Наталья Штурм - Школа строгого режима, или Любовь цвета юности

– Не надо глубоко, я давлюсь, – прервала занятие Таня.

– Не-не-не отвлекайся! – стал заикаться парень. – Вот сейчас уже, сейчас, еще чуть-чуть, сильнее, ну сильнее же… да, вот, молодец…

Таня дико устала и ждала только, когда все закончится.

Наконец-то Мухаммед заверещал женским голосом: «О-о-о-о-о!!!» – и, схватив Таньку за голову, засунул пульсирующего Иван Иваныча глубоко в глотку.

Танька подавилась, слезы снова брызнули из глаз, она вывернулась из рук Мухаммеда и стала откашливаться.

Мухаммед не обращал на нее внимания, завершая процесс саморучно. Он уже разговаривал непонятно с кем:

– Да, да! Вот тебе! Вот так, о-о-о, кайф…

Бурно завершив процесс, он прошел в комнату, лег на диван и затих.

– Тук, тук, тук! – вдруг раздался игривый мужской голос в прихожей. – Можно войти?

Тане навстречу шел тот самый плотник, который высаживал дверь. Только он был уже свежекрасен и с инструментами. И от него разило.

– Хозяйка! Дверь будем восстанавливать? Или так поживете? – бодро спросил он, помусолив тремя пальцами «денег дайте».

– Будем, конечно, будем, – засуетилась Таня. – Но у меня даже рубля не наберется. Вы можете сегодня дверь поставить, а завтра я деньги привезу?

– Дамочка, утром деньги, вечером стулья, – продемонстрировал слесарь хорошее знание классики. И нагло рассмеялся.

Мухаммед вышел из комнаты и направился мимо плотника к дверям.

– Здесь работы – тьфу! На пять минут. Надел дверь на петли, и все.

Плотник обиделся:

– Вот и надень, раз такой умный. Понаехали тут всякие…

Танька испуганно замахала руками.

– Все, все, все, не надо ругаться, Мухаммед, поезжай, я сама решу все вопросы.

Мухаммед недовольно пробурчал: «Пьянь подзаборная», – и вышел на лестничную клетку. Танька пошла его проводить.

– Ты справишься одна? Уговоришь его? Или оставь дверь так, а завтра раздобудем деньги и починим. Хочешь?

Танька помотала головой.

– Нет, Магомедик, хозяева в любой момент могут приехать, представь, что будет? Они нас сразу выгонят, а я за три месяца вперед заплатила. Не волнуйся, я уговорю этого дядьку.

Мухаммед взял Таньку за мордочку и чмокнул в нос.

– Люблю тебя! Мое счастье! Ты ангел и мой смысл жизни!

Она долго смотрела ему вслед через лестничные пролеты, а он на каждом этаже задирал голову вверх и посылал ей забавные воздушные поцелуйчики.

Плотник терпеливо ждал хозяйку.

– Дамочка, сломать проще, чем построить. Здесь очень много работы. Полное снятие старого покрытия с дверного полотна и короба до дерева; удаление трещин и выбоин; шлифовка дерева, шпаклевка, покраска двери, замена замка и регулировка дверной фурнитуры. Дай бог за неделю управиться! Так что вы не слушайте паренька, было бы так просто – каждый смог бы плотничать.

Таня была в замешательстве. С одной стороны, дверь надо обязательно ставить. Нет двери – нет квартиры. А с другой – где взять деньги?

– Сегодня я никак не смогу дать вам денег, может, мы все-таки сможем как-то договориться? – заныла Танька, взяв плотника за грязный рукав спецовки.

Плотник хихикнул, обнажив частичное отсутствие зубов.

– А этот чернявый твой парень?

– Да, это мой жених, – с достоинством ответила Татьяна.

– Небось, уже кувыркаетесь вовсю? – снова осклабился дядька.

– Мне не нравятся ваши вопросы, – честно ответила девочка. Как мама учила.

– Вопросы не нравятся, а кувыркаться нравится, – уточнил столяр. – Короче, хочешь – можем договориться. Поставлю я тебе дверь, так уже и быть. Но ты за это ножки раздвинешь, сделаешь мне приятно. И денег за ремонт я с тебя не возьму.

Танька выкатила глаза и завопила:

– Сбрендил что ли, дядя?! Да я в милицию сейчас заявлю!

– Пойди заяви, – одобрил плотник, – а я пока позвоню хозяйке квартиры. Здесь же Ольга Лукинична проживает? Вот сейчас прямо позвоню и доложу ей, что в ее квартире происходит.

Таня совсем растерялась. Хозяйка не должна ничего знать, иначе их выгонят и снова придется искать место для встреч, а денег больше нет.

– Я девственница, – гордо сказала девочка. – Может, как-нибудь по-другому договоримся?

– Ну что ж, можно и по-другому, – согласился плотник.

Он снял тулуп и начал расстегивать штаны.

– Нет-нет, только не это! – взмолилась Таня.

– Давай, будь хорошей девочкой, – и он притянул Таньку за шею.

Танька отпрянула с отвращением.

– Я вас ненавижу… Сходите хотя бы в ванную, от вас воняет.

Слесарь послушно направился в ванную, приговаривая:

– В ванную – это я могу, это я мигом, девочка, не плачь, красавица, любишь кататься – люби и саночки возить…

Танька поплакала, поплакала, да смирилась. Один – по любви, другой – по нужде. Все равно никто не узнает, а узнает – не поверит. Что же делать, если так случилось.

Слесарь как будто прочел ее мысли:

– Не плачь, дочка, рот прополощешь – и как ничего и не было. Что поделаешь, такова жизнь. Ну, подь сюды… Сидай на ванну…

Танька зажмурила глаза и представила, что это не она…

Через час дверь была водружена на старое место. Для этого понадобилось всего-то десять минут… Правда, сломанный замок пришлось вынуть.

«Мерзость какая, гад, – думала Таня, трясясь в автобусе по дороге домой. – Еще и кофточку запачкал, урод».

На следующий день она снова приехала в Бирюлево и вызвала плотника.

– Понравилось, дочка? – криво ухмыльнулся рабочий, открывая незапертую дверь, – еще хочешь?

– Замок поменяйте на новый, – уверенно скомандовала Таня.

– Сначала в ванную сходим, потом замок поменяю, так уж и быть, – расщедрился плотник.

Таня нехорошо посмотрела на дядю.

– Вы мне сейчас замок поставите и еще спасибо скажете. Иначе я немедленно пойду в милицию и заявлю об изнасиловании. Я несовершеннолетняя, и вас, дядя, посо́дют, выражаясь вашим языком.

У Тани была врожденная грамотность, русский язык она знала блестяще, поэтому презирала тех, кто неграмотно изъяснялся. Мама очень гордилась Таниными пятерками по русскому.

– Ха-ха, и кто тебе поверит, маленькая шлюшка! Не докажешь! – обозлился плотник.

– А вот тут вы ошибаетесь, дяденька. Следы вашей «страсти» остались на моей кофте. Любая экспертиза подтвердит, что это ваше! Тьфу, извращенец!

Могла ли наша скромная Танюха предположить, что через несколько лет ее идею нагло сворует гражданка США Моника Левински…

Плотник, изрыгая мат и проклятия, поставил новый замок.

– Кофту отдай, стерва, – сквозь зубы процедил он.

– Ага, щас! Она мне пригодится как вещественное доказательство. Вдруг ваши услуги еще понадобятся.

Плотник быстро ретировался и, как Таня узнала позже, в тот же день уволился.

Десятый «Б» расцвел романами.

Настя влюбилась в Бориса, а Борис – в Настю. После уроков они молча выходили из школы, брались за руки и шли гулять на Цветной бульвар. Словно два хороших стихотворения соединились в одну поэму. Соединились так органично, что все согласно закивали – да, они пара.

Борис нравился Насте с первого дня, с той самой линейки возле школы, где мы обсуждали похороны Высоцкого. А Настя понравилась Борису после скандальной истории в квартире деда. Борис был талантливым, образованным и элегантно-умным. То есть не стремился никого подавлять своими знаниями и интеллектом. Сам по себе, но друг незаменимый. Каждый из них был самостоятельной личностью и не навязывал свое мировоззрение и стиль поведения. Борис уважал Настину смелость, фантазию и эмоциональность. А Настя мирилась с чудаковатостью и милой рассеянностью парня. Видимо, Борис был гениален, но мы трактовали это по-своему и хихикали, что у него «не все дома».

Настя никому не рассказывала об их отношениях. Мы даже не знали, о чем они разговаривали. Но видно было – эти две талантливые личности находились в своей тональности, пели в унисон и не фальшивили. Поэтому им не нужны были ни настройщики, ни дирижеры.

Удивительно было наблюдать, как интеллигентно они общались. Ни жестом, ни словом не подчеркивали на публике свою принадлежность друг другу. Только Настя стала женственнее и мягче. А у Бориса исчезла ехидная улыбочка.

– Со стороны вы похожи на семейную пару, которая прожила вместе много лет. И счастливы, как в первый день.

Я это сказала просто так – Настя не спрашивала. Очень приятно видеть гармоничную пару двух достойных людей.

А Вика влюбилась в режиссера-сценариста. Он был старше, звали его Алексей, и он был женат. Жена тихо пила, Алексей жалел ее, не оставлял. Лишь компенсировал неудобство адюльтерами. Но Вика не претендовала на место жены – она ждала своих главных ролей. А разве жена – главная роль? Режиссер сам решает, у кого главная роль. Вика и не трепыхалась.

Ей повезло – режиссер сразу прочел ее женскую сущность, и они подошли друг другу, как детали конструктора. Режиссер дарил ей заботу и обещания роли, беря взамен энергию молодости и головокружительные эмоции. Что-то в ней было от Мэрилин Монро – то ли беззащитная сексуальность, то ли неприкрытая чувственность. Вика умело использовала опыт, приобретенный с многочисленными ухажерами. Она умела поманить, заинтриговать, свести с ума и так же легко бросить, не терзаясь угрызениями совести. Все парни ее обожали, и стоило ей появиться в компании – тут же вокруг нее образовывался мужской кружок.

Алексей ревновал, обижался, нервно уезжал, но тут же садился писать сценарий для своей Бусинки. Так он ее прозвал. Вика звонила, они мирились, какое-то время она затихала, притворяясь милым котенком, но потом стервозная натура брала верх, и они снова ссорились.

Однажды я взялась их помирить и пригласила Алексея к себе в гости. Вика приехала ко мне пораньше. Мы готовили для него сюрприз.

Алексей примчался так быстро, как автобусы не ездят. Может, он бежал или даже летел на крыльях любви. Когда я открыла дверь, он так нетерпеливо заглядывал мне за плечо, что даже обидно стало – мог бы и повежливее с хозяйкой…

Жаль, что я не режиссер. Ярким эпизодом отпечаталась картинка, как влюбленный мужчина не может попасть ногой в тапок с третьего захода – нервы сдают. Вешает пальто мимо крючка, суетится вокруг себя, хлопочет лицом и кидает жалобные взоры на закрытую дверь комнаты.

– Там она, там, – пожалела я влюбленного режиссера. – Тоже переживает…

Его лицо вмиг осветилось тысячей лампочек восторга. Он чмокнул меня вслепую. Как посредника. И мне стало грустно.

А где моя любовь?

Мне нравился один мальчик по имени Женька, из девятого «Б». Но виделись мы только на переменах. Связи никакой. Только после уроков. И у них своя компания, а у нашего класса своя. Эх, без посредников, видать, и мне не обойтись…

В начале года в наш класс на литературное отделение был зачислен башковитый парень по фамилии Горный. Звали его Марк, он был пасынок одного знаменитого писателя. Парень быстро освоился среди творческого костяка и занял вакантную нишу «поэта». Конечно, талантливого и всесторонне образованного.

Ко мне Марк сразу проникся той дружеской симпатией, когда не важен пол, важно абсолютное понимание друг друга. Тончайший юмор, развитие любой темы в интересный диалог, когда чувствуешь, что растешь, а не тормозишь. У нас были потрясающие обсуждения Достоевского. Особенно полюбился Марку персонаж Свидригайлова, которому он незамедлительно посвятил поэму. Основная мысль этого творения была неординарная трактовка образа Свидригайлова. Марк называл его «порядочным человеком», «героем времен» и объяснял свою точку зрения весьма убедительно.

– Понимаешь, человек, который не скрывает мерзостности натуры, – уже особенный человек. Он не лицемер, он циник, но сознательный циник. Да, он разочарован в жизни и в людях. «Жить очень скучно», – говорит он. И вечность для него – «закоптелая банька с пауками». Но ведь, обрати внимание, именно в него влюбляются женщины! Почему? Потому что злая сила обаятельна! Понимаешь? Раскольников – «тварь дрожащая», ни на что не способная, кроме как зарубить старушку, а потом терзаться угрызениями совести. Именно Свидригайлов герой!

– Подожди, но ведь Свидригайлов в конце романа стреляется? – возразила я.

– А зачем ему эта жизнь? Он прошел все уровни «забав и развлечений», ему неинтересно дальше жить. Он знает всему цену, никому не верит и глубоко всех презирает. Лично мне он симпатичен. Просто он намного опередил время. Он – герой будущего времени, – засмеялся Марк.