– Но, боюсь, что и тех денег, которые могут нам принести новые поля, будет недостаточно, – сказал Гарри. – Чтобы выкупить права наследства, сумма потребуется поистине огромная. Можно, конечно, начать делать сбережения, только вряд ли нам удастся достаточно быстро скопить столько денег.

– Это понятно, – кивнула я. – А потому я и предлагаю воспользоваться деньгами МакЭндрю.

Гарри нахмурился. Он соображал медленно, но был далеко не глуп.

– Джон вряд ли согласится, – качая головой, сказал он, – хотя это, конечно, обеспечило бы будущее нашей Джулии. И я надеюсь, что, пока Джулия будет жива, пока она будет хозяйкой Широкого Дола, наш дом всегда будем домом и для вас троих. Но, по-моему, у Джона все же нет ни малейших причин вкладывать свое личное состояние в некий план, в результате которого ни он сам, ни его сын ничего не выигрывают.

Я усмехнулась: Гарри всегда очень медленно добирается до сути вопроса. Но в целом все-таки в конце концов он до нее добирается.

– А что, если нам удастся найти способ сделать Ричарда и Джулию полноправными наследниками Широкого Дола? – осторожно спросила я. – Они могли бы вместе хозяйничать здесь, как это делаем мы с тобой. Все знают, насколько хорошо у нас это получается. Возможно, наши дети тоже смогли бы работать вместе.

Гарри с нежной улыбкой осыпал поцелуями мое округлое плечо, шею и нежное местечко за ухом, заметив при этом:

– Да, Беатрис, это было бы чудесно! Только у нас с тобой несколько специфический способ совместного ведения дел, не так ли?

– А по-моему, они вполне могли бы стать партнерами, – как бы лениво пробормотала я, словно в данную минуту ни о чем другом не могла думать, кроме его ласк и поцелуев, становившихся все более страстными. Шаль соскользнула с моих обнаженных плеч, и я снова легла на спину, прикрыв ресницами глаза, которые смотрели по-прежнему остро и были как холодное зеленое стекло.

А Гарри уже двинулся вниз – к ключицам, к теплым округлым грудям, – но мои слова о «партнерстве» заставили его остановиться.

– Джулия и Ричард? – с неожиданным интересом переспросил он.

– Ну да, – сказала я, подталкивая его еще ниже, к животу, который, с моей точки зрения, был еще недостаточно плоским после рождения сына. – А почему бы и нет?

Гарри снова поцеловал меня, но довольно рассеянно. Видимо, он уже обдумывал мою замечательную идею о том, чтобы обеспечить Джулии наследование одного из прекраснейших поместий в Сассексе, а Широкому Долу – возможность навсегда остаться в руках его потомков.

– Ты знаешь, Беатрис, – сказал он, – а ведь это неплохая мысль. Если Джон согласится принять половину стоимости поместья в качестве залога за ту сумму, которая необходима для выкупа прав наследования у нашего кузена Чарлза Лейси, мы могли бы составить такой договор, согласно которому Джулия и Ричард стали бы сонаследниками.

– И это было бы чудесно! – подхватила я, словно до этого мне ничего подобного и в голову не приходило. Словно я не носилась с этим планом с тех пор, как узнала в маленькой Джулии себя и почувствовала, что мой Ричард имеет на эту землю столь же обоснованные права, как и я сама. – Ах, Гарри, как это было бы чудесно, если бы наши дети смогли здесь править, когда нас уже не будет на свете!

Гарри просиял, словно я похвалила его за находчивость, и с нежностью сказал:

– Подарить Широкий Дол Джулии – это, пожалуй, стоит любых жертв. А обеспечить твоему сыну равные с ней права – для меня почти такое же счастье.

– И ты совершенно прав, Гарри, – сказала я, словно поздравляя его с рождением столь замечательной идеи. – По-моему, нам следует немедленно начать воплощать это в жизнь, тебе не кажется?

Гарри, пребывая в полном восторге, подкатился ко мне, и я приготовилась к расплате за свой успех. Впрочем, я вполне могла порой наслаждаться обществом Гарри, а когда мне было страшно или тревожно, я, пожалуй, даже испытывала некую нужду в близости с ним. Но как только моя первая, поверхностная страсть была им удовлетворена, мне больше всего хотелось, чтобы он ушел, а я осталась в своей постели одна. Но в данный момент Гарри был слишком возбужден упражнениями собственного ума и удачным решением проблемы наследования. А мне было нужно, чтобы он удалился в свою спальню счастливым и приятно утомленным, потому что утром мне еще очень многое нужно было обсудить с ним; и мне совсем не хотелось, чтобы у него хватило сил на разговоры с Селией, когда он нырнет в ее теплую постель.

– Приходи ко мне в кабинет завтра прямо с утра, и мы с тобой составим письмо лондонским юристам, – сказала я и сладострастно вздохнула, словно его поцелуи и впрямь доставляли мне невероятное наслаждение. – Ах, Гарри! – Я сделала вид, что приятно ошеломлена его бурным натиском. – Я же сказала: завтра, после завтрака.

После того как Гарри, наконец, от меня ушел, я еще два или три часа просидела перед камином, глядя на красные угли и ломая голову над решением этой нелегкой задачи. Впрочем, эти часы я воспринимала как некий подарок себе самой – как последнюю возможность отступить. Все мои последующие шаги казались мне подобными прыжку с вершины холма в таком месте, где склон круто уходит вниз, так что там даже трава толком расти не может. Ты прыгаешь, быстро делаешь один шаг, потом второй, и крутизна подхватывает тебя, и ты уже не можешь остановиться и летишь кубарем вниз. Вот и на том пути, на который я собиралась вступить, возможности остановиться и отступить назад уже не будет. И будет не до смеха, так велика окажется пугающая скорость перемен.

Так что я позволила себе некоторое время помедлить и спокойно обдумать свои намерения. Сидя в тишине у камина, я словно испытывала на прочность собственную решимость, пыталась понять, смогу ли я вынести то, что задумала. Ведь, по сути дела, я собиралась разрушить, разорить наше поместье, чтобы расплатиться за то, чтобы его смог унаследовать мой сын. Я готовилась ударить молотом по этой земле, по живущим на ней людям, по тому естественному, подчиняющемуся смене сезонов ритму ее жизни, чтобы из нее, как кровь, брызнуло золото, столь необходимое мне для осуществления моего же дьявольского плана.

Имея дело с землей, ты никогда ничего не делаешь во имя одного лишь сегодняшнего дня, ты всегда думаешь о будущем – о том сезоне, который придет на смену нынешнему, или о том, каким выдастся следующий год. Ты сеешь пшеницу ради собственной выгоды, но деревья сажаешь ради своих наследников. Я всегда сажала деревья. Я всегда планировала хозяйство на пятьдесят лет вперед. Я не желала вкладывать свою любовь, заботу и деньги в то, что будет передано какому-то неизвестному родственнику, черт бы его побрал! Эта земля вместе с вложенными в нее моими трудами и любовью должна была достаться моим детям, моей плоти и крови.

Сколько бы мне ни пришлось за это заплатить.

Все вышло именно так, как я и планировала. После ночи любви, проведенной со мною, Гарри рухнул в супружескую постель, едва обменявшись со своей сонной женой десятком слов, и проспал до утра. Когда мы все уселись завтракать под теплым июньским солнцем, Селия, одетая в простое черное платье, обшитое черными кружевами, выглядела просто прелестно, как, собственно, и должна выглядеть летним утром молодая женщина, с удовольствием проспавшая двенадцать часов подряд. Тогда как я рядом с нею выглядела скорее усталой и чувствовала это. Однако я радостно улыбалась, ибо все то, что, как мне казалось, пребывало в тайном сговоре против меня, теперь снова стало весело и легко двигаться именно в том направлении, которое требовалось мне. Я с благодарностью приняла из рук Селии чашку с крепким французским кофе и взяла с бокового столика ломтик ветчины. И тут за столом появился мой супруг.

Он вышел к нам легкой веселой походкой, словно вчера вовсе и не был пьян, словно вообще не пил в последние две недели. Он с искренней приязнью улыбнулся Селии, любуясь ее девичьим очарованием, затем повернулся в мою сторону, и его ласковая улыбка сменилась оскалом.

– С добрым утром, моя прелестная женушка! – сказал он, словно выплюнув эти слова изо рта – казалось, у него даже от приветствия мне возникал во рту горький привкус.

– С добрым утром, – спокойно ответила я, садясь на свое теперешнее место в торце стола.

– Беатрис, сразу после завтрака я зайду к тебе, чтобы покончить, наконец, с тем вопросом, который мы весь вечер обсуждали вчера, – излишне многословно объявил Гарри, и я подумала: лучше бы он промолчал!

– Вчера? – переспросил Джон, не поднимая глаз от тарелки. – Значит, вы втроем вчера что-то обсуждали?

Селия, как всегда сидевшая рядом с серебряным кофейником, спокойно ответила:

– Что вы, Джон, я спала, а эти двое, как всегда, до поздней ночи рассуждали о доходах и расходах. Вы же знаете, как они увлекаются, когда речь идет о Широком Доле.

Джон, довольно жестко глянув на нее из-под светлых бровей, быстро сказал:

– Да, я знаю, как они увлекаются, стоит им остаться вдвоем.

Повисла неловкая пауза, и я поспешила нарушить ее.

– Конечно, приходи, – непринужденным тоном сказала я Гарри. – А потом ты, может быть, съездишь со мной в Тростниковую лощину? Интересно посмотреть, во что ее превратило семейство Хейл. Они там проложили дренажную трубу и выкопали еще несколько дренажных канав, так что теперь там, говорят, получилось отличное сухое поле. Впрочем, неизвестно еще, как эта дренажная система поведет себя во время весеннего паводка.

– Ну, ты же, Беатрис, лучше всех знаешь, до какого уровня у нас обычно поднимается вода, – сказал Гарри. – Или, может, они решили использовать насос?

Даже леденящее, мучительное для всех присутствие за столом Джона не помешало нам с Селией обменяться улыбками.

– Ей-богу, Гарри, – сказала я, – ты, по-моему, староват, чтобы играть в игрушки. Пора, мой дорогой, отказаться и от насосов, и от ветряных мельниц, и этого твоего десятиполья.

Гарри печально усмехнулся.

– Но сейчас делают такие интересные штуковины! – жалобно сказал он. – Например, водяной насос. Мне бы так хотелось иметь его у нас, в Широком Доле!

– Ну да, ты будешь играть с насосом, а мы рядом будем копать дренажные канавы, – поддразнила я его. – В Сассексе, милый, следует жить по законам Сассекса. Будь доволен тем, что ты являешься самым прогрессивным землевладельцем в нашей округе.

Гарри улыбнулся, польщенный, и тут же пообещал:

– Я теперь непременно буду экономить, Беатрис! Ты же знаешь, я интересуюсь только такими вещами, которые могут принести выгоду поместью.

– Экономить? А ради чего нужно экономить? – Резкий голос моего мужа, прервавший нашу непринужденную беседу, прозвучал как скрежет алмаза по стеклу. – А вы, Селия, знаете, для чего Гарри нужно экономить? – повернулся он к моей невестке.

Селия, разумеется, ничего не знала, но инстинктивная верность Гарри заставила ее держать рот на замке.

– Дело в том, что у нас с Гарри возник некий план: мы хотели бы обеспечить будущее Джулии и Ричарда, – как ни в чем не бывало пояснила я. – На претворение этого плана в жизнь, возможно, уйдет часть доходов Широкого Дола. Впрочем, план еще толком не разработан, и как раз сегодня утром мы предполагали подробно его обсудить. Кроме того, у нас возникли некоторые сложности, связанные с распашкой полей. Вы с Селией, разумеется, тоже можете прийти после завтрака ко мне в кабинет и вместе с нами принять участие в обсуждении, мы были бы этому только рады, хотя вряд ли подобные вещи могут быть вам интересны. А что касается нашего главного плана, то он пока на уровне общих рассуждений.

Селию мои слова оставили совершенно равнодушной, но Джон остро на меня глянул и спросил:

– Значит, ты, Беатрис, строишь планы на будущее? – И в его голосе прозвучало столько подозрительности и ненависти, что этого невозможно было не заметить. Я пронзительно глянула в сторону лакея, стоявшего у двери с корректно-деревянным выражением лица. Я этого парня знала прекрасно; да я, собственно, всех их отлично знала. Он был из семейства Ходгет, сын нашего егеря, принятый лично мной на работу после тех неприятностей, которые у него возникли, когда Гарри сделал его помощником егеря, а он пустил хорька в фазаний питомник. Я тогда спасла этого парня от порки, а его отца избавила от хлопот и неприятностей. Меня он обожал, и я надеялась, что никаких сплетен насчет сегодняшнего разговора за столом он разносить не будет, разве что может бросить сгоряча, что, мол, этот молодой доктор, муж мисс Беатрис, не достоин целовать землю, по которой она верхом проехала.

– Разумеется, я строю планы на будущее, Джон, – сказала я и заметила, как он поморщился, когда я назвала его по имени. – Меня, как и любую мать, волнует будущее нашего ребенка. И наша с тобой будущая жизнь меня тоже волнует – как любую замужнюю женщину. Можешь не сомневаться: я всегда буду о тебе заботиться и всегда буду строить планы нашей будущей жизни, сколько бы ты ни прожил на свете.