Доктор Нонна - Шлемазл

Она закурила. Нинель всегда вставляла сигарету в мундштук, и в этом была некая возбуждающая изысканность. Да и мундштук из слоновой кости, инкрустированный бриллиантами, обращал на себя внимание. Ее тонкие пальцы нервно подрагивали. Она оперлась на локоть и продолжила:

– Три дня назад меня вызвали в полицию и сказали, что я вместе со следователем должна лететь на опознание в Амстердам, в этот музей. Представляешь… – Нинель покраснела.

Эдику было неприятно об этом слушать. Он поднял свою возлюбленную на руки и понес в стеклянное джакузи. Ванна была наполнена водой с ароматическими маслами.

– Не думай сейчас об этом, милая.

Тонкое, но очень женственное тело Нинель блаженствовало в водяных пузырьках.

– Об этом мы подумаем завтра, как Скарлетт О’Хара? Да?

– Да. Завтра в десять утра у меня самолет в Москву.

– Всегда, когда у меня в жизни трудности, я остаюсь одна. Я уже говорила себе, что это просто еще одно испытание. – Нинель тяжело вздохнула. – А теперь объясни мне, пожалуйста, только откровенно, почему ты, богатый и весьма красивый молодой мужчина, польстился на меня. Ведь я старше… – Она попыталась придать голосу правдивости. – Хоть и не намного. Отнеси меня обратно, мне надоела вода.

Подхватив роскошную женщину, Эд отнес ее на кровать.

– Нинель, – Эдуард привстал, дотянулся до висящих на стуле брюк и достал из портмоне несколько фотографий, – вот смотри. Это моя покойная жена, это дочка.

Небрежно взяв фотографии, Нинель собралась покритиковать неведомую ей бывшую жену мужчины, с которым у нее только что был великолепный секс… И тут же уронила их.

– Но это, это же я!

– Вот именно. – Эдуард собрал с одеяла фотографии. – Как-то странно связала нас судьба. А как тебе моя дочурка?

Не сдерживая любопытства, Нинель выхватила из рук Эда фотографии.

– Дай-ка повнимательнее посмотрю. Изумительная. Красивенькая. Только почему у нее носик великоват? В кого?

– В меня. – Эд потрогал тонкий шрам на носу. – Я тебе сейчас расскажу…

И два часа, то и дело подливая себе коньяк, Эдаурд рассказывал историю своей жизни.

Утром он летел в Москву. В его портфеле лежали фотография Жанет и ее паспортные данные.

Няня Ксения все-таки вышла замуж за Сергея. Путь к паспорту любимого мужчины она нашла просто – демонстративно не ела то, что он готовил, и не допускала в свою постель. Сергей выдержал три месяца и сдался.

Теперь эта не очень молодая супружеская пара усиленно опекала Эдит. Девочка пошла в школу. Смешливая, забавная, хорошенькая, она нравилась учителям и одноклассникам. Проблем, которые были в школе у ее отца, Эдит не знала.

Марк, получив от Эдика информацию о Нинель, перестал бояться и начал снова выходить из дома. По ночам он пропадал у своих друзей и в клубах, но к утру всегда возвращался.

Желая помочь Нинель, Эд решил найти Жанет и отдал фотографии девушки в частное детективное агентство.

Времени катастрофически не хватало. Работы было невпроворот, надо было слетать в Китай к Мао Тену, подписать договоры в Польше, Румынии, Греции, рассчитать заказы на товар, предусмотреть побочные расходы, необходимо было расширить производство. Домой Эдик приходил измотанным и сразу проваливался в сон. Утром его будила Эдит. Она не могла дождаться минуты, когда можно будет поделиться с папой последними школьными новостями, забиралась к нему на кровать и болтала, болтала. Эдик слушал дочь, поддакивал и дремал.

Марк обычно спал до десяти часов, затем уезжал в офис, а вечером к друзьям. Стало понятно, что у него новый роман.

Эдик с Марком практически не встречался, даже Диму он видел чаще – пересекался с ним по вопросам бизнеса то в Польше, то в Америке, то в России. Они часто болтали до утра в какой-нибудь гостинице, а утром уезжали каждый по своим делам.

Наличие троих детей требовало от Димы полной самоотдачи. Ему было тяжело неделями отсутствовать дома, но бизнес не оставлял ему выбора.

На этой неделе Эдик должен был лететь в Париж. Нинель по телефону ничего не сказала о своей поездке в Амстердам, но он интуитивно понял, что она добралась до коллекции.

Был редкий зимний день, когда в Москве светило солнце и одновременно падал снег. Эдик с детства любил снег, ему нравились его скрытая упругость и внешняя мягкость, он восхищался формой снежинок, тихо ложащихся на пальто. Вот и сейчас, когда он вышел на балкон, на рукав его халата приземлилось несколько больших снежинок. «Это к удаче!» – подумал он и пошел в душ.

Тишину разорвал телефонный звонок. Звонил частный детектив, нанятый для поисков Жанет.

– У меня есть новости, – квакающим голосом сообщил он. – Можете приехать к обеду в «Бочку»?

Сыщик сидел на втором этаже пивного бара, расстегнув воротник рубашки и приспустив галстук, и жадно ел борщ с пампушками. Эдик сглотнул голодную слюну, но есть в присутствии неприятного человека ему не хотелось. Подошедшему официанту он заказал сто граммов водки.

Официант исчез. Эдик молча сел за стол, в напряженном ожидании глядя на детектива Павла Семеновича. Это был человек средних лет, с заметной лысиной, его большая голова была посажена на короткую бычью шею, глаза-бусинки постоянно бегали, а вечно влажные пальцы свидетельствовали о нервозности. Прежде чем подать руку, сыщик тер ладони, но они все равно оставались влажными.

– Год назад, – медленно начал говорить он, – был «висяк» с иностранцем. По данным дела, которое я посмотрел, это в Москве единственный нераскрытый случай. Тот человек объезжал все наркологические клиники. Менты даже установили за ним наружное наблюдение, думали, что он или торгует наркотой, или ищет среди наркош доноров на органы для трансплантации.

Потом его нашли мертвым в «Ноевом ковчеге». Это бар с очень плохой репутацией. Среди наркоманов была задержана одна иностранка – Жанет Поль, та еще шлюха. Фамилия у нее была не такая, как у убитого. Вы сказали, что это его дочь? Странно. Больше о Жанет ничего не известно, пропала. Либо зависла у знакомых, либо ее пришили по-тихому.

Последняя фраза, прозвучавшая равнодушно и цинично, покоробила Эда. Он воздержался от комментариев, но тон стал еще суше.

– Есть надежда узнать еще что-нибудь?

– Сначала давайте деньги, – неприятно осклабился Павел Семенович. – Разговоры потом.

– Сколько? – продолжать беседу Эдику не хотелось.

– Пять штук президентов.

– Павел Семенович, – Эдик залпом выпил водку и встал, – если вы имеете в виду стодолларовые купюры, то на них изображен не президент, а гениальный физик Франклин. Это я для расширения вашей эрудиции.

Отсчитав доллары, Эдик попрощался, не пожимая руки детективу – тот вызывал у него отвращение и окончательно испортил настроение и аппетит.

В парижском отеле, в номере с растопленным камином, Эдик гладил руку Нинель, а она курила и рассказывала.

– Я когда увидела эту коллекцию… В голове какого шизофреника могла возникнуть идея собирать фаллосы трупов?! Я обошла эту «экспозицию» три раза, пока нашла… Меня мутило и знобило. Думаю, вряд ли женщина вообще может узнать своего мужа после смерти по первичным половым признакам, но у моего супруга была анатомическая особенность. Извини, что делюсь с тобой такими подробностями… Орган извлекли из коллекции и отдали на генетическую экспертизу. Эдик, это его фаллос… Он был удален у мертвого тела. Ты знаешь, что я сделала? Выкупила его и через неделю захоронила в могиле мужа.

Нинель замолчала.

– Мое опознание не поможет найти убийцу. Правда, плюсы есть: я могу получить наследство, с меня сняли все подозрения, и запрет на выезд больше не действует.

Теперь наступила очередь Эдика рассказывать:

– Твоего мужа убили в наркопритоне. Есть в Москве такой ночной бар «Ноев ковчег», где собираются исключительно наркоманы. Там была задержана вместе с другими подозреваемыми и ваша Жанет. Когда ее выпустили за отсутствием улик, она исчезла. Не знаю, стоит ли тебе это знать, но мой брат, как я его теперь называю, и, кстати, твой дальний родственник, сын моей жены Бэллы, Марк, и есть тот патологоанатом, который собрал коллекцию фаллосов. Он гей. Но он не убивал твоего мужа и вообще не имеет к этому никакого отношения.

Баронесса Шумова встала с кресла, нагнулась, взяла небольшое полено, положили в камин. Она долго молчала. Стояла и смотрела на языки пламени, играющие друг с другом. Наконец, она повернулась к Эдику.

– Я хочу побыть одна. Не обижайся. Поеду домой. Не провожай меня!

Она поцеловала любовника и быстро вышла из отеля. Растерянный Эдик остался сидеть у камина. Он еще ощущал тепло поцелуя Нинель, но ему казалось, что эта женщина навсегда оставила его.

Утром Эда разбудил звонок сотового телефона, звонила Нинель.

– Я полечу с тобой в Москву. Хочу найти эту паршивку, свою дочь.

– Очень рад. Сейчас закажу тебе билет.

В Москве Нинель поселилась в «Ритце». Эдик думал, что покажет любимой удивительный своими контрастами мегаполис, сводит в Большой театр, приведет в собор Василия Блаженного и в храм Христа Спасителя. Но виделись они не каждый день. Чем занималась, с кем встречалась Нинель, кто был ее гидом и переводчиком, Эдик не знал, но догадывался, что она начала собственное расследование обстоятельств гибели мужа.

Через три дня Эдику все-таки удалось уговорить возлюбленную приехать к нему домой.

Баронесса была приятно поражена выдержанным стилем его особняка. Из прессы она знала, кто такие новые русские. Ни для кого не было секретом, что отсутствие вкуса, китч, любовь к золоту, неумение подбирать цвета и патологическая тяга к роскошным вещам создали им дурную репутацию далеко за пределами России.

Она с восхищением осматривала дом, а Эдик показывал ей одну за другой комнаты. У очередной двери он остановился.

– Это детская моей малышки. Я показывал тебе ее фотографии, а сейчас вас познакомлю.

Он постучал и открыл дверь. Девочка сидела за письменным столом, играла за компьютером. Ксения сидела рядом, тихо смотрела телевизор.

– Привет, роднуля, – негромко поздоровался Эдик.

– Ой, папуля пришел. – Эдит медленно повернулась, не желая отрываться от игры.

– Это Нинель. Познакомьтесь.

Девочка вгляделась в Нинель, побледнела и потеряла сознание. Ксения перепугалась, подхватила Эдит на руки. У Эдика сработал инстинкт врача, он стал хлопать дочь по щекам, проверил пульс, глаза.

– Папа, это мамочка вернулась? – спросила Эдит, когда очнулась.

– Нет, солнышко. Просто Нинель очень похожа на маму, она ее родственница.

«Какой же я болван! Не подготовил ребенка», – корил себя Эдик.

Эдит весь вечер была вялая и ко всему безразличная. К Нинель она не подходила, отказалась от ужина и рано пошла спать.

– Покажи мне семейные фотографии, – попросила Нинель. – Мне интересно сравнить их со своими.

Она долго разглядывала снимки, а потом спросила:

– Тебе всегда нравятся женщины старше тебя?

– Если честно, да. С девчонками мне неинтересно, да они и видят во мне только кошелек.

Взяв руку Нинель, он поцеловал ее пальцы.

Приехал Марк. Он весь вечер подавал еду, веселил всех и тоже не спускал глаз с Нинель. Он понимал, что это, конечно, не его мама, но ему так хотелось быть рядом с ней, хотя он чувствовал ее холодность.

Нинель смотрела на Марка настороженно и слегка брезгливо.

– Я, пожалуй, поеду в гостиницу, – сказала она после ужина.

– Побудь со мной еще немного, любимая, – несмело попросил Эдик.

– Я очень устала.

Они поцеловались, и Эдик долго не отпускал ее из своих объятий, пока не зазвенел телефон Нинель.

– Да, да, – быстро проговорила она в трубку. – Еду.

До своей машины она почти бежала.

Когда Эдик вернулся в столовую, Марка там уже не было. Эдик, привыкший к его ночной жизни, не волновался. Он зашел к дочери, пощупал пульс и пристроился с книгой на диванчике. Ксения тут же ушла спать, но дверь в свою комнату не закрыла, чтобы услышать, если ее позовет Эдит.

А Марк поехал за машиной, которая увезла гостью, он решил проследить за Нинель.

Огромный белый медлительный лимузин направлялся явно не к отелю. Он остановился у бара «Крот». Марк знал это место, некоторые из его друзей захаживали сюда. Здесь всегда можно было купить таблетки экстази или что-нибудь посильнее. Конечно, если тебя здесь знали.

Нинель разительно отличалась от этой публики и возрастом, и одеждой. Марк хотел перехватить ее и не пустить в грязное место, но не успел.

Нинель, заметив дочь, рванулась в толпу танцующей молодежи.

– Жанет, Жанет! – крикнула она.

К ней повернулась девушка, бритая наголо. На ней были грязные джинсы в обтяжку и короткая выгоревшая майка. Громила, обнимающий ее за талию, резко повернулся и крикнул, обращаясь к Жанет: