Но тот способ хозяйствования, который предлагал Гарри, будет означать, что общинные земли будут «огорожены»[24], то есть отчуждены в нашу пользу; исчезнут протоптанные крестьянами тропинки, их коровы и свиньи лишатся корма. Бедняки станут еще беднее. А самые бедные, лишившись прежней поддержки, будут обречены на полную нищету и голод.

Однако именно этот путь сулил моему сыну безопасное правление Широким Долом. Именно так он мог обрести законное право на наследование. А я была готова раздавить тяжелыми подковами своего коня кого угодно, любую женщину, любого ребенка, хоть саму Марию с младенцем Иисусом и мужем Иосифом, если это будет нужно для того, чтобы мой сын занял кресло сквайра.

– Похоже, нам и впрямь придется на это пойти, – сказала я. – Вижу, что придется.

– Как это великодушно с твоей стороны! – с энтузиазмом воскликнул Гарри. – Я знаю, ты привержена старым традициям и порядкам, Беатрис, и они нам отлично послужили, но нам придется отказаться от всего этого – хотя бы во имя нашей маленькой Джулии.

Я кивнула и снова уютно устроилась на диване, накинув на голые плечи легкую шелковую шаль. Чувствуя ласковое прикосновение мягкого шелка к обнаженному телу, я снова подумала о том, что многие бедняки могут оказаться бездомными и будут голодать, лишившись выгона и своих крошечных огородов, но лишь пожала плечами, отгоняя эту неприятную мысль. А Гарри наклонился и поцеловал мое обнаженное плечо. Я улыбнулась, зная, что наш разговор о наследстве еще не закончен и Гарри еще многое предстоит понять.