Санта Монтефиоре - Шкатулка с бабочкой

Санта Монтефиоре родилась в Англии. Ее мать была англо-аргентинского происхождения. Санта Монтефиоре преподает испанский и итальянский в Эксетерском университете. После года преподавания английского языка в Аргентине она провела большую часть 90-х годов в Буэнос-Айресе. В настоящее время она живет в Лондоне со своим мужем, историком Саймоном Себагом Монтефиоре, и дочерью Лили. Ее первый роман «Встретимся под деревом омбу» был напечатан в издательстве «Коронет».

Очень хорошо написанный… старомодный роман о любви.

«Evening Standard»

Увлекательный.

«Vogue»

Освежающе… с воображением, шармом и утонченностью. Санта — это новая Розамунда Пильчер. Написано восхитительно.

«Daily Mail»

Далекий от жизни, страстный роман о любви.

«Dorset Evening Echo»

Хорошая старомодная сага со всеми классическими составляющими. Федерика наделена неподдельным пафосом и шармом, и этими качествами проникнута вся книга… захватывающая и очаровывающая.

Penny Vincenzi, «Mail on Sunday»

Хочу выразить глубочайшую признательность моей кузине Андерли Харди за ее помощь по вопросам, касающимся реалий Чили, Сьюзан Флетчер, моему редактору, а также Джо Фрэнку, моему агенту, за их советы, мудрость и поддержку.

Вина дель Мар, Чили, лето 1982 г.

Федерика открыла глаза и окунулась совсем в другой мир. Было жарко, но влажность оставалась умеренной благодаря прохладе морского бриза, подхваченной им в холодных волнах Тихого океана. Ее комната медленно просыпалась в бледном утреннем свете, который пробивался сквозь неплотно задернутые шторы, разбрасывал свои лучи по полу и стенам и поглощал остатки ночи, освещая аккуратно разложенных в ряд спящих кукол. Непрерывный лай пса сеньоры Бараки, доносившийся с дальнего конца улицы, уже давно перешел в хриплую тональность, но упрямая собака, как обычно, продолжала исполнять свои однообразные звуковые этюды. В один прекрасный день он совсем потеряет голос, подумала Федерика, что вовсе недурно, — по крайней мере, он перестанет будить всех соседей. Однажды по дороге в школу она попыталась угостить его пирожным, но мама сказала, что лучше держаться от него подальше.

— Не стоит трогать его, ведь неизвестно, где он шлялся, — посоветовала та своей шестилетней дочери, удерживая ее на расстоянии от собаки. Хотя парадокс заключался в том, что этот пес никогда и нигде не шлялся. Федерика вдохнула сладковатый запах апельсиновых деревьев, которым был буквально пропитан воздух, и почти ощутила во рту вкус сочных оранжевых фруктов, важно восседавших на ветках, словно стеклянные шары на рождественской елке. Она отбросила одеяло и встала на колени на краю кровати, выглядывая сквозь занавеси в мир, который заметно изменился после вчерашнего захода солнца. Новый восход вызвал приятное ощущение в ее худеньком тельце и радостную улыбку на бледном лице. Сегодня ее отец возвращается домой после многомесячного путешествия.

Рамон Кампионе был настоящим гигантом во всех отношениях: не только из-за своего роста — он был выше шести футов, что являлось весьма значительным как для чилийца, так и для жителя Италии, откуда родом была его семья, — но и в силу своего воистину колоссального воображения, которое, подобно галактике, казалось бесконечным и полным неожиданностей. Странствия забрасывали Рамона в отдаленные уголки земли, где его вдохновляло все необычное и прекрасное. Он путешествовал, писал и снова отправлялся в путь. Семья была практически лишена возможности нормального общения с ним. Он никогда не оставался дома на такой срок, которого было бы достаточно для того, чтобы домочадцы могли полноценно ощутить все обаяние личности, стоявшей за написанными строками и волшебными фотографиями, которые он делал. В сознании своей дочери он был могущественнее самого Бога. Однажды она сказала падре Амадео, что Иисус был никем по сравнению с ее отцом, который мог сделать нечто значительно большее, чем превратить воду в вино.

