Наталья Нестерова - Школа для толстушек

Сара и Дуня не подпускали щенков к своим мискам, рычали и показывали клыки. Но они всегда терпеливо ждали, когда в первую очередь насытятся Джери и Ева. Собаки! Не люди. Малыш повернулся к Ксюше:

– Циво уставилась? Дай лублик! – Он картавил и шепелявил.

– Где твои родители? – спросила Ксюша.

Девочка насторожилась. Она грубо схватила малыша за плечо, потянула в сторону и скомандовала остальным:

– Смываемся! Тетка нам зубы заговаривает, пока менты не нарисовались.

Дети ушли. После них остался мусор – фантики и окурки. Они и сами были мусором. Мелкими отходами человеческого общества, портящими картину ухоженного газона.

Куда ни кинь – везде клин. Чтобы приют открыть, надо перед чванливыми знамени гостями кланяться. А сами дети? Между Левой и беспризорниками пропасть больше, чем между волчонком и кутенком. Черт бы их всех подрал! Свалились на ее голову!

Ксюша не испытывала пронзительной материнской жалости к брошенным детям, как Поля, например. И не мудрствовала, подобно Ирине. Но Полина сердечность далее «возьми, детка, конфетку» не шла, а Ирина вовсе витала в теориях. Ксюша была человеком дела. Если что-то ее зацепило, то она землю взроет, но своего добьется. Отступиться на полпути, признать поражение, сойти с дистанции, не дожидаясь второго дыхания, для Ксюши так же болезненно, как для другого решиться на авантюру. Она могла сомневаться, отчаиваться, проклинать себя и весь белый свет, но реактивная воля несла ее к цели.

Она вернулась к киоску и купила новую партию сырков.

– Думаете, вы одна такая сердобольная? – укорила продавщица. – Мы их и подкармливаем, и одежонку приносим.

– А вы могли бы взять беспризорника на воспитание? – спросила Ксюша.

– Своих двое! – возмутилась продавщица. – Накорми да обстирай. И хочется, чтобы как у людей было – и компьютер, и ролики. На какие шиши?

– Конечно, понятно.

Ксюша убирала сдачу в кошелек. С удивлением подняла голову, потому что продавщица вдруг заговорила совсем иным голосом, почти мечтательно:

– Вот если девочку? У меня сыновья А дочку вырастить? В старости присмотрит. Ой, скажете тоже! – махнула рукой и обратилась к следующему покупателю: – Что вам?

Ксюша подходила к машине, когда ее локоть не крепко, но властно захватила чужая рука.

– Ксения Георгиевна, мне необходимо с вами поговорить.

Незнакомый мужчина, немолодой, с колючими глазами. Обнаглели! Прохода не дают! Ксюша резко выдернула руку:

– Бог подаст! А я не подаю! И нечего тут моросить, что вечный двигатель изобрели или что ребенок у вас при смерти лежит!

Он на секунду замешкался, потом усмехнулся:

– Я не проситель. Начальник службы безопасности фирмы Наветова, той самой, что раньше принадлежала вашему мужу. Здесь рядом тихое кафе, зайдем, – не приглашал, распоряжался. – Это в наших общих интересах.

– С высокой горки я на ваши интересы, – отрезала Ксюша.

Но она уже не вырывалась, когда ее локоть вновь был захвачен клещами.

В маленьком полутемном кафе Полковник отвел Ксюшу и дальний угол и отдал приказ официанту, не спросив, чего желает его спутница:

– Кофе!

Официант не служил в армии, но в его представлении «Кругом, марш!» произносилось тем же топом. Он попытался воспротивиться:

– Какой кофе желаете? Черный, со сливками, капуччино?

– Я сказал кофе! И включить музыку. – Теперь это было «Выполнять команду!».

– Вы генерал? – спросила Ксюша, глядя в спину поспешно удаляющегося оробевшего официанта.

– Полковник. Можете так меня и называть. Ксения Георгиевна, я не собираюсь ходить вокруг да около. Ваш муж жив, и вы знаете, где он находится. Не перебивайте, – остановил он готовую возразить Ксюшу. – Знаете! Он вас запугал, соблазнил, пообещал золотые горы – Красавчик с бабами, пардон, с женщинами обращаться умеет. Но если вы трезво взглянете на ситуацию, то поймете, что сейчас имеете синицу в руках, а обещан вам журавль в небе. Поймать голыми руками журавля в небе еще никому не удавалось. Мертвый Костик для вас лучше, чем живой. Согласны?

Ксюша не ответила, но Полковник верно истолковал ее молчание:

– Согласны. Перед вами человек, который уберет Красавчика без шуму и пыли. Мы с вами видимся первый и, к вашему же благу, последний раз. Вы называете мне место его схорона и продолжаете спокойно заниматься своими фондами.

Полковник рассчитал все правильно. Ксюшины визиты к бандюгам вызвали волнение, которое он улавливал, а Наветов – нет. Бандюгам Красавчик нужен живым. Наветову – мертвым. Но Кирилл Сергеевич будет три месяца крутить в голове шахматные этюды. Он трус и перестраховщик. Дал команду разрабатывать Ксению Самодурову, а потом пошел на попятную. Уже потеряли неделю. Пока Наветов грызет ногти, Костика вытащат наружу и так закроют, что с дивизией КГБ его не отобьешь. А у Полковника с Красавчиком свои счеты. Сейчас он действовал за спиной Наветова.

Он все рассчитал правильно. Кроме одной детали. Смерти Костику Ксюша не желала. Вот такая дура! Сама раньше чудом его не прикончила, ненавидела до дрожи в пальцах, в пьяном бреду тешилась, представляла, как муж в страшных муках корчится. А теперь не желала ему погибели!

– Не знаю я, где Костик, – ответила Ксюша. Полковник недоверчиво и грустно покачал головой:

– Вы не понимаете, во что ввязались, Ксения Георгиевна! Это же не детские забавы, не телевизионные страсти про бандитский Петербург или бригаду. – В его голосе звучала жалость. Но сострадать он не умел. И получалось как у живодера – отпиливает ногу и утешает: всего одну еще осталась отрезать. – Я допускаю, что вы, например, не боитесь смерти. Я тоже не боюсь. Сегодняшний день для кончины ничем не хуже и не лучше завтрашнего или вчерашнего. Ксения Георгиевна, вас не инсульт разобьет, не инфаркт прикончит, не машина собьет и не при пожаре погибнете. Вы сильная женщина, но вокруг вас слабые и любимые. Отравленные собаки вас ничему не научили? Ксюша резко подалась вперед:

– Вы знаете, кто убил моих собак? Наветов? Скажите! Я… своими руками…

Слезы брызнули из ее глаз. Не потекли, не заструились, а брызнули, точно из сорванного крана. Полковник протянул ей льняную салфетку. Отлично! Девушка почти готова. Он сам отдал приказ, а вчера выслушал доклад о его выполнении. Утром зашли через калитку со стороны леса, бросили отравленное мясо, собаки его съели. Потом сдохли – их хоронили.

Ксюша действительно была готова отдать Костика за того, кто убил верных и сильных, глупых и беспомощных – ее собак. Она зависла в точке, в моменте истины. Ее могло бросить в ту или другую сторону дуновение ветра, простая фраза, жест, восклицание. Полковник применил тяжелую артиллерию:

– Ваши чувства мне знакомы. У меня умерла собака, овчарка Найда, – говорил и думал, что его Найда особая, а если тетка разводит собак, торгует ими, то это бизнес, а не любовь. – Но, Ксения Георгиевну, кроме четвероногих питомцев есть еще люди. Мальчик Лева в Мытищах. Ваши друзья – милая женщина, которая хочет забеременеть, ее муж, хороший по большому счету человек, пара эмигрантов. Да что говорить, сами знаете.

Если бы в этот момент Полковник скомандовал «Встать, шагом марш!" и Ксюша пожелала выполнить приказ, она бы не сумела – ноги пропали, она их не чувствовала. Удар был слишком силен. Онемело не только тело, но и мозг. Оглушенной рыбой Ксюша разевала рот и не могла вымолвить ни слова.

– Ну? – впившись в нее глазами, продолжал пытку Полковник. – Где Костик? Где эта падаль?

«А Костик тоже человек. – Первая связная мысль заструилась в Ксюшинои голове. – Людьми не торгуются, даже негров освободили. При чем тут негры? Это он, Полковник, убил собак, или Наветов – одна шайка-лейка. Надо тянуть время. Из Санлюба всех немедленно услать, остаться одной с Костиком. Хрен вы его получите! Попробовать пошевелить ногами. Нормально, дергаются».

Полковник с большим неудовольствием наблюдал, как выброшенная на берег рыба начинает оживать и проявлять признаки амфибии. Высморкалась в салфетку, встала, присела и снова опустилась на стул. Может, напрасно он мысленно издевался над Наветовым, когда тот после разговора с Самодуровой швырял письменными приборами?

– Кто отравил собак? – ровным голосом спросила Ксюша.

– Тот же, кто угрожает вашей жизни. – Вы?

– Помилуйте! Я сейчас для вас милее, чем отец родной.

– А вот моего отца вы напрасно вспомнили. – Ксюша вынула из кошелька пятисотрублевую купюру, встала и швырнула деньги в лицо Полковнику. – Это за кофе. Знаете, за что я уважаю Найду?

За то, что она умерла – не стала жить с такой гнилью, как вы!

Полковник растерялся, Ксюша пошла к выходу.

Казалось бы, хватит на сегодня нервотрепки. Заехать на рынок, потом за Ириной – и домой. Не тут-то было. Позвонила по сотовому телефону Поля. Рыдает – с Джери плохо. Толком объяснить не может. Джери лежит и мелко дышит – все симптомы.

Ксюша, неопытный водитель, гнала машину, нарушая все правила дорожного движения и элементарного уважения к другим водителям. Она не огрызалась, высунувшись в окно, и заранее принимала все проклятия, что посылались в ее адрес.

МОПСЫ И СОЧУВСТВУЮЩИЕ

Ирине нравилось ходить на каблуках. Бетонные квадраты покрытия аллеи, ведущей к подъезду института, каждое утро звонким цокотом отзывались на ее шаги. Ирине казалось, что веселый перестук заряжает ее энергией. Сегодня она брела точно в кандалах, с трудом переставляя ноги и проклиная себя за то, что не обулась в туфли, которые Поля называла «прощай, молодость».

Войдя в кабинет, она сбросила босоножки, подошла к окну. Свежевымытый пол сквозь тонкие чулки приятно холодил ступни. Надо ходить босиком. Впитывать земные токи, как говорят шарлатаны-целители. На пятом этаже какие токи? Микротоки. Дел невпроворот, но все они – суета. Звонил, надрывался телефон, Ирина трубку не снимала.

– Вы пришли? – без стука ворвался Никита Юсупов. – Почему не отвечаете? Вас разыскивает секретарь директора. Говорит, договаривался с вами на десять. Уже половина одиннадцатого.

Ее ждали, чтобы обсудить кандидатуру на должность нового заведующего лабораторией. Ирина знала, что директор хочет посадить в кресло, которое она освободила, варяга из большой академии. Тому надо быстренько защитить докторскую, сняв сливки с многолетней работы лаборатории, и шагать дальше вверх по карьерной лестнице. Директор в лице варяга приобретал надежного сторонника и обладателя мощных связей. Личные и научные интересы сотрудников лаборатории отбрасывались далеко назад.

Ирина готовилась к этому разговору, но сейчас не испытывала и сотой доли того волнения, с каким проговаривала мысленно аргументы.

Она шла через проходную комнату, где сидели лаборанты, когда ее остановил окрик Юсупова.

– Ирина, стойте! Вы же босиком!

Он подскочил к ней с босоножками в руках. На глазах у изумленной публики присел, помог обуться. Ирина опиралась на его плечо молча и спокойно, словно Юсупов каждый день надевал ей хрустальные башмачки.

– Не переживайте, – уговаривал Никита. – Хотите, мы объявим голодовку?

– Интересная мысль, – кивнула Ирина и вышла из комнаты.

Группа мужчин в кабинете директора – его заместители, ученый секретарь, члены научного совета – стояли как на дипломатическом приеме в ожидании главной персоны. С появлением Ирины все расселись за большим столом. Секретарши внесли чай, кофе и печенье. Зажурчала светская беседа. Легкий анекдотец, свежая сплетня, изящный каламбур. Между делом, как о давно решенном, упомянули назначение варяга. И сам он присутствовал. Гладкий и лениво-утомленный в тридцать с небольшим, покровительственно улыбался, будто облагодетельствовал институт. Состарился и устал варяг на поприще интриг, коих был великий мастер. «Каждому из вас я знаю цену, – говорили его глаза. – Ох и надоели мне ваши крысиные бега. Но так и быть, держитесь меня, и перепадет вам с барского стола». Вслух подобного он не произнес бы под угрозой расстрела. В их среде не приняты крепкие выражения. Не говорят «вы лжете», а «грешите против истины»; не «поступаете подло», а «возможно, нарушаете моральные нормы»; не «гробите», а «заблуждаетесь»; не «воруете идею», а «руководите открытием»; не «убиваете ученого», а лишь «указываете на недостатки». Поэтому выступление Ирины вызвало шок.

– У вас есть собака? – неожиданно и не к месту спросила она варяга.

– Да, есть, – удивленно ответил он, – мопс.

– Мопс! – повторила Ирина, и название породы прозвучало так, словно она обозвала варяга презрительной кличкой.

Ирина встала, задвинула стул и оперлась руками на спинку.

– Считаю необходимым довести до вашего сведения следующее. В соответствии с нашей договоренностью, – кивок в сторону директора, – на сегодняшнем совещании планировалось обсуждение кандидатов на должность руководителя лаборатории, а никак не представление его руководству института. По моему глубокому убеждению, ваше назначение, – она назвала варяга по имени, – бесчестный и малодушный поступок, сделанный в угоду корыстным личным интересам. Иными словами, пощечина коллективу, который трудился слаженно и эффективно. Вы, – она едва не сказала «мопс», – ровным счетом ничего не значите в науке. Будь вы хоть трижды гениальным чиновником, но в молекулярной биологии вы – ноль. Ваши так называемые труды – беспомощный лепет. Они не тянут на курсовую работу третьекурсника. Написанное в соавторстве я, по понятным причинам, в расчет не принимаю, хотя список внушительный.