— Мой отец может летать, — гордо сообщила она. Ее мать с извиняющейся улыбкой спокойно пояснила священнику, что Рамон опробовал в Швейцарии новое приспособление, позволяющее слетать с горы на лыжах. Падре Амадео понимающе кивнул, но чуть позже покачал головой, забеспокоившись, что девочка будет морально травмирована, если ее отец однажды упадет с того высокого пьедестала, на который она слепо его вознесла. Ей следовало бы переключить свою привязанность на Бога, благочестиво подумал он.

Федерика с нетерпением ожидала времени, когда можно будет вставать, но было еще слишком рано. Небо оставалось бледным и неподвижным, подобно подсвеченной поверхности огромной лагуны, и только лай пса и щебетание птиц нару шали тихую поступь рассвета. Прямо из спальни она могла наблюдать за океаном, простирающимся до серой дымки горизонта, где он плавно сливался с небесным сводом. Мать часто ходила с ней на пляж Калета Абарка, поскольку у них не было бассейна для плавания, где можно было бы охладиться от жары, хотя морская вода почти всегда оказывалась слишком холодной для купания. Иногда они отправлялись в маленькую приморскую деревушку, находившуюся в часе ходьбы вдоль берега, чтобы провести время с родителями отца, которые были владельцами чудесного летнего дома с тростниковой крышей, окруженного высокими пальмами и акациями. Федерика любила море. Отец однажды сказал ей, что это объясняется тем, что она родилась под знаком Рака, символом которого является водная стихия и краб. Однако к крабам она подобной привязанности вовсе не ощущала.

После долгого и томительного ожидания Федерика услышала шаги по ступеням, за которыми последовали звуки голоса ее младшего брата Энрике. Его звали Хэлом, как в шекспировском «Принце Генри». Это была идея Рамона, поскольку его жена, будучи англичанкой, тем не менее не интересовалась ни литературой, ни историей, если только это непосредственно не касалось ее.

— Дорогая, ты уже оделась! — удивленно воскликнула Элен, когда Федерика, перепрыгнув лестничную площадку, появилась в спальне Хэла, где мать одевала его.

— Сегодня папа возвращается домой! — пропела она, не в силах и секунды оставаться в покое.

— Да, это так, — подтвердила Элен, глубоко вздохнув, чтобы сдержать негодование, которое вызывал у нее вечно отсутствующий супруг. — Хэл, дорогой, постой спокойно хоть минутку, иначе я не смогу надеть на тебя туфельки.

— А он успеет приехать до обеда? — спросила Федерика, раздвигая шторы и позволяя теплым солнечным лучам ворваться в тускло освещенную комнату с такой стремительной скоростью, которая возможна только ранним утром.

— Самолет прилетает в десять, так что он должен успеть появиться дома до обеда, — терпеливо ответила мать. — А ты, моя прелесть, выглядишь просто красавчиком, — добавила она, мягко зачесывая щеткой назад черные волосы Хэла. Он мотал головой и визжал в знак протеста, а затем ловко соскочил с кровати и выбежал из комнаты.

— Я надела для него свое лучшее платье, — похвасталась Федерика, бодрым шагом следуя за матерью по ступеням.

— Вижу, — коротко ответила та.

— Сегодня я хочу помочь Лидии с обедом. Мы приготовим любимое блюдо папы.

— И что это будет?

— Пастель де чокло, а еще мы сделаем ему мереньйон де лукума — это будет пирог под девизом «Добро пожаловать домой», — сообщила Федерика, отбрасывая с плеч свои прямые светлые волосы, которые богатой россыпью заструились по ее спине. Затем она с помощью банданы убрала волосы со лба, благодаря чему, с учетом ее маленького роста, стала выглядеть еще младше, чем на шесть лет.

— Сегодня к нам приедет папа, — сказала Федерика Хэлу, помогая матери накрывать на стол.

— А он привезет мне подарок? — спросил Хэл, который в свои четыре года помнил отца только по подаркам, которые регулярно получал от него в день приезда.

— Конечно, дорогой. Он всегда привозит тебе подарки, — ответила Элен, ставя перед ним чашку холодного молока. — Сейчас Рождество, и у тебя будет много подарков.

Федерика наблюдала за тем, как Хэл запустил ложку в банку с порошковым шоколадом и высыпал ее содержимое в молоко. Затем она взяла из раковины тряпку, чтобы убрать шоколад, который не попал в чашку.

— Феде, круассаны готовы, и я уже чувствую, как они начинают подгорать, — сообщила Элен, закуривая сигарету. Озабоченно посмотрев на настенные часы, она прикусила нижнюю губу. Она понимала, что должна была бы привезти детей в аэропорт, чтобы встретить мужа как полагается. Но она не выдержит этого, ведь во время обратной поездки из аэропорта Сантьяго на побережье придется поддерживать разговор и делать вид, как будто все обстоит наилучшим образом. Нет, будет намного лучше дождаться его здесь, поскольку дом достаточно велик и позволяет в любой момент уединиться друг от друга. Глупо получилось, с горечью подумала она, но они очень давно потеряли друг друга в бесконечных пространствах, которые их разъединили. Далекие страны и выдуманные персонажи оказались для Рамона гораздо важнее, чем люди, окружавшие его в реальной жизни, люди, которые по-настоящему в нем нуждались. Элен пыталась что-то сделать, действительно пыталась, но сейчас она ощущала только внутреннюю опустошенность и усталость от постоянного пренебрежения собой.

Федерика намазала маслом круассан и, со смаком прихлебывая шоколад со льдом, одновременно продолжала болтать с братом с таким возбуждением, что даже ее голос изменил тональность на более высокую. Это дико раздражало и без того уже натянутые нервы матери, которая стояла у окна, пуская сигаретный дым в стекло и размышляя о том, что когда-то у них была любовь, и даже вспыхивавшая порой ненависть являлась ее выражением, но только в несколько ином облике. Теперь же Элен не испытывала к нему даже ненависти, что само по себе служило достаточным основанием для того, чтобы никуда не ехать. Сейчас она ощущала только равнодушие, что немного ее пугало. От этого ничего хорошего ждать не приходилось. Это было совершенно бесплодное чувство, настолько бесплодное, что его можно было сравнить разве что с холодным ликом луны.

Элен связывала свои жизненные планы с Чили, поскольку верила, как позже стала верить и ее дочь, что Рамон был Богом. Он действительно считался самым очаровательным и красивым мужчиной в Польперро. В то время в «Нэшэнэл Джиогрэфик» появилась его статья с фотографиями старых пещер — излюбленного пристанища контрабандистов, и разрушенных замков, которые в свое время показала ему Элен. Эти фотографии были выполнены в каком-то необычном свете, который, казалось, не имел отношения к природе. В них просматривалось нечто мистическое, но что именно, объяснить было невозможно. Каждое написанное им слово буквально пело в ее душе и оставалось в памяти еще долго после того, как она перевернула последнюю страницу. Сейчас она понимала, что имя этой магии — любовь, и она оставалась с ними первые шесть лет их совместной жизни, превращая самые простые вещи, даже такие, как заправка машины бензином, в волшебное переживание. Их занятия любовью ощущались как нечто выходящее далеко за рамки физической плоскости, и она верила, что это связано с той энергетикой, которая окружала его и принадлежала только ему. Когда все закончилось, она осознала, что их связь оборвалась, как электрический провод. Магия любви была общей для двоих и прекратилась, когда один из них ощутил, что чары развеялись. И когда они исчезли, то исчезли навсегда. Волшебство такого рода обладает мощной энергетикой, но, увы, оно слишком быстротечно. Вначале они вместе путешествовали в отдаленные уголки Китая, в безводные пустыни Египта и к восхитительным озерам Швеции. Когда она забеременела Федерикой, они вернулись, чтобы обосноваться в Чили. Тогда «магия» еще сопровождала их в этих краях, где кристально белые песчаные пляжи и пасторальная простота жизни очаровала ее душу. Но сейчас, в той пустоте, которую она остро ощущала в себе, осталось только эхо воспоминаний, потому что любовь, наполнявшая ее, исчезла навсегда. Она устала от притворства, устала обманывать себя. Она соскучилась по своей молодости, ассоциирующейся с холмами, покрытыми буйно цветущей зеленью, и это ощущение вызвало сильную дрожь в ее руках. Закурив очередную сигарету, Элен снова уставилась на часы